Почти десять минут прошли в молчании, пока я рассматривала этого человека, но вот он медленно повернул ко мне голову, сделал неопределенный жест, и мне показалось, что я ему не нравлюсь. Он смотрел на меня, в его глазах было странное выражение, среднее между страхом и удивлением, похоже, он принял меня за кого-то другого. Тут незнакомец поднялся и сделал жест рукой, протягивая мне раскрытую ладонь.

— Подождите здесь секунду, пожалуйста.

Меня не удивило, что он был иностранцем, скорее всего, немцем, судя по особенной манере произносить букву «р» и закрытое «уэ», этот акцент я очень хорошо знала. Он сделал пару шагов по направлению к двери, прежде чем остановиться, потому что там была она… Это была я сама, через двадцать лет. Пока я смотрела на нее, я почувствовала, что мое сердце забилось быстрее, а глаза обожгло. Она не очень изменилась: волосы все еще были черными, а тело сохранило приблизительно прежние объемы, точнее, представляло собой нечто среднее между стройностью и пышностью, представляя лучший признак ее возраста. На ней была белая рубашка с короткими рукавами, очень легкие брюки того же цвета с резинкой на поясе, руки в карманах, лоб украшала диадема. Она была очень загорелой, кожа вокруг глаз и губ лучилась множеством морщинок, они были похожи на тонкие, плохо залеченные шрамы, но, несмотря на это, и в пятьдесят пять лет она оставалась очень красивой женщиной. Она распахнула объятия и медленно пошла ко мне, улыбаясь. Я бросилась к ней с закрытыми глазами, а она приняла меня с открытыми глазами.

— Ты очень сильно запоздала с этим визитом, Малена…

Я не знаю, сколько времени мы простояли так, на одном месте, но когда оторвались друг от друга, художника там уже не было. Магда взяла меня под руку, и мы пошли по дороге, которой я раньше не заметила. Мы поднимались по тропинке, окаймлявшей гору, и оказались на своего рода естественной платформе, где стояли деревянные скамьи и столик. Отсюда было видно море, безразмерное пятно зеленой воды или, возможно, голубой, потому что я, которая всегда жила так далеко от него, никогда не могла точно определить его истинный цвет.

— Здесь великолепно, Магда, — сказала я с жаром. — Знаешь, я пыталась представить себе это много раз, но никогда не думала, что здесь так красиво.

— Да, конечно, красиво, — согласилась она, опускаясь на скамейку. — Как открытка, правда? Или те дешевые виды моря, которые люди вешают прямо над кроватью, чтобы повернуться к ним спиной и уткнуться в телевизор… — она посмотрела на меня, отвечая открытой улыбкой на мое удивление. — Я не знаю, вначале мне это очень нравилось, но потом я стала скучать по простой земле, как поле в Альмансилье, где вишни, дубы, даже снег зимой, и Мадриду, хотя там я бывала всего несколько раз, когда мне надоедало море.

— Ты возвращалась в Мадрид?

Магда кивнула, очень спокойно, а я на мгновение замолчала, переживая то, о чем она так легко сказала.

— Но ты никогда не звонила…

— Нет, я никому не сообщала, даже Томасу, который всегда знал, где я живу. Я останавливалась в отеле на Гран Виа, рядом с Ла Ред де Сан Луис, часто ходила по этой улице. Мне необходимо было погулять по городу и подышать выхлопами, послушать разговоры людей, потому что меня очень злило, что я вас не понимаю, людей твоего возраста, я хочу сказать.

Когда я была молода, я тоже говорила на современном жаргоне, мне это очень нравилось, хотя я выводила маму из себя, но язык этот очень быстро меняется… И не только это. Дело еще и в том, что тогда я порвала с Висенте, моим давнишним другом, очень плохим, но грациозным танцовщиком фламенко, который постоянно был сексуально озабочен и критиковал всех моих ухажеров. Он говорил мне: «Послушай, Магдалена, дочка, это негодные, засохшие женихи, понимаешь? Уэска, Хаэн, Леон, Паленсия, Альбасете, Бадахос, хуже всего тот, из Оренсе, серьезно. Обрати внимание на меня».

— А он говорил это, наверное, потому что сам был из приморского городка.

