— Вчера утром констебль Ирвин говорил по радио с фермы Эльверстона со своим сержантом в Уиндеме.
Глаза девушки резко сузились, в голосе зазвенел гнев:
— Да, я поеду с вами — потому что вы что-то скрываете от меня. Вы все знаете такое, чего не знаю я. Теперь я поеду и все выясню сама. Я давно поняла… давно поняла: здесь что-то не так. Помню, Эзра старался не смотреть мне в глаза, когда сказал, что я должна возвратиться домой с Блинкером и остальными. Вид у него был… Какого черта вы не расскажете мне правду хотя бы сейчас? Что вы обо всем этом думаете? Что собираетесь делать?
Глаза Кимберли сверкали, но инспектор невозмутимо продолжал есть, и она перевела гневный взор на Ирвина, который смущенно поежился и беспомощно поглядел на Бони. Тот отложил нож и вилку, откинулся на спинку стула и, поймав взгляд Кимберли, пристально посмотрел ей в глаза.
— Что я думаю, мисс Кимберли, я предпочитаю держать при себе, — твердо сказал он. — А знаю я немногим больше вас, и было бы неразумно с моей стороны делиться с вами опасениями, для которых у меня пока нет конкретных оснований. Поэтому я предлагаю вам поехать с нами навстречу вашим братьям, которые, полагаю, смогут оказать нам значительную помощь в расследовании убийства констебля Стенхауза. Мы сможем многое обсудить, когда соберемся все вместе и вы расскажете мне кое-что, о чем до сих пор как-то умалчивали.
Гнев Кимберли погас так же быстро, как вспыхнул. Она снова села, взгляд ее стал холоден: девушка приготовилась защищаться, впервые почувствовав страх перед этим худощавым смуглолицым человеком с пронзительными голубыми глазами.
— Наши семейные дела касаются только нас, — заявила она. — Вы не имеете права в них лезть!
— Разумеется, если только они не имеют отношения к убийству Стенхауза, — резко бросил Бони. — Я не собираюсь вас запугивать или добиваться сведений, которых вы не желаете сообщать. Вы были очень добры ко мне и констеблю Ирвину, и мы не забыли, что мы у вас в гостях. Когда мы встретимся с вашими братьями под открытым небом, можно будет поговорить без обиняков. Все сразу же выяснится, и мы, искренне надеюсь, расстанемся друзьями. Ну, а теперь пора ехать.
Нетерпеливо тряхнув головой, Кимберли откинула лезущую в глаза прядь волос и, позванивая шпорами, подошла к сундуку, который, наверное, с трудом подняли бы двое мужчин. Вытащив связку ключей, она отперла сундук, потом достала из-под дивана обе шляпные коробки и заперла в сундук. Бони и Ирвин промолчали, но инспектору показалось, что в глазах девушки мелькнул торжествующий огонек.
Трекеры Ирвина ждали возле пикапа, однако отъезд пришлось задержать минут на пять, пока Кимберли отдавала распоряжения по хозяйству служанкам и скотникам. Ирвин предупредил Ларри и Чарли, что на дороге впереди могут оказаться масгрейвские аборигены. Вместе они переставили грузы, чтобы трекеры могли стоять в кузове и наблюдать за дорогой поверх кабины.
Полмили собаки с лаем бежали за машиной, потом отстали, и теперь окружившее безмолвие нарушали лишь завывание мотора и скрип то и дело переключаемых передач. Кимберли сидела в кабине между двумя полицейскими.
Они пересекали поросшую высокой поллинией равнину; кружащие впереди орлы и вороны указывали место, где валялся труп заколотой копьем лошади. В зарослях мог укрыться целый батальон, однако окрестности были безлюдны. Растерзанная туша лошади и примятая трава по обе стороны дороги свидетельствовали о том, что в пиршестве участвовали не только стервятники.
— За следующим пригорком? — спросил Ирвин, и Бони кивком подтвердил, что прошлым вечером именно за этим холмом скрылись Патрик О'Грейди и преследовавшие его дикари. Достигнув вершины холма, они увидели еще одну птичью стаю и поняли, где искать тело старшего скотника.
Он лежал ничком в нескольких ярдах от дороги; голова была проломлена, голубая рубашка залита кровью.
Бони и Ирвин вылезли из машины. Инспектор крикнул трекерам, чтобы глядели в оба. Потом они накрыли труп куском брезента, придавив углы камнями.
