— Ну, пойдем, провожу тебя? — Краснов обнял Марину за плечи. — Работы невпроворот, видимся только на «летучках», просто позор. Я очень, очень соскучился.

— Ну, от работы никуда не денешься. Не пропадать же нашим способностям зря, — улыбнулась Марина. Она поймала себя на мысли, что до сих пор несколько неловко чувствует себя в компании Ярослава — несмотря на то, что между ними, кажется, уже не осталось неясностей. — Давай-ка позвони прямо сейчас генералу.

…Через час Марина, еще раз сверившись с запиской, написанной рукой Ярослава, шагала через двор к подъезду, где жил генерал Садовников и его жена.

Дверь ей открыла сама Екатерина Садовникова. С некоторым удивлением Марина обнаружила, что женщина эта не только красива, но и ухожена — что несколько противоречило рассказу Горячева о том, что она очень больна.

— Не удивляйтесь, дорогая моя, — сказала Садовникова, словно читая ее мысли, так что Марина даже вздрогнула. — Я постаралась подготовиться к вашему приходу, чтобы не встречать вас этакой немощной развалиной. В конце концов, я ведь еще не старая, — Екатерина лукаво улыбнулась, и Марине стало стыдно за свои мысли и подозрения, которые, видимо, так легко было прочесть по выражению ее лица.

— Ну и потом, красота — это дело всей моей жизни. Я дизайнер, почти кутюрье, — рассказывала женщина, провожая Марину в уютную гостиную. — Вы удивитесь, но у меня до сих пор бывают заказы. Впрочем, сейчас я почти не работаю… Вам, наверное, рассказывали, как у нас все произошло. Я все никак не могу понять, кому Саша перешел дорогу. Кто подставил его?

Последнюю фразу Садовникова произнесла тихо, словно это были вовсе не слова, а лишь печальный вздох. Марина задумалась, с чего лучше начать непростой разговор. С одной стороны, было заметно, что несчастной женщине и самой хотелось поговорить о своем брате, которого она считала оклеветанным. И это уже подтвердилось, но прямо заявлять об этом было еще рано — следовало подсобрать факты, составить какую-то картину. Пока в этой картине были видны лишь отдельные фрагменты, остальное еще было скрыто. С другой стороны — следовало быть осторожной, и тщательно «просеивать» все слова Екатерины. Все-таки речь шла об ее родном брате, и здесь было намешано слишком много эмоций. Марина вздохнула и задала первый вопрос:

— Скажите, пожалуйста, а ваш брат что, увлекался часами, собирал коллекцию?

— Часами? Бог с вами, он, наоборот, их недолюбливал. И меня отговаривал часы носить. У нас вообще с часами вышла очень странная история…

— Да? Расскажите.

— Да к чему вам… ну да ладно, — Садовникова сделала глубокий вдох, и Марина приготовилась слушать долгий рассказ.

В конце концов, работа следователем, пусть даже не в самом обычном ее понимании — это, прежде всего, терпение и умение слушать. И делать выводы.

— В общем, мы с Ваней — Иваном Анатольевичем, то есть — решили пожениться всего два года назад, хотя знаем друг друга уже несколько лет. Когда-то он был женат, но жена его уже давно умерла, и жил он очень одиноко. А я замужем никогда не была, да и детей у меня нет и не будет — знаете ли, ошибки молодости… Ну так вот, перед самой свадьбой Ваня решил сделать мне подарок. Он знал, что я люблю красивые антикварные вещи, и присмотрел мне прекрасные часы. Но не стал делать сюрприз: а вдруг не угодит? Я ведь ого-го какая взыскательная. Безвкусицу терпеть не могу.

И вот повел меня Ваня в магазин, где присмотрел часы. Попросил продавца не говорить цену. Мне часы очень понравились, и он при мне же их купил. Я вообще-то часов никогда не носила, но у этих мне так приглянулся браслет — знаете, такой, с эмалевыми вставками, прямо шедевр, винтажная вещица. Надо же, думаю, когда-то начинать часы носить, так почему бы не сейчас.

