Бабы разахались. Но высокий чернобородый снова цыкнул на них:
— Цыц, дуры! Чего раскудахтались? Он, может, хотел сделать как лучше. Говорил нам заезжий ветринар, чтоб такие кормушки делать. У меня так оно и сделано.
Марья удивленно взглянула на него.
— И не за что его бить, — продолжал чернобородый: — расспросить его надо — как и что. Ты б мужику своему сказала.
— Ребята у нас ноне пошли, — сказала одна из баб: — до всего доходчивы.
— Ему скажешь, — махнула рукой Марья. — Он послушает, как же.
После слов чернобородого, хозяйственного и дельного мужика, которого уважала вся деревня, настроение резко изменилось в пользу Петьки.
— Может, и хорошо надумал Петька сделать, — говорила сама себе Марья, направляясь к избе: — только получит он за это… Ох, как получит!
III. СВИНАЯ БАНЯ
Митькина мать в воскресенье, надев свою лучшую юбку и платочек в больших красных цветах, ушла к соседке, наказав Митьке хорошенько смотреть за сестрами.
Митька, усадив всю тройку на дворе, там, где было больше травы, пошел к плетню и стал выглядывать Петьку.
Проходившие мимо мальчишки звали его поиграть в городки, но он только отмахивался: не до вас, мол, дела есть.
Петька не заставил себя долго ждать. Чисто вымытый и принаряженный, он показался из-за угла.
Не обращая внимания на копошившихся в траве девчонок, оба мальчика прошли в избу, вынесли оттуда корыто и наполнили его водой.
Потом Петька вынул из-за пазухи две лошадиные скребницы, а Митька притащил из сеней лопату.
Засучив штаны, они прошли в хлев, где в куче навоза блаженно развалилась черная, вся облепленная застывшими корочками грязи свинья и рядом с ней четверо поросят. У тех розовая кожа местами проглядывала сквозь грязные пласты.
Петька, упершись руками и ногами в грузную тушу, попытался сдвинуть ее с места.
Свинья угрожающе захрюкала, приподняла морду, пошевелила розовым пятачком и снова разлеглась в навозе.
— Придется из-под нее выгребать, — сказал Митька. — Там у забора еще одна лопата. Да захвати ведро.
Петька принес ведро и лопату, и оба принялись выгребать из-под свиньи навозную кучу.
Куски навоза и вонючая жидкость летели во все стороны и покрывали воскресные рубашки и чистые лица мальчиков.
Свинья подняла отчаянный крик, а когда лопаты бесцеремонно заерзали об ее бока, встала и переваливаясь пошла из хлева. Поросята, повизгивая, побежали за ней, стараясь не отставать от ее теплых боков.
Свинья подошла к яблоне, потыкала мордой в землю и, найдя что-то подходящее, с треском разгрызла его. Потом разлеглась под деревом, а поросята, как подушечки, поместились между ее ногами.
Ведро наполнялось быстро. Мальчики относили его к огороду и там сваливали навоз в одну большую кучу.
Кое-как хлев был вычищен, но лица мальчиков, их платья и волосы были покрыты грязью.
Надо было спешить и, посмеявшись над своим видом, они принялись за самое главное.
Петька отважно подошел к свинье и, вытащив одного поросенка, отнес его к корыту.
Митька взял скребницу. Поросенок, коснувшись холодной воды, отчаянно завизжал, а свинья, угрожающе хрюкнув, встала и подошла к корыту.
Петька держал поросенка за все четыре копытца, а Митька возил мокрой скребницей по его телу.
Поросенок визжал так, как будто его резали, свинья хрюкала и толкалась мордой о корыто и о Петькины ноги.
Девчонки, увлеченные происходившим, сначала храбро подошли к мальчикам, но затем, испугавшись, отчаянно заревели.
Наконец поросенок был вымыт. Розовый, чистенький, он бегал по двору, все время отряхиваясь, и тоненько, жалобно повизгивал.
Остальные поросята тоже подверглись мойке, но когда дело дошло до самой мамаши, она решительно запротестовала.
