– Ща я ему полеплю… Он, чо, не принес ничего, что ли? – и с этими словами чернокожий джентльмен угрожающе приблизился вплотную к Сашку.

– Да вот, смотри сам, – сказал Леша, протягивая негру пакет «Moscow Duty Free». Тот быстро стал шуровать в пакете, при этом что-то невнятно бормоча себе под нос.

Тут Сашок наконец оправился от шока – в достаточной степени, чтобы заверещать горячо и нервно:

– Я принес, принес! Я принес будильник! И газеты! И словарь… Лусо… Лусо-японский. И карты. Вообще, я все принес, что было в портфеле.

Негр с некоторым изумлением уставился на Сашка, будто не ожидал, что тот способен разговаривать.

– А портфель, портфель он принес?

– Видите ли, – заволновался Сашок, – понимаете, какая штука…

– Не понимаю, – отрезал негр, – где портфель, зараза?

– Дынкин, – вступил в разговор Леша, – он не принес портфеля!

В грязном переулке за супермаркетом воцарилась тишина. Все напряженно молчали. Потом Сашок перехватил многозначительные взгляды, которыми обменялись Леша и чернокожий Дынкин, и понял, что дела его плохи, потому что в этих взглядах что-то явно читалось зловещее. И земля закружилась у Сашка под ногами…

В то время, когда Сашок вел неприятную дискуссию с Дынкиным и его бледнолицым товарищем Лешей в районе Нью-Кросс, у него дома, в Фолкстоне, тоже творились странные чудные дела. В тот вечер семейство собралось дома рано и уселось ужинать – втроем.

– Я за Сашу немного беспокоюсь, – говорила Мэгги, раскладывая по тарелкам запеченного лосося, приобретенного по сниженной цене в соседнем «Сэйнзбириз», – непонятная какая все-таки история с этим портфелем. Как вы считаете?

– И с этим джентльменом в русской национальной одежде, – подхватил Джон, – как-то действительно все это странно…

В эксцентричной Англии, естественно, существует добрая дюжина слов для обозначения понятия «странный». И с нейтральным, и с положительным оттенками. Но Джон выбрал одно из самых отрицательных – weird… И Анна-Мария немедленно ринулась на защиту мужа.

– Саша уж точно не вел себя странно! Его реакция была совершенно нормальной. Что бы вы сделали на его месте?

– Well… – пробормотал в ответ Джон. Слово это, в зависимости от интонации и обстоятельств, может иметь сотни, если не тысячи разных значений. В данном случае оно значило что-то вроде «ну, не знаю, не знаю…» В ответ Анна-Мария поджала губки, а Мэгги примирительно попыталась перевести разговор на еду, но участников трапезы могли объединить лишь достоинства зеленого салата.

Дело в том, что Анна-Мария была веганом – то есть радикальной вегетарианкой. «I don’t eat anybody!» – «Я никого не ем!» – с гордостью говорила она. Так что на розового лосося она смотрела с плохо скрываемым отвращением. Но и родители, бросавшие украдкой косые взгляды на отдельно приготовленный ужин Анны-Марии, отвечали ей взаимностью.

Веганы – категорически и без всяких исключений – отказываются употреблять в пищу не только мясо и рыбу, но даже и молоко, сыр, масло, вообще любые молочные продукты, а также яйца и даже мед («мы против эксплуатации пчел!»).

«Пчел эксплуатировать нельзя, а родителей можно», – иронизировал за глаза Джон, намекая на то, что дорогостоящие орехи, всякие там тофу и прочее покупались в основном из родительских средств, так как скромного вклада молодых в семейный бюджет явно не хватало. Вот и сейчас предки с некоторым ужасом поглядывали на оригинального вида блюда, приготовленные Анной-Марией. «Weird! – думал Джон. – Что хотите, а только weird!»

– Вот эта штука, это и есть – тофу? – спросил Джон, подозрительно косясь на большущее сито с чем-то вроде желтоватой крупы.

– Папа, я уже тебе несколько раз говорила, это куинэа…

– Тофу – это совсем другое, это такая штука вроде гигантского гриба, – с сознанием превосходства заявила Мэгги.

