— Изумительное изобретение, не правда ли, Ирвин? — проговорил он. — Конец изоляции и одиночеству. Даже в самой дремучей глуши человек больше не чувствует себя оторванным от мира. Произошел несчастный случай — можно связаться с врачом, который скажет тебе, что надо делать, или прилетит сам и при необходимости доставит пострадавшего в больницу на самолете.

Среди книг, стоявших над рацией, были «Химиотерапия» Мэллори, двухтомник «По Австралии» Спенсера и Гиллена и «Химические методы в медицине» Харрисона. Бони весьма удивился, увидев такие издания в доме, двое обитателей которого не имели никакого образования, в то время как у двоих других оно не выходило за пределы школьного курса. Он снял с полки «Химиотерапию». Открыв книгу, чтобы определить, насколько часто ее читали, он обнаружил неправильной формы углубление, вырезанное на всю толщину ее четырехсот с лишним страниц. Когда книга была закрыта, в углублении могло поместиться около фунта риса.

Бони взглянул на Ирвина, который листал какой-то журнал без обложки, и взял еще одну книгу. Это был первый том Спенсера и Гиллена. В нем тоже была дыра. Второй том и еще четыре книги претерпели такое же надругательство. Судя по всему, книги эти никто никогда не штудировал — они были совсем новыми.

Услышав голоса за дверью, Бони поставил книги на место и снова сел в кресло. Через мгновение, сразу забыв о книгах, он склонился в изящном поклоне перед Кимберли Брин. Впечатления хлынули на него разноцветным потоком: красноватое золото волос, прозрачная глубина серых глаз, загорелое лицо. Он пожал огрубевшую руку девушки и услышал ее голос: она сказала, что гости — большая редкость в их краях и что она очень рада ему и констеблю Ирвину.

Вошла чернокожая служанка с большим жестяным подносом, на котором стояли оббитый эмалированный чайник, эмалированный молочник и сахарница из чеканного серебра. Поставив поднос на стол, служанка удалилась. Кимберли опустилась на колени и вытащила из-под дивана две отличной работы шляпные коробки из свиной кожи. Ни слова не говоря, она поставила одну из коробок на стол и, сняв крышку, достала самый прекрасный чайный сервиз из всех, какие доводилось видеть Бони. Каждый предмет из тончайшего голубого фарфора с золотым ободком был завернут в квадратный кусочек шелка. С какой-то детской гордостью Кимберли расставила чашки с блюдцами и тарелочки перед гостями.

Хозяйка очаровала Бони. Близился вечер, и Кимберли появилась в платье из золотистого бархата и атласных, отделанных жемчугом туфлях на высоком каблуке. На шее у нее висел огромный черный опал на тонкой золотой цепочке. В темной его глубине вспыхивали и трепетали красноватые блики.

— Я слышал, двое ваших братьев сейчас гонят скот в Уиндем, — сказал Бони.

— Да, — коротко обронила Ким.

Она так волновалась, что почти бегом бросилась к вазе, стоявшей на каминной полке, и достала из нее маленький ключик. Держа ключик в зубах, она принесла и поставила на стол вторую шляпную коробку и открыла замок. Она извлекла из коробки фруктовый торт, еще завернутый в бумагу для выпечки, и вооружилась большим ножом с обломанной костяной ручкой. Бони посмотрел на изысканный фарфор, потом перевел глаза на кухонный нож и эмалированный чайник и еле сдержал улыбку.

— Вот, приходится запирать на ключ — служанки ужасные сладкоежки… — сказала она и рассмеялась так обворожительно, что Бони тут же забыл про эмалированный чайник. Кимберли отрезала от торта несколько увесистых кусков и выложила их на хрупкие фарфоровые тарелочки. Потом поместила остатки торта обратно в коробку, накрыла крышкой и заперла замок.

Фантастика! Дорогие книги по медицине и антропологии с выпотрошенными внутренностями. Великолепный чайный сервиз и щербатый эмалированный чайник. Бархат, драгоценности и кухонный нож. Новенькая рация и старинный стол тикового дерева.

Кимберли улыбалась Бони и Ирвину, стараясь принять гостей, как положено настоящей хозяйке. Привыкшая распоряжаться чернокожими служанками и повиноваться мужчинам, Кимберли любила красивые вещи, покупала их, но не умела толком ими пользоваться.

— А кто заменил вас в караване? — с мягкой настойчивостью продолжал расспросы Бони.