С хрюканьем, переходившим в какой-то вой, она бегала по двору, задрав толстенький и коротенький хвостик, и пыталась спастись от угрожавшего ей позора.
Митька несся за ней, потрясая скребницей, а Петька широко расставлял ноги.
Митька уже загонял ее в угол, но, полная дикого ужаса, она прорвалась под ноги Петьки, сбросила его на землю и понеслась к калитке.
Как резвая молодая козочка она перенеслась через загородку и помчалась по улице.
Растерянные чумазые лица глянули друг на друга округлившимися от ужаса глазами.
*
Свинью пришлось проискать до вечера. Ее нашли в какой-то яме возле реки, где она забилась в самый угол и лежала там, тяжело дыша. Ее бока вздувались и опадали, как кузнечные меха.
Митька накинул ей на шею веревку. Провозясь больше часу, мальчики вытащили животное из ямы и потащили на веревке, останавливаясь на каждом шагу и закрепляя завоеванную позицию.
Митьке влетело здорово.
IV. ПЕТЬКИНО ГОРЕ
Осенние дни не заставили себя долго ждать. Пришли ветры, холодные и резкие, нагнали тяжелые свинцовые облака. Полили дожди, мелкие, нудные, бесконечные дожди. С раннего утра и до позднего вечера серой стеной шли они, сбивая желтеющие листья и разливаясь широкими мутными потоками по немощеным улицам.
В школе начались занятия. Петька снова вступил в трудную борьбу с отцом за право аккуратно посещать школу.
Хозяйство Потаповых немного улучшилось, и отец, находясь в хорошем настроении, в первое время ничего не говорил против школы.
Петька, довольный, ходил в школу каждый день и старался подогнать других учеников.
Вечерами к нему, шлепая по размытым улицам, приходил Митька и, усаживаясь за стол, выводил неуверенной рукой свои каракули.
Петька уже вот-вот догонял ребят, но вдруг у Потаповых заболела лошадь, и Потапов сразу помрачнел.
Он отодрал Петьку за уши, запрятал его книги и тетради и строго-настрого запретил ему ходить в школу.
Петька, решив, что это дело двух-трех дней, терпеливо ждал, когда отец переложит гнев на милость. Но отец становился все мрачнее, и школьная скамья напрасно ждала Петьку.
Петька приуныл не на шутку.
Как раз к этому времени один из деревенских комсомольцев передал ему пакет, в котором Петька нашел письмо и несколько книг. К счастью, ни отца ни матери не было дома, а шестилетняя сестренка была занята своей тряпичной куклой.
Петька запрятал свои сокровища в сарай и с нетерпением стал поджидать Митьку.
Митька, заваленный работой, не показывался два дня, а на третий день Петька, не вытерпев и решив плюнуть на угрозы отца, пошел к приятелю.
Еще издали он услыхал тюканье топора, а подойдя ближе, увидел Митьку, заносящего над головой топор, воткнутый в корявый обрубок.
— Здорово!
— Здорово!
— Ты што не приходил?
— Делов много.
— Прислали, слышь.
— Ну-у?
— Да, и книг и письмо.
Митька не переставал тюкать топором.
— Принес?
— А то как же.
— Знаешь што? Я буду рубить, а ты читай. Мамка услышит, что работаю, и не выйдет.
Под размеренные удары топора и треск раскалывающихся дров Петька читал письмо:
„Теперь расскажите нам, как ваши дела, ребята? Сделали ли вы что-нибудь по хозяйству? Читаете ли вы книжки, которые мы вам дали? Летом мы, наверно, снова приедем в ваши места“.
— Это здорово!
Петька продолжал:
„Как дела со школой? Мы очень боимся, что вы еще-плохо читаете и потому не можете как следует разобрать то, что написано в книжках“.
— Как будто знают, черти, что мы тут наворотили!
„Старайтесь уговориться с родителями, чтобы пускали в школу. Надо хорошо читать, писать и считать для вашей работы“.
— И считать, да. А то вон мы просчитались и кормушку всю испоганили.
„До свиданья, ребята. Пишите нам, как ваши дела. Мы будем очень рады получить от вас письмо. Пионеры отряда имени Калинина“.