– Какого еще гриба?! – возмутилась Анна-Мария – Вы что, смеетесь, что ли? Тофу – это соевая масса, растительный протеин, очень питательный. А куинэа – это из Латинской Америки, индейская еда, такая, как бы вам объяснить, «матерь всех зерновых»…

Но тут объяснения Анны-Марии были прерваны звонком в дверь.

– Это Саша, опять, наверно, ключ забыл, я ему открою! – обрадовалась неожиданно раннему возвращению мужа Анна-Мария. Каково же было ее изумление, когда вместо Сашка она обнаружила на пороге элегантного джентльмена лет сорока пяти, одетого в зеленый твидовый пиджак, при галстуке, в сверкающих дорогих ботинках.

В Англии, надо сказать, совершенно не принято являться в дом без предварительной договоренности. Правда, проповедники различных религий, а также бессовестные торговцы, использующие метод так называемых «жестких продаж», этим правилом иногда пренебрегают, но и отношение к ним соответствующее – в домах попроще их и оскорбляют, и гоняют, словно бродячих собак, и даже, чего доброго, могут и плеснуть чем-нибудь сгоряча, чтобы не шлялись. Ну а образованные классы (еще иногда именующие себя в духе классической самоиронии «трепливыми классами») обрушивают на незадачливых коммивояжеров всю силу своего английского презрения.

Но на этот раз звонивший в дверь незваный гость совсем не походил на бродячего торговца, ни, тем более, на уличного миссионера.

– Вот, мистер… э-э… – попыталась представить его родителям растерянная Анна-Мария.

– Беник, – учтиво поклонившись, подсказал гость.

– Мистер Беник, пришел к Саше. Насчет портфеля.

– Как насчет портфеля? – вскричала Мэгги. – Ведь Саша поехал встречаться с кем-то на «Нью-Кросс». Разве не с вами?

– Примите мои глубочайшие извинения, но я боюсь, Александр опять что-то перепутал. При всем его несомненном уме он, кажется, немного рассеян. Вы не находите?

Анна-Мария и ее родители не знали, что сказать в ответ.

– Мы, – продолжал гость, – действительно первоначально договаривались о встрече на «Нью-Кросс», но потом выяснилось, что мне придется именно сегодня возвращаться из краткой командировки во Францию – а вы ведь живете как раз по дороге, и мы с Александром передоговорились. Я готов подождать, если вы позволите, конечно…

– Могу ли я предложить вам чашечку чая? – после небольшой паузы сказала Мэгги.

О, эта волшебная чашечка чая! Действительно, в английской жизни трудно представить себе положение, в котором этот маленький фарфоровый сосудик с жиденьким напитком без определенного вкуса, цвета и запаха не пришелся бы кстати. В ситуациях, когда англичане ощущают серьезную неловкость, не знают, что сказать, смущены, растеряны или расстроены – всегда спасительная чашечка приходит на помощь.

В повседневных ситуациях «cup of tea» обычно сопровождается эпитетом «nice». Сашок первое время изумлялся: ну что такого особенно «найсного» – милого, приятного, хорошего – в обыкновенном чае? Но потом понял, что культ «чашечки» восходит к таким глубинам национального характера и общественного устройства, что лучше не ставить его под вопрос. Никогда и ни за что. Любовь к родине, материнский долг, необходимость соблюдать правила гигиены – все это открыто для обсуждения и даже критики. Но две вещи трогать нельзя – чашку чая и королеву. То есть можно, но не сомневайтесь – о вас в таком случае многие плохо подумают.

Мистер Беник – даром что иностранец – с благодарностью принял предложение и был водружен в «комнату для сидения» – по-русски говоря, в гостиную, а семейство получило таким образом необходимый тайм-аут, чтобы обсудить дальнейшие действия.

И в самом деле, что ли, оставить гостя дожидаться Сашка? Но бог его знает, сколько времени Сашку потребуется, чтобы добраться домой. Попросить мистера, как его там? Что за имя странное, в самом деле… попросить его прийти в другой день? Нет, это будет крайне неприлично. Ведь и на самом деле, наверное, Сашок все перепутал, это, увы, так на него похоже…

Анна-Мария в который раз выразила сожаление, что у него нет мобильного телефона, но это ее замечание было оставлено без внимания (кто же будет мобильную связь финансировать, позвольте спросить? – читалось на лице у Джона). А позвонить из автомата Сашок, конечно, не догадается, нет у него такой привычки…