Сашок потянул хлястик решительно вправо. Никакого результата. Дернул влево. Ничего. Нажал – уже просто изо всех сил – на круглый запор. Бесполезно! Он нажимал, дергал, тянул все яростней снова и снова, стараясь не смотреть на старуху справа и в то же время, замирая от ужаса, представляя, что вот сейчас или замок сломается, или хлястик оторвется… Как, интересно, он будет тогда оправдываться перед тестем?

«Наверно, замок как-то защелкнулся сам собою… где ключ-то у меня, черт его дери?.. С собой точно нет… кажется, в секретере у жены лежит», – проносилось в голове.

Но тут… Тут у Сашка внутри точно что-то оборвалось: он вдруг вспомнил идиотский эпизод на станции и идиотского русского клоуна… Так что, собственно, правильно все понимает старушенция: портфель в руках у Сашка чужой, потому-то он и не открывается!

«Подменил, подменил-таки, дурошлеп проклятый, доигрался со своими розыгрышами нелепыми», – думал Сашок, а тем временем и дядька напротив тоже уже оторвался от своей газеты и уставился на него в упор.

Сашок сидел теперь неподвижно, прижимая к коленям злосчастный портфель обеими руками. («Ну, да, конечно же, не мой, вот, разве была у моего здесь эта царапина? И вообще, мой был потяжелее, как это я не заметил сразу?»)

И вдруг еще одна ясная, простая и очевидная мысль обожгла Сашка – а почему непременно розыгрыш? Ведь вполне логично предположить нечто более практичное и зловещее, а? Нет, нет, все это только в кино бывает, а уж с ним, безобидным русским интеллигентом, в английской провинции проживающим, точно такого не может случиться никогда. Но если взглянуть на вещи адекватно, то ведь естественно предположить, что соотечественник на станции дурачком только прикидывался, а на самом деле хотел его, Сашка, использовать в каких-то своих корыстных целях. И, видимо, это ему вполне удалось. В каком же качестве меня используют? – беспощадно спросил себя Сашок. И так же беспощадно ответил: понятно в каком. Ку-рье-ра!

«Только спокойно, не падай в обморок, просто сиди и думай», – уговаривал себя Сашок. Итак, что же может быть там, в запертом чужом портфеле? Вариант первый, в кино наиболее популярный: наркотики. Сашок ясно представил себе маленькие пакетики с неотличимым от толченого мела белым порошком. Второй: деньги. Миллион фунтов стерлингов розовыми пятидесятифунтовыми бумажками с красивой, величественной королевой. Почему-то этот вариант показался Сашку гораздо менее страшным. И, наконец, вариант третий: совершенно секретные документы, компрометирующие кого-нибудь невероятно всемогущего, например, одного из начальников компании РУСАЛ, или Федеральной службы безопасности, или хотя бы ЦРУ.

…В реальности, догадывался Сашок, существовало множество других вариантов, каждый из которых чреват не гламурными приключениями, а опасностью для жизни и здоровья, не говоря уже о репутации. Правда, где-то в глубине души еще теплилась надежда, что вся история окажется в итоге все же шуточкой, приколом ненормального, нестандартным приветом с родины. Но главное – надо немедленно решить, что конкретно делать дальше. Идти в полицию? Ну уж нет, сначала надо окончательно убедиться в том, что портфель подменили, иначе будешь выглядеть самым грандиозным идиотом на свете.

«Так или иначе, портфель надо открыть, – строго объявил себе Сашок, – открыть любой ценой».

На седьмом этаже «Сенчури билдинг», что на углу Монтроуз-роуд и Милхилл-лэйн, в кабинке женского туалета сидит несчастного вида молодой русский и громадными канцелярскими ножницами пытается вскрыть большой черный, искусственной кожи, портфель. Ножницы – малоподходящий инструмент для такой задачи, поэтому молодой человек явно нервничает, его лоб покрылся испариной, руки дрожат от натуги, а глаза лезут вон из орбит. Из-за этих нечеловеческих усилий он выглядит чуть ли не уродом, хотя в спокойном состоянии не так уж дурен: у него большие карие глаза, правильные черты лица и слегка вьющиеся светлые волосы. Разве что он несколько худоват, rather skinny, как считает его английская жена Анна-Мария. То есть, по-русски говоря, кожа и кости. («Внешность для меня не имеет значения», – шепотом добавляет она, когда думает, что Сашок ее не слышит.)

