— Какие они, эти проститутки?

— Как и все преступники — скучные.

— Их поступки всегда можно предугадать заранее, да?

— Нет, наоборот, невозможно предугадать. У них беспрестанно меняется настроение. Они, как говорят психологи, слишком эмоциональны.

— В конечном счете это равнозначно однообразию.

— Вот именно.

Она помолчала, дожидаясь, пока проедет вереница машин, которые обгоняли друг друга, пронзительно сигналя передним.

— Значит, вы предпочитаете женщин, поступки которых нетрудно предугадать?

Если бы я пригласил ее пообедать со мной, как бы она на это отреагировала? — подумал Сантамария.

— Возьмем, к примеру, наш с вами случай, — сказал он.

— Возьмем, — воодушевилась она.

— Я совершенно не в состоянии угадать, как…

Мощный гул новой армии машин заставил его умолкнуть.

Рядом с его «фиатом» кто-то поставил свой «фиат-500» совершенно такого же цвета. Какая же из двух машин моя? — думал Лелло. Он еще не выучил наизусть номер своей машины, и пришлось заглянуть внутрь обеих машин. В чужой, к счастью, не было противоугонного устройства. Лелло открыл дверцу, сел в машину и стал размышлять над своим открытием.

Он был потрясен. Сам по себе подобный поворот дела не был странным, больше того, это можно было предположить. И все-таки, если бы его не остановили в последнюю минуту в Отделе вывесок и витрин, у него такое подозрение вообще бы не возникло.

Он включил зажигание. Хорошо, а что делать дальше? Стоит ли продолжать расследование и съездить туда? Баукьеро почти наверняка к убийству непричастен, совпадение было чисто случайным.

Лелло включил первую скорость и поехал домой. Там, в своей комнатке, он, не торопясь, выпьет бутылку кефира (кефир очень полезен для кожи лица), съест плавленый сырок, фрукты, почитает «Стампу» и репортаж в «Эспрессо» об авангардистских течениях в швейцарском кино.

Но когда он пристроился за длинным рядом машин (шумное большинство, как говорил Ботта, смеясь затем собственной остроте) и представил себе подгнившие вишни, слишком холодный кефир, сырок, который он всякий раз не мог как следует очистить от бумаги, то решил, что съесть тост и выпить стакан томатного сока в первом попавшемся баре куда проще и приятнее. К тому же особого голода он не испытывал. Он человек нервный, и грубая сцена, которую устроил этот наглый каменщик, испортила ему аппетит.

Поток машин, поднимавшихся с проспекта Витторио-Эммануэле, внезапно оборвался, а из-за зеленых гор пробилась вниз золотистая с темной каймой полоска солнца. Еще и благодаря этой случайной игре теней и света на облачном небе Лелло окончательно решил ехать дальше и по извилистым дорожкам подняться на холм. Тост и стакан сока он найдет и там. А заодно «произведет разведку».

Если уж ему хочется пригласить ее пообедать, почему он молчит, этот Сантамария? Ведь тогда ей надо будет позвонить домой, а времени у нее в обрез. Витторио — человек пунктуальный и не любит ждать. Стоило ей задержаться, как он начинал в драматическом тоне говорить о том, какой вред наносит нерегулярный прием пищи желудку, кишечнику, печени и почкам. Она снова наклонилась вперед, чтобы не переломиться надвое на этом стуле со слишком низкой спинкой.

— Я понимаю, — сказала она, — но если бы все можно было предвидеть…

Разговор становился невыносимо скучным, его приходилось толкать, как камень. Сантамария явно думал о чем-то своем, а главное сказать не решался… Неужели он настолько робок?…

Анна Карла поежилась. Да, человека, после двадцати пяти лет все еще робеющего перед женщиной, можно с полным правом назвать кретином. Ничто так не выводило ее из себя, как эти овечьи физиономии, словно бы говорившие с довольной ухмылкой: «Знаете, я ведь робкий…»

Анна Карла посмотрела на своего собеседника. Нет, на робкую овцу он совсем не похож. Она подумала, что истина заключается в другом. Возможно, он вовсе и не собирался пригласить ее пообедать вместе. У него тьма дел, он должен разыскивать преступников и сейчас не знает, как вежливо от нее избавиться.

