Именно в этот ранний час двери на Фримонт-стрит приоткрылись, и оттуда в сад выбежал Сетт, пес Блейзов, лаем призывая хозяев вернуться домой. Уже прошло много времени, но ни Нэш, ни Серафина не откликались на его призыв, и Сетт почувствовал себя виноватым, словно он не справился со своей работой. Ведь он все-таки сторожевой пес! И он знал свое дело. Но, очевидно, произошло нечто непредвиденное.

Не важно, что ростом он был чуть больше кошки, а его тявканье скорее напоминало хриплый смех больного ангиной — это был отличный сторож, а сейчас у него был законный повод выбранить своих хозяев за то, что заставляли его так волноваться. Сетт подбежал к ограде, недавно выкрашенной белой краской, оперся передними лапами и, высоко задрав голову, продолжал лаять.

— Тсс! В конце концов, здесь идут занятия! — раздался голос мисс Рашер, которая, видимо, была вынуждена прервать какое-то невероятное вычисление.

Но Сетт не обладал чувством юмора, а может, не понял, что математичка пошутила, он так и остался стоять на двух лапах, виляя хвостом.

А в это самое время Нэш Блейз, которому через день исполнится четырнадцать лет, сидел за столиком «Старого Волка» и с волчьим аппетитом поглощал мармелад и мороженое в ожидании молока и какао.

Серафина Блейз смотрела на сына, не скрывая тревоги. Нежный звук колокольчиков, привешенных к двери «Старого Волка», прервал ее молчание. Она глубоко вздохнула и повернулась к пожарному:

— Господин пожарный, я бы хотела, чтобы вы…

— Дэвид, меня зовут Дэвид.

— Дэвид, я должна вам сказать… — Она немного помолчала и затем продолжила: —…это случилось не в первый раз. Нэш очень развитый мальчик, даже слишком, но он страдает сомнамбулизмом. Раньше мы не думали, что это опасно. Он не в состоянии во время сна оставаться в кровати, он может даже…

— Даже подняться на крышу? — недоверчиво переспросил Дэвид.

— Нет, это… Такого еще не было.

— Нэш, ты очень сильный, ничего не скажешь! Ты вскарабкался на крышу во сне… а я знал одного человека, который не мог подняться по лестнице, даже бодрствуя!

Дэвиду хотелось как-то разрядить обстановку: произошло слишком уж опасное, таинственное и абсолютно необъяснимое происшествие.

— Я, собственно, ничего не помню, — начал оправдываться Нэш, положив рожок с мороженым на белое керамическое блюдце с нарисованной в середине пастью волка и надписью мелкими буквами, напоминающей о том, что это не сувенир и его не стоит класть в карман и уносить домой. — И прежде было точно так же. Меня находили в разных местах, и я не помнил, каким образом я туда попал, когда и по какой причине. Но поверьте, на крыше я в первый раз.

— Видите ли, Дэвид, мы приехали в Думвиль всего несколько недель назад, и, вероятно, переезд вызвал у Нэша такое потрясение, — попыталась объяснить Серафина. — Мы приехали из Занзибара, вернее, мы, отец Нэша и я, жили там… Такие перемены не добавляют душевного спокойствия.

— Твой муж остался там?

Прекрасное лицо Серафины словно подернулось тенью, она взглянула на сына, в его глазах отражался отблеск серого неба.

Дэвид пожалел о том, что задал этот вопрос.

— Отец Нэша был кардиохирургом, — ответила она. — Как говорят «сердечным портным». Это был необыкновенный человек. За несколько лет его слава разлетелась по всему миру. Он целиком посвятил себя работе, горел желанием спасать жизни, это было его призванием… так что мы редко видели его и страдали от этого. Однажды, восемь лет назад, он пришел домой и принес три авиабилета в Америку, землю обетованную для кардиохирургии, и фотографию сказочно прекрасного дома в Сан-Франциско. Через день он уехал, а мы должны были отправиться за ним через неделю, собрав за это время вещи. Но мы так и не уехали. Его самолет недолетел…

Лицо Серафины сделалось совсем мрачным.