Тот день не задался с самого утра. Мало того что он опять задержался в ванной на целых пять минут, нарушив график всей семьи, так что в итоге на станцию пришлось бежать. А на платформе к нему пристал какой-то тип с точно таким же, как у Сашка, портфелем. На этом злосчастья не кончились: ко всему прочему, поезд застрял на двадцать минут уже на самом подходе к станции «Ландон Бридж». Сашок мчался через этот самый Лондонский мост как вепрь! Отлично следил за дыханием, высчитывал движение толпы впереди, почти безошибочно выбирал просветы, в которые можно было юркнуть. Очень даже ловко выскочил один раз на проезжую часть, а потом тут же снова ввинтился в поток. Даже успел подумать: жаль, нет чемпионатов по такому слалому, может, я занял бы призовое место.

И все равно опоздал почти на четверть часа. Прошмыгнуть к своему столу незамеченным, разумеется, не удалось, и мистер Сингх (Сашок мстит ему за все, называя про себя Синюхой) торжественно выступил ему навстречу из своей чертовой будки и, демонстративно глядя на часы, довольно злобно сказал на все рабочее помещение: «Good morning, sir». «Гуд морнинг, доброе утро, мистер Сингх, хау а ю, как, в общем, поживаете, ай эм соу сорри, извините меня, the train, поезд…» – лепетал Сашок. «Вы помните, что сегодня пятница и мы до конца дня должны сдать весь сборник? Где текстиль Молдовы?» – вопрошал свирепый начальник. «Мне осталось на полчаса работы, не больше, только правку перенести», – лепетал в ответ Сашок.

Самое обидное заключалось в том, что статья и в самом деле была почти готова. Накануне Сашок взял с собой распечатку, чтобы поработать в поезде, но потом еще возился с ней до поздней ночи дома, раздражая всю семью. И сейчас статья, разумеется, была в портфеле. Вернее, в одном из двух портфелей – либо в том, который принес с собой Сашок, либо во втором, унесенном с собой окаянным мистификатором в телогрейке.

После короткого, но весьма неприятного разговора с Синюхой Сашок уселся за свой стол, положил портфель на пол и огляделся. Оживление, вызванное его опозданием и демаршем мистера Сингха, уже прошло, и коллектив дружно уткнулся носами в компьютеры. Соседний стол – администраторши Лиз – пустовал, и на нем, да-да, на это Сашок и надеялся, красовался металлический стаканчик с мальтийским крестом, из которого соблазнительно торчали большущие канцелярские ножницы.

Сашок осмотрелся еще раз. Все коллеги вроде бы заняты были своим делом. «Ну же, решайся, хватай их скорее, пока никто не смотрит!» – подбадривал себя Сашок, но еще несколько секунд колебался, и когда наконец ухватился нерешительно за ножницы, азербайджанец Вугар как раз оторвался от своего монитора и повернулся к Сашку, намереваясь что-то сказать. Вслед за ним как по команде уставились на него и чех Володимир, и русский кореец Ли. И даже обычно не слишком любопытная болгарка Цвета. Сашок так и застыл – в неестественной позе, с вытянутой правой рукой и с дурацкой улыбкой на лице.

Вот так всю жизнь ему не везет. В школе пару раз пытался списывать – так оба раза попался. В институте уже и не пробовал, а только с завистью поглядывал на товарищей и товарок, весело и энергично, без всяких комплексов и проблем применявших этот эффективный способ повышения успеваемости. Деньги тоже – терял много раз, а вот находить – никогда. Нет, неправда, один раз, в Союзе еще, в Москве на Сретенке нашел десятку на тротуаре, так что вы думаете, его сразу догнал какой-то забулдыга и, больно схватив за плечо, заорал: «Это моя, это я уронил». Не дав Сашку опомниться, мужик выхватил купюру у него из рук и деловито направился в сторону винного. Чем-то, кстати, тот дяденька неуловимо был похож на сегодняшнего клоуна в валенках – не родственники ли? Воспоминание подтолкнуло Сашка к действию. Как там Гаврилов учил, что надо делать, когда попался? «Ходи с шестерки, как с туза!» Легко сказать…