- Я простужусь, - пробормотала она.
- А я нет, - сказал Ники и провел губами по ее щеке, когда она проскочила мимо него.
- Ты забыла блюда, - выпалил отец.
- Они у меня, - сказал Ники, - должен сказать, смерть как хочется попробовать… пудинг Имоджин. - Он подмигнул улыбавшейся Джульетте.
- Вы не нервничаете перед важными матчами?
- Нет, - он бросил взгляд в сторону Имоджин, - от напряжения я завожусь.
- А Гулагонг какая? - спросила Джульетта.
- Приятная, в жизни выглядит намного симпатичнее, - Ники густо намазал кусок кремом. - Все время что-то про себя бормочет и смеется, когда сделает хороший удар. Никогда не помнит счет.
Потом он им рассказал про одного судью на линии, который заснул на крупном соревновании.
- Слишком хорошо пообедал. Публика хохотала до истерики.
Теперь его глаза - цвета анютиных глазок, подумала Имоджин, вглядывавшаяся в каждую черточку его лица. И руки у него красивые, с длинными загорелыми пальцами. Вдруг она ощутила какую-то слабость от сильного желания. А потом почувствовала какое-то легкое прикосновение к щиколотке. Должно быть, это Гомер трется, но он обычно клянчил под столом, когда подавались мясные блюда. Теперь он лежал, растянувшись на солнце, под окном и подергивая во сне пушистыми желтыми лапами.
Ники продолжал спокойно разговаривать с отцом, а давление на ее щиколотку становилось настойчивее.
- Хороший приход? - спросил он, осушая бокал с вином.
- Отличный, - заверил его викарий.
Он поразительно смотрится в этих джинсах, подумала Имоджпн. При том, что они так плотно его облегают и он сидит, над поясом ничего не нависает. Мысли ее затуманились, она даже не расслышана, как Ники спросил отца, какова была тема его проповеди, и как тот ответил:
- Спросите Имоджин, она там была.
- Так о чем была проповедь? - с нехорошей улыбкой спросил он Имоджин.
- Что, простите? - перепугалась она.
- Проснись, - сказал отец.
- Прошу прощения, я думала о другом.
- Ники хочет узнать, о чем была моя проповедь, - в голосе викария слышалось явное раздражение.
Она почувствована, что кровь прилила у нее к лицу. Все теперь смотрели на нее.
- Никодим , - шепотом подсказала Джульетта.
- А, да, - благодарно спохватилась Имоджин. - ?Дует ветер там, где он слышен, а люди, верящие в Бога, имеют жизнь вечную?.
Дрожащем рукой она потянулась за вином, моля Бога, чтобы гроза миновала. Ники посмотрел на часы.
- Бог ты мой, уже почти четверть третьего.
- Я пропустил час вопросов для садоводов, - сообщил викарий.
- Надеюсь, я не слишком вас утомил, - поскромничал Ники, наверняка зная, что это не так, - если у вас какие-нибудь дела, то не стесняйтесь.
- О нет, - заверила его миссис Броклхерст, - все было так увлекательно, правда, Стивен? После разговора с вами мы будем следить за Уимблдонским турниром с гораздо большим интересом.
- Мне скоро надо будет отправляться в Лондон, - сказал Ники, - но перед этим я не прочь прогуляться по торфяникам. - При этом он еще сильнее нажал на щиколотку Имоджин.
- Я должен написать свою вечернюю проповедь, - с сожалением сказал викарий, - а в четыре часа придут за собачьим ошейником для спектакля драматического общества.
- Мне надо искупать Гомера, - сказала Джульетта.
- Вас проведет Имоджин, - предложила миссис Броклхсрст.
- Как раз на это я и надеялся, - признался Ники, улыбнувшись Имоджин.
- Зачем Имоджин выкрасила себе веки в ярко-зеленый цвет для прогулки по торфяникам? - спросил викарий жену, помогая ей мыть посуду.
- Боюсь, она влюбилась, - предположила миссис Броклхерст.
- Ее ждут торфяники и муки, - тихо пробормотала Джульетта.
Со вчерашнего дня ветер утих, и от теплого солнца в небо поднялись поющие жаворонки. У папоротников распрямились их бледно-зеленые пальцы. Ягнята бегали взапуски и блеяли, напоминая матерям о себе.