— По-видимому, у вас уйма дел, — сказала она, слегка привстав со стула.

На его лице отразилось изумление.

— Почему вы так решили?

— Ну, не знаю… вам надо следить за теми двумя…

— Об этом позаботятся мои коллеги, и я никуда не тороплюсь.

Вежливый. Даже слишком. А может, в полиции вообще не существует расписания работы, все они едят и спят когда придется? Оттого у них, видно, понятия о времени сместились? Вероятно, он даже не вспомнил, что уже половина первого. Она снова взглянула на часы, в этот раз искренне встревоженная.

— О боже, уже поздно!

Он мгновенно вскочил в сильнейшей растерянности.

— Простите, я забыл, что у вас семья.

— Вообще-то Франческа спит, во всяком случае, должна спать. А муж прекрасно обойдется без меня. Правда, прислугу мы все еще не нашли, но накормить его есть кому. А вы как выходите из положения? Нанимаете старушку на несколько часов в день?

— Да, вы угадали.

— У вас-то они красть побоятся.

— В моем доме почти нечего красть. Разве что еду из холодильника.

Подошел владелец бара, и Сантамария с ним расплатился. Потом сказал, словно продолжая прерванный разговор:

— Если вас никто не ждет, почему бы нам не пообедать вместе, у меня дома?

Вот тебе и робкий мужчина! Да он ей фактически предлагает с ним переспать. А жаль. Ей-то казалось, что он не из тех, кто столь невысокого мнения об эмансипированных туринках. Вдвойне жаль, потому что он очень ей симпатичен. К тому же она и в самом деле голодна, и перспектива съесть яйцо вкрутую в холостяцкой квартире заранее нагоняла на нее уныние. Она одарила его ослепительной улыбкой и уже собралась ответить вежливым отказом, как вдруг он добавил:

— По правде говоря, я бы охотно еще посидел немного с вами.

Святая простота, ну совсем как Иоанн XXIII. Просто хоть ботинки ему целуй.

— Разве вы не пытались заманить меня к себе? — самым любезным тоном спросила она. — И не было ли ваше предложение неприличным?

Он густо покраснел.

— И что же вы обо мне подумали?

— Плохо подумала, уж извините меня.

Он от души рассмеялся:

— Приняли меня за пылкого сицилийца, не так ли?

На этот раз покраснела уже она.

Но внезапно они посмотрели друг на друга как двое старых друзей. Анна Карла встала и быстро пошла к телефону, чтобы позвонить домой.

Лелло сел на траву, но сразу же снова поднялся. На бежевых брюках может остаться зеленое пятно. Он огляделся и увидел неподалеку срубленное дерево. Осторожно сел на него, опершись руками о шершавую кору. Место было красивое, в ветвях щебетали птицы. Внизу стоял его желтый «фиат-500», а еще ниже в сплошном облаке дыма и копоти утопал город. А здесь воздух был совсем иной: пахло цветами и хвоей, словно в настоящем лесу. Сквозь просветы в деревьях видны были крыши и балконы домиков, вилл, ворота, живописные грибки. Как чудесно было бы жить тут! И не из снобизма и желания быть оригинальным, а просто чтобы насладиться солнцем, покоем и полной свободой.

Лелло зажмурился, откинул голову. Он был рад, что совершил эту вылазку. С одной стороны, она, правда, оказалась безуспешной, но с другой…

Здесь за несколько дней можно загореть до черноты, лучше, чем на берегу моря. К тому же этот холм в десяти минутах езды от центра! Не будь Массимо полон буржуазных предрассудков, они бы купили в этом райском уголке маленькую виллу с садом и с английским лужком. Вечером после работы он подрезал бы серпом изумрудную травку.

Размечтавшись, Лелло не услышал легкого шума шагов у себя за спиной.