— Да ты что! — она рассмеялась. — Он был из Леганеса, хотя все говорили ему, что он родился в Чинионе, в этом я уверена. Ты же знаешь меня, я точно определила, откуда он, но не потому, что выходцы из этого города чаще всего оказываются гомосексуалистами, а только потому, что они имеют манеру садиться иначе, по-другому — более изящно, более осторожно. Я начала тосковать, мне было так тяжело, как никогда раньше, я должна признать, что жить здесь мне гораздо тяжелее, чем в Мадриде. В большом городе мне легче, а здесь очень скучно, в большом городе у меня все сложилось бы иначе. Прошло двадцать лет, как я живу здесь. Очень долго, и, несмотря на это, я никак не могу ко всему этому привыкнуть.

Я внимательно смотрела на Магду. Удивительно, но я не замечала, что она постарела, вероятно, потому, что мне было трудно поверить, что она, так же как и я, может меняться.

— Я очень соскучилась по тебе, — прошептала я.

Она не ответила ничего, да это было и не нужно. Двадцать лет спустя говорить с ней было так же легко, как прежде, когда я была единственным человеком, которому она отважилась довериться.

— Но ты должна была позвонить мне, Магда, — вставила я, — я умею хранить секреты, ты об этом знаешь, мы могли бы поговорить, я бы тебе рассказала о многом. Я теперь замужем, ты знаешь? Хорошо, нет, это долго объяснять, у меня есть сын, я…

Я оборвала поток слов, потому что Магда медленно покачала головой, давая понять, что не было ничего, о чем бы она ни знала.

— Я это знаю, — произнесла она, — Хайме. Он приехал с тобой?

— Да, он остался в отеле, спит во время сиесты с двумя Рейнами.

— Ты приехала с сестрой? — спросила Магда.

Казалось, она удивлена. Я кивнула.

— Да. По правде говоря, я собиралась поехать одна, но сестра вызвалась сопровождать меня, потому что неделю назад муж меня бросил, а она уверена, что я наделаю глупостей, и, в конце концов, все как всегда, ты же знаешь. Она чувствует себя обязанной составить мне компанию, подставить плечо, дать мне возможность поплакать ей в жилетку и так далее.

— У меня нет желания видеть Рейну, но хотелось бы познакомиться с твоим сыном. Какой он?

— О, он прекрасен! — я заметила в ее глазах оттенок недоверия и улыбнулась. — Серьезно, Магда… Ладно, он не слишком крупный, это правда. Рейна, моя племянница, очень похожа на свою мать, а Хайме с маленькой Рейной одного возраста, но она намного его крупнее, у нее нормальный вес, а Хайме за ней не поспевает, особенно плохо у него растут зубы. Педиатр уверяет, что все в порядке, потому что рост костей и зубов связан между собой, а организм развивается правильно, значит, зубы вырастут и сам он тоже, я уверена. Врач сказал, что дети растут аж до двадцати лет. Но все-таки я переживаю за Хайме.

— Но расставание с мужем тебя волнует больше? Уверена, он очень интересный мужчина.

— А я нет, — улыбнулась я. — Он очень красивый, это верно, но я начала подумывать о том, чтобы уйти от него, еще до беременности, понимаешь? Я всегда знала, что наши отношения складываются неправильно, еще с тех пор, как решила выйти за него замуж. Я всегда знала, что как-то все идет не так… Мне давно следовало его бросить, но я никак не могла решиться, потому что с самого начала воспринимала его как своего старшего сына. Все эти годы у меня было ощущение, что детей у меня двое, старший и младший, а ведь матери не бросают своих детей, правда? Это нехорошо. А вот теперь Сантьяго бросил меня ради другой… Я ничего не знаю, я расстроена, смущена, плохо понимаю, что произошло. Странно.

Магда вытащила мундштук слоновой кости из кармана брюк, приладила к нему сигарету с фильтром той же самой марки, которую, как я помнила, она курила раньше. Неторопливо зажгла ее, осторожно вдохнула дым, и мне показалось, что с нашей последней встречи прошло совсем немного времени.

— И, несмотря на это, ты хорошо выглядишь, Малена. Синие круги под глазами нас никогда особо не портили, наоборот, делали глаза еще чернее, — она рассмеялась, и я рассмеялась вместе с ней. — Счастливые Алькантара, в конце концов, всегда были самыми уродливыми в семье. Кстати… — она на мгновение замолчала, а ее смех превратился в неуверенную улыбку, которая быстро исчезла. — Как твоя мать?