Знаете, мы тогда такие счастливые были, и я на часы эти смотрела и радовалась, — вздохнула Садовникова. — А потом они вдруг куда-то пропали. Ваня, конечно, тут же дал своим задание, но даже его опера ничего не нашли. Ну, ладно, мало ли в жизни бывает, не все можно вернуть. И Ваня втайне от меня решил купить другие часы, похожие — мы тогда видели в салоне несколько из одной линии. Но потом, всего через несколько дней, и вторые часы пропали. Его дочь, Варя, тогда еще сказала, что это дурной знак…

— А вообще-то она к вам хорошо относится, да?

— Да как вам сказать, они с братом не слишком-то обрадовались, когда узнали, что их отец решил снова жениться — ну, вы сами представьте. Варя несколько раз говорила, что мы слишком разные, да и Боря был не в восторге. Они, конечно, живут отдельно, у каждого уже своя семья, но все равно им было не по себе от этого нашего решения. И знаете, я их понимаю…

Марина подумала, что вряд ли смогла бы понять и принять такой эгоизм, но решила промолчать. В конце концов, ее мнение здесь вряд ли кому-то интересно. Вместо этого лучше поразмыслить над тем, как поудобнее «подъехать» к нужной ей информации. Говорить напрямую о видениях — только отпугивать людей. Она уже привыкла находить обходные пути.

— Вкусный у вас чай, Екатерина Николаевна! Какой-то необычный.

— А, я добавляю в заварку апельсиновые корочки. Так еще мама моя делала.

— Ну надо же! И что же, история с часами на том и закончилась, их так и не нашли?

— Не нашли, но это еще не вся история, дорогая моя. Представляете, мы с Ваней тогда снова пошли в тот же самый магазин, выбрали еще одни часы… Мне кажется, тут уж он отчасти пошел на принцип, можно ведь и другой подарок было купить. Часы снова пропали, и вот тут всем нам стало как-то не по себе. Помню, мы тогда вышли с ним прогуляться в парк и едва не разругались — мне было так обидно, что он, с его-то положением, хоть и в отставке, ничего не может сделать! Да и Варя с Борей тогда как-то, не знаю… ожесточились, что ли. Говорили, что я никто и звать никак, и пришла, мол, на все готовое — к человеку с положением, квартирой… Ну, да что уж об этом сейчас вспоминать, все наладилось, слава Богу. Вот только Сашку бы выручить…

Марина вздрогнула, едва услышав о прогулке в парке — вот оно, ее видение, и часы тут как тут. Но как же связать все это воедино? Казалось, разговор с Екатериной должен был привнести в дело какую-то ясность — но пока все только запутывалось. Что ж, ее задача как раз и состояла в том, чтобы распутать клубок. А для этого нужно забраться в самую глубь, снимая виток за витком.

— Скажите, Екатерина Николаевна, вы обмолвились, что раньше не носили часов, это правда или иносказание? Не может быть, чтобы современная успешная женщина жила вне времени! Вам ведь назначают деловые встречи, да вся наша жизнь подчинена слежению за стрелкой часов.

— Знаете, Мариночка, у нас в семье не принято было держать часы. Это давняя и длинная история, интересно ли вам будет? Нас с детства приучали обходиться без них. Мне повезло: я всегда и везде успевала. Наверное, Время слушалось меня, или диктовало мне…. Такое, знаете ли, ощущение, что часы как будто живут внутри меня. И я действительно не испытывала в них потребности.

— Вы совсем не носили часов, никогда-никогда?

— Ну-у, когда-то, еще в студенчестве, подружка уговорила меня купить часики, но те постоянно барахлили, я их почти не носила, то в ремонте, то забыла надеть. Я и не заметила, где и когда их потеряла.

— Вы говорите, что история давняя? Это с вашими родителями как-то связано?

— Нас с братом двое было у родителей. Мама меня поздно родила, в тридцать. Знаете, военное детство, ведь когда война началась, ей 11 лет было, потом страну из разрухи поднимали. Мужчин не хватало. Мама телефонисткой на коммутаторе работала. Отец приехал строить мост в 1958-м, он инженер-мостостроитель, на 12 лет старше мамы, он и в войну мосты строил. Через год поженились, еще через год я родилась. Потом они еще долго ездили по стране, восстанавливали старые мосты, строили новые. Здесь его последний мост, тут и укоренились, Саша родился.

— А откуда история с часами начинается?