- Похоже, папа с тобой немного не в ладах?- спросил Ники.
- Он был разочарован, что я не родилась мальчиком.
- А я этим страшно доволен.
Его рука обняла ее дюймах в шести выше талии.
- Очень, очень доволен, - повторил он, и его пальцы дотронулись до ее груди. Имоджин отпрянула: их еще было видно из дома.
- Неизвестно, кого ты больше боишься - меня или его, - сказал Ники.
- О, к вам я отношусь совсем по-другому, - возразила Имоджин, - просто раньше я никогда не имела дела со знаменитостями.
Ники рассмеялся.
- Я познакомлю тебя со многими, если ты обещаешь не увлекаться ими.
Имоджин, не такая тренированная, как Ники, скоро запыхалась. Хорошо еще, что говорил по большей части он.
- У теннисиста жизнь одинокая. Сегодня здесь, завтра уже в другом месте - тысячи знакомств и очень мало друзей. Никогда нигде не задерживаешься настолько, чтобы можно было наладить нормальные отношения. - Он глубоко вздохнул.
Имоджин, у которой восприятие немного притуманилось от выпитого за обедом вина, не улыбнулась. Она посмотрела на него с сочувствием.
- Будешь вспоминать обо мне время от времени, когда зароешься в свою библиотеку?
- Да, все время.
- Прекрасно, - сказал он, взяв ее за руку и увлекая за собой в заросли вереска. Вблизи она пахла зубной пастой и свежевымытыми волосами - совсем, как его малолетние племянницы, когда они после ванной выходили пожелать спокойной ночи, - сентиментально подумал Ники. Он поднес руку Имоджин к губам.
Буровато-зеленый склон холма был опоясан каменными стенами, болота отливали смутно-лиловым цветом. Вдали темнели мельничные дымоходы.
- Правда, красиво? - сказала Имоджин, отчаянно стараясь сохранить спокойствие.
- Ты красивее, - сказал Ники, - а твой пульс, милая, - добавил он, держа ее запястье,- как атака легкой кавалерии. Веришь в любовь с первого взгляда?
- Не знаю, - честно призналась Имоджин.
- А я верю. Вчера, когда я тебя увидел, это случилось - как удар молнии. Я даже не знаю, что в тебе такое. Словами не передашь, но что-то нечто большее, чем просто красивая внешность. - Он обнял ее и прижал так крепко, что она не могла вывернуться. Вскоре она перестала сопротивляться и легла на спину.
Казалось, вся синь небес сгустилась в этих голубых глазах, и когда он целовал ее, прутья вереска кололи ей спину. Все было так плавно и так умело, так отличалось от повадок подкатывавших к ней местных парней, которые грубо хватали ее и щупали, что прошло несколько секунд, прежде чем Имоджин поняла, что произошло. Его рука вдруг прокралась ей под свитер, отстегнула лифчик, и ее теплая и тяжелая левая грудь упала в другую его руку.
- Нет, нет, Ники! Не надо.
- Почему, моя радость? Тебе это не нравится?
- Нет, нравится! Но…
- Тогда молчи.
Он опять стал целовать ее, а его свободная рука осторожно подвигалась вверх по ее бедру. Словно паралич сковал ее члены. У нее не было сил бороться с ним. И вдруг страшный шум в зарослях папоротника заставил их вскочить. Спасение явилось в облике большого черного лабрадора, который встал перед ними, высунув розовый язык и неистово крутя хвостом.
- Господи, - задыхаясь произнесла Имоджин. - это Дороти.
- Кто такая Дороти?
- Собака церковного старосты.
- И стало быть, сам церковный староста где-то поблизости, - сказал Ники, поправляя себе прическу. Собака кинулась обратно в папоротники.
Потрясенная Имоджин подтянула на себя лифчик, который оказался так высоко, что у нее стало четыре груди, как у коровы, отошла и села на замшелый камень. Она устремила взгляд вниз на долину. Там церковный староста совершал свою послеобеденную прогулку. А еще дальше она могла разглядеть и своего отца, который ходил туда и обратно по саду, заучивая наизусть проповедь.
- Наверное, я дура, - сказала она и закрыла лицо руками.
Ники подошел и обнял ее.
- Все в порядке, любимая. Во всем виноват я. Просто, я слишком сильно тебя хотел, а ты хотела меня, верно?
Она молча кивнула.