— Джаспер. Сайлас велел мне вернуться домой, потому что ему надо было ехать на Болото осматривать скот. Вообще-то это не болото, а длинная речная лагуна, которая соединяется с морем. Крокодилы там здоровенные — повадились у нас телят таскать, а то и коров. Тамошние черные нам об этом сообщили, и Сайлас прихватил кое-кого из наших аборигенов и поехал стрелять эту нечисть.

— Жаль, что так получилось, — посетовал Бони. — Мне очень хотелось поговорить с мистером Сайласом. Он долго там пробудет?

— Не знаю, он уехал до того, как я вернулась домой.

— А когда вы ждете обратно Джаспера и Эзру?

— Дней через десять, думаю. Им еще надо успеть подготовиться к бегам.

— Тут каждый год бега с пикником устраивают, — объяснил Ирвин. — У самого подножия Утеса Макдональда есть небольшая равнина, там это и происходит. Народ со всей округи съезжается на целую неделю. Сэм Ледлоу десять тонн пива привозит из Уиндема, а потом бега начинаются. Гонки, какие душе угодно: состязаются лошади, ослы, игуаны, собаки, даже мухи.

— А еще там бывают конкурсы на самого красивого младенца, на самого уродливого мужчину, стрельба по мишеням и все такое, — добавила Кимберли. — Обязательно приезжайте посмотреть, инспектор. А вы на этот раз приедете, мистер Ирвин? Эзра говорит, у нас есть бычок, который всех обскачет.

— М-да. Насыщенная программа, — пробормотал Бони. — Кстати, насчет осмотра скота. Вам, когда надо, наверное, соседи помогают, и вы им тоже?

— Довольно редко, инспектор. Мы сами управляемся.

— А кто ваши ближайшие соседи?

— Ближайшие соседи? Уоллесы, кто же еще! Они к востоку от Черного хребта живут. Бедный мистер Уоллес — инвалид.

— Да, я знаю. Мы туда заезжали вчера и всех их видели. А Джек Уоллес, он у вас часто бывает?

— Нет, что вы. Мы его уже несколько недель здесь не видели, — ответила девушка, сосредоточенно разглядывая свою незажженную сигарету.

— У вашей семьи, должно быть, очень много скота? — предположил Бони и услышал в ответ, что да, много, они и сами точно не знают сколько, потому что стада в сотни голов бродят где-то в горах и добраться до них нелегко. Каждый год они отправляют на скотобойню в Уиндем по четыреста бычков. — Сколько аборигенов работает у вас на ферме? — поинтересовался Бони.

— Человек сорок, наверное.

— Я хотел бы поговорить с некоторыми из них. Вы не возражаете?

Кимберли нахмурилась и сказала, что на ферме почти никого не осталось — одни сопровождают скот в Уиндем, другие уехали на Болото. Она явно встревожилась, и Бони спрашивал себя: почему? Торт у Кимберли удался на славу. Бони выпил целых три чашки чая, правда, третью единственно ради того, чтобы вновь ощутить ласкающее прикосновение тонкого фарфора к губам.

Кимберли хлопнула в ладоши, в комнату вошла молодая аборигенка и внесла жестяной тазик с горячей водой и кухонное полотенце. Служанка забрала чайник и молочник, а Кимберли сняла с руки платиновые часы и принялась мыть свой чудесный сервиз.

Бони предложил помочь вытирать посуду, но Кимберли отказалась. Вымыв сервиз, она сложила его обратно в шляпную коробку и задвинула обе коробки под диван. Наконец она вытерла стол и снова хлопнула в ладоши, велев служанке унести тазик с водой.

Потом Кимберли присела и закурила сигарету. У нее был вид ребенка, покорно приготовившегося поскучать ради придуманных взрослыми условностей. До сих пор она задала гостям лишь один вопрос — приедет ли Ирвин на бега.

— Вы слышали по радио об исчезновении трекера, который сопровождал констебля Стенхауза? — спросил Бони, и в серых глазах девушки вновь мелькнуло хмурое облачко.

Она кивнула, а когда Бони поинтересовался, не видел ли кто из их аборигенов Джеки Масгрейва, энергично помотала головой. Бони начал испытывать замешательство — он не мог понять, сознательно ли девушка уклоняется от разговора или просто робеет перед неожиданно нагрянувшими гостями. Он задал ей несколько безобидных вопросов, на которые немедленно получил ясный ответ, затем встал и поблагодарил хозяйку за гостеприимство.