Вскоре они миновали Загоны Девятой Мили, и Бони воочию убедился, что Ирвин прекрасный следопыт. Дороги практически не было видно: она была затоптана копытами прошедшего здесь стада. Прошлой ночью Ирвин мог полагаться лишь на звезды и свое чутье. Проехав обрывистую северную оконечность Черного хребта, именуемую Утесом Макдональда, они увидели следы машины Уоллеса, сворачивавшие на дорогу к Лагуне Эйгара.
— Эзра всегда говорил, что Джек трусоват, — обронила Кимберли. — Пока вы не приехали вчера вечером, инспектор, он не верил, что ферме действительно грозит опасность. Но когда вы рассказали, что сделали с Патриком О'Грейди масгрейвские черные, он смекнул, что к чему, и подался домой к мамочке.
— К этому его могли толкнуть две причины, мисс Кимберли. Страх или нечистая совесть.
— Скоро мы все узнаем. Особенно я.
— Может случиться так, что мы разминемся с вашими братьями?
— Нет. Они будут держаться вблизи Уиндемской дороги.
Около двух часов дня они достигли ручья, по берегам которого росли серебристые эвкалипты. Кимберли объявила, что это и есть Четвертая стоянка. Они сделали привал и пообедали тем, что дала им в дорогу повариха с фермы. Еще через два часа езды они заметили черную цепочку лошадей на серо-зеленом склоне холма, потом потеряли их из виду, увидели снова, опять потеряли, и наконец Ирвин остановил машину, почти поравнявшись с идущими веером на некотором удалении от дороги навьюченными лошадьми и неоседланными запасными. Следом ехали шестеро всадников — двое белых и четверо аборигенов. Один белый поскакал навстречу машине, а другой, с черной бородой, остался на дальнем конце цепочки.
Ирвин соскользнул с сиденья, Бони вылез из кабины со своей стороны, за ним выпрыгнула Кимберли. Приближавшийся рысцой всадник сидел в седле как влитой. Он осадил лошадь рядом с машиной и соскочил на землю. У него были обожженные солнцем лицо и руки, серые глаза смотрели прямо и твердо.
— День добрый, джентльмены! Привет, Ким! Что-нибудь случилось?
— Случилось. Дикари убили Пата.
Кимберли стояла, уперев руки в бедра. Взгляд ее был так же тверд, а губы сурово сжаты, как у молодого парня перед ней.
Ирвин издал свой неподражаемый смешок, но его никто не услышал. Никто не заметил, как лицо его медленно расползается в странной улыбке, как он слегка согнул ноги в коленях и чуть подался вперед, перенося вес на носки. Цепочка всадников и лошадей миновала пикап, двигаясь параллельно дороге в четверти мили от нее. Бони с расстановкой сказал:
— Мы приехали предупредить вас, что дикие аборигены, возможно, подстерегают вас в засаде, чтобы убить вашего брата Джаспера. Они вбили себе в головы, что он и ваш старший скотник виноваты в смерти Джеки Масгрейва.
Продолжая хмуриться, Эзра перевел взгляд с сестры на инспектора.
— Мы, Брины, сами можем за себя постоять, — спокойно ответил он. — Если дикари убили Пата О'Грейди, идите и ловите их — вам, полицейским, за это деньги платят.
Взгляды Брина и Бони скрестились, и ни один не отвел глаз. Красный платок на шее у Эзры оттенял его красивое загорелое лицо; обутые в короткие кожаные гамаши, ноги его казались гораздо длиннее, чем были на самом деле. Услышав мягкий тон, каким говорил Бони, Кимберли метнула на него быстрый взгляд; глаза Ирвина остались прикованными к правой руке Эзры Брина.
— Давайте по порядку, мистер Брин, — сказал Бони. — Констебль Стенхауз и его трекер были убиты раньше, чем О'Грейди, поэтому разберемся сначала с первыми двумя убийствами. Я уверен, что вы могли бы нам помочь — вы и мистер Сайлас Брин.
— Ладно, помогу, если смогу. А Сайласа здесь нет. Он сейчас на Болоте, насколько я знаю.
— А разве это не он — там, с лошадьми?
— Нет, это Джаспер.
— Не думаю, я вряд ли мог ошибиться.
Эзра шагнул ближе. Снова послышался смешок Ирвина. Кимберли стала напряженно вглядываться в белого, ехавшего вдали.
— Уж не хотите ли вы сказать, что я лгу? — процедил Эзра, и рука его поползла к торчащей из кобуры рукоятке револьвера. Звякнули шпоры, и лицо Эзры внезапно заслонили золотистые волосы выступившей вперед Кимберли. Голос ее стал пронзительным от гнева: