- Слава Богу, что ты пришла, - сказал он. - У меня убийственные неприятности.

Светло-каштановые волосы, ставшие почти черными от пота, падали челкой ему на лоб, оттеняя лучистые серые глаза. Он выглядел до нелепости молодо. Я бросилась к нему и обняла.

- Что произошло? Расскажи мне. Не с ребенком?

Он покачал головой.

- Извини, но у меня нет ничего выпить. Что случилось?

- Мне надо достать к завтрашнему дню две тысячи фунтов.

- Господи, зачем?

- Меня шантажируют.

- Тогда тебе надо немедленно сообщить в полицию.

- Я не могу, - сказал он, тяжело вздохнув.

Он чуть не плакал. Я поняла, что именно мне придется оставаться спокойной и невозмутимой, как статуя.

- Ты должен пойти в полицию. Они не предадут огласке твою фамилию. Что такого ты мог сделать? Это не может быть настолько ужасным.

Дверь неожиданно распахнулась. Мы оба подскочили, но это был всего лишь Манки. Он подлетел и свернулся у ног Ксандра. Толкнув ногой, я захлопнула дверь.

- Кто мог это сделать? - спросила я.

- Гвидо, - сказал Ксандр упавшим голосом.

- Гвидо?

- Юноша-итальянец, тот красавец, которого ты видела в тот день, когда мы обедали у “Фредди” перед твоим путешествием на яхте с Гарэтом и Джереми.

- А да, помню, - сказала я.

- В тот уик-энд, когда тебя не было, я отказался приехать к Рики и Джоан.

- Да.

- Я поехал в Девон с Гвидо, в отель для голубых.

- О, Господи!

- Там объявился один из его приятелей, тоже красавец и тоже итальянец. Мы все, конечно, напились и начали делать полароидом снимки в спальне. Некоторые из них были слишком смелыми. Ну, а теперь Гвидо со своим дружком требуют пару тысяч для начала, а если я не выложу их им завтра, собираются послать фото Памми и Рики.

Я на минуту задумалась. Запах душистого табака из сада был невыносим. Из водопроводного крана лилась вода, наполняя подставленные миссис Л-Т ведра.

- Ты не думаешь, что Памми давно уже догадалась? - спросила я. - Она не дурочка.

- Она не сможет в этом сознаться даже себе самой.

- Может быть, будет лучше все ей рассказать?

Голос Ксандра дрогнул.

- Не теперь, когда она беременна. Она так счастлива благодаря ребенку! И на работе так вдруг стало все хорошо, и наши с ней отношения очень улучшились в последнее время.

Не было смысла напоминать ему, что он всего двадцать четыре часа назад вернулся с Ближнего Востока.

- Рики просто вышвырнет меня, и Памела сделает то же самое. Я понимаю, что тебе это покажется вздором, но я действительно хочу ребенка. У тебя много богатых друзей.

- А что же Гарэт? - спросила я. - Он тебе поможет.

- Я только-только наладил с ним отношения, - сказал он капризно.

- Если ты уступишь Гвидо на этот раз, он еще больше потребует от тебя через неделю или две.

- Если я только получу передышку, - сказал Ксандр, - я придумаю, как разделаться с ним. Мне просто нужно время. Ради Бога, Октавия, - сказал он, ставшим высоким, почти женским голосом. - Я столько раз выручал тебя раньше.

Это была правда.

- Хорошо. Я достану тебе денег, - сказала я.

- Как?

- У меня есть знакомый, который предлагал мне полторы тысячи фунтов за работу фотомоделью, - сказала я. - Я думаю, что смогу заставить его поднять сумму до двух тысяч.

***

Как только Ксандр ушел, я спустилась в телефон-автомат и набрала номер Андреаса.

- Алло, - произнес сиплый масленый голос с иностранным акцентом.

- Андреас, - сказала я. - Это Октавия.

Воцарилась пауза.

- Октавия Бреннан.

- Я понял, - сказал он. - Сейчас только сделаю потише. Я ждал твоего звонка.

- Ждал? - резко спросила я. - Что ты имеешь в виду?

- До меня дошли слухи о том, что для тебя наступили не лучшие времена, и ты оставила свою квартиру. Отличное было место, твоя квартира. Итак, чем могу быть тебе полезен?

Я судорожно сглотнула.

- Ты помнишь, что ты мне говорил по поводу снимков с моим участием для “Гедониста”?

- Конечно, помню.

Он не мог скрыть торжества в своем голосе.

- Ты говорил о сумме в полторы тысячи фунтов, - сказала я.

- Наверное, я был не в своем уме.

- А как насчет двух тысяч?

- Инфляция ударила по всем, детка.

- Не совсем так. Ваш тираж растет, я прочла об этом в “Кампейн” на этой неделе.

- Ну, если ты согласишься на… ужин и так далее, я могу подумать об этом.

Он ждал. Я почти ощущала, что он, как огромная змея, извивается в предвкушении. Какое все это имело теперь значение? Насколько я понимала, с Гарэтом было кончено. Остальное неважно.

- Хорошо, - сказала я. - Не возражаю. Но могу я получить завтра же наличными?

- Мы жадные, правда? Надеюсь, с тобой ничего не случилось, Октавия. На тебя не похоже, чтобы ты торговалась. “Не хочешь - как хочешь”. Вот какой девиз был у тебя всегда. И другой ты бы мне не понравилась. Это заставляет меня думать, что на свете нет ничего постоянного.

- Мне нужно заработать, - сказала я.

- Хорошо. - Он перешел на деловой тон. - Сейчас в Лондоне находится Кай Марковитц. Я приглашу его завтра на целый день. Приходи к двум.

Я с ужасом поняла, что не попадаю на презентацию, но достать для Ксандра деньги сейчас важнее всего.

- Хорошо, - сказала я.

Он назвал мне адрес и мягко добавил:

- И не надевай ничего тугого, чтобы на тебе не было никаких отметин. До завтра, дорогая. Ты не пожалеешь, я обещаю.

После этого я отправилась на свою работу в ресторан.

Вернувшись домой, я вымыла голову и предприняла жалкую попытку привести свое тело в порядок. Потом в течение нескольких часов писала и рвала письма к Джеки, в которых пыталась все объяснить. Но и окончательный результат меня не удовлетворял. Я была в таком жутком состоянии, что с трудом связывала слова, не говоря уже о предложениях, и как бы я не оправдывалась, ничто не могло изменить того факта, что я его подвела.

На постели лежал и дремал Манки. Его распорядок был нарушен. Он без конца зевал, пискливо повизгивая. Я не стала ложиться. Было слишком жарко, чтобы уснуть, а, если бы я и уснула, то, проснувшись, с новой силой должна была бы осознать правду о Гарэте и Лорне.

***

Ничто, даже сама действительность, не могла подготовить меня к ужасу фотосеанса с Андреасом. Я чувствовала себя так, будто со свистом неслась на скором поезде к девятому кругу Данте, к тому, где зубы сатаны вечно рвут впечатанных в лед предателей.

Я предала Джеки и заслуживала того, чтобы меня рвали на куски.

Я сидела в небольшой боковой комнатушке перед освещенным лампами зеркалом в одном старом халате со следами грима на нем. По радио утверждали, что это самый жаркий день в году. В громадной уимблдонской студии, снятой на один день Каем Марковитцем, было невероятно душно, а я не могла унять дрожь. Я знала, что выглядела ужасно. Я замаскировала свой желтеющий загар темно-коричневым гримом, что все равно не могло скрыть моих торчащих ребер. Несмотря на то, что я закапала в глаза полфлакона голубых капель, они оставались красными и совсем не блестели.

В одном углу студии потрясающий гомик по имени Габриэл, с ярко-синими глазами и светлыми рыжеватыми волосами, на котором были только коротенькие выцветшие джинсовые брюки и браслет из змеиной кожи, руководил двумя угрюмыми потными послушными его воле рабочими, которые сооружали для меня декорацию. Она включала огромную кровать с плетеной спинкой, с серебристыми атласными простынями и белую клетку для птиц в старинном стиле. Один рабочий, пошатываясь, втаскивал громадные растения в горшках, другой прикалывал булавками к экрану изысканные узорчатые темно-коричневые обои. Габриэл устанавливал на ночном столике роскошную лампу, серебряный чайник, пресс-папье из стекла.

- Андреас просил сделать по-настоящему шикарный фон для тебя, дорогая. Я не могу припомнить, чтобы он когда-нибудь проявлял такой интерес.

В другом углу студии Кай Марковитц фотографировал под аккомпанемент вспышек и Эллы Фитцджеральд эффектную чернокожую девушку с умопомрачительными формами. Она была в красных кружевных трусиках, почти ничего не прикрывающих, в туфлях на высоченных шпильках. Девушка извивалась на фоне мехового покрывала, прикрепленного к стене.