— Мне очень жаль… И добро пожаловать в Думвиль, — произнес Дэвид с той силой и нежностью, которая так свойственна людям, умеющим противостоять судьбе и знающим, что не всегда удается ее победить. — Если Нэш захочет прогуляться по крышам, мы можем найти для этого более безопасный способ.

Нэш заметил, что мама улыбнулась. Он посмотрел своими небесно-голубыми глазами в темные глаза Дэвида и подумал, что он похож на отца, насколько, конечно, Нэш мог его помнить.

— Какао, — из-за барной стойки гаркнул что есть мочи Артур, прозванный Огнедышащим. Это была прекрасная барная стойка орехового дерева, видавшая множество посетителей. Они превратили паб в настоящую исповедальню, столько рассказывали здесь о своих злоключениях. А иногда и о приключениях, как в случае с мистером Барбюсом. Но нынешнее утро было особенным, ведь сюда пришел тот самый человек, который снял с крыши мальчика-эквилибриста.

— Какао для Нэша Блейза, — торжественно объявил Дэвид, — и добро пожаловать в Думвиль, Серафина.

Так все в «Старом Волке», включая стены и обои, узнали имя и фамилию вновь прибывших.

Все это произошло до того, как мистер Барбюс явился в паб.

Радости это ему, конечно, не принесло. Его рассказ был куда менее интересен, потому не пришлось ему получить бесплатный бокальчик, на который он так надеялся.

Хеллоуин был на пороге. За один день город полностью переменился. И хотя этот день уже клонился к вечеру, в Думвиле только и думали о том, чтобы дорезать последние тыквы, а на балконы, окна и двери повесить оставшиеся скелеты и монстров.

В домах царило оживленное мельтешение рук и голов, которые то появлялись, то исчезали в окнах. Отчего окна стали напоминать гигантские часы с кукушкой. Нэш принялся наблюдать за всеми этими лихорадочными приготовлениями из полукруглого окна своей комнаты. Он настолько увлекся этим зрелищем, что даже забыл про свое обычное занятие — чтение научных книжек.

Комната Нэша, переделанная из чердака, стала для него в полном смысле слова «убежищем». Хотя дом был не особенно велик, мальчик мог спокойно выбрать одну из спален второго этажа, рядом с комнатой Серафины или напротив комнаты, где жила тетя Самания (которую для краткости звали просто Ния). Вместо этого он обзавелся каморкой под крышей, похожей на мышиную норку.

Не то чтобы Нэш любил именно чердаки. Просто эта комната с окном, которое он прозвал «перевернутая улыбка», ему сразу понравилась, и она стала его царством. Царством, где правил кавардак. Чтобы добраться до кровати, нужно было долго лавировать в лабиринте книг, разложенных на полу, и между россыпями упакованных в целлофан и просто разбросанных CD.

В комнате не было ни одного стула, Нэш любил сидеть на полу, скрестив босые ноги. Ощущение теплого деревянного паркета вызывало в нем воспоминание об Африке, которую он почти не помнил, но чувствовал. Память о ней словно бы растворилась в его крови.

Слабого полуденного света хватало, чтобы осветить комнату и тысячи листочков, которыми Нэш облепил стены, не оставив ни единого миллиметра свободного пространства.

На этих листочках мальчик писал понравившиеся ему фразы, которые он либо от кого-нибудь слышал, либо вычитал в книгах. Он никогда не искал их нарочно, а записывал только то, что поражало его воображение каким-нибудь неожиданным образом. Часто он подходил к этим своим запискам и перечитывал их.

Будильник в форме хрустального шара, похожего на тот, в который смотрят предсказатели, чтобы увидеть будущее, проецировал циферблат на расположенную напротив стену и освещал руки Нэша зеленым светом.

Мальчик отошел от окна и начал приклеивать очередную фразу, записанную сразу после своего утреннего приключения:

Нэш наткнулся на эти строки, перелистывая огромные тома трилогии про Фродо Бэггинса: когда-то он думал, что ему ни за что на свете не удастся прочитать такие толстые книги; по его мнению, они больше подходили для того, чтобы служить чайным столиком. Но все же эта история про магов, эльфов и существ с необычными ногами постепенно заинтересовала его.