— Что там у нас может случиться, товарищ начальник? Можно сказать, что последние пять лет зазря хлеб едим — никаких происшествиев... Разве только напьется кто!..
Майор Головко сильно устал. Выехал он из станицы на рассвете. Почти целый день просидел на совещании в краевом управлении, но заехать в отдел было необходимо...
В маленькой комнатке дежурного торопливо вскочил из-за стола сержант Нагнибеда.
— Здравия желаю, товарищ начальник! Так что произошло у нас чепе!.. Докладывает помощник дежурного сержант Нагнибеда...
— Какое чепе?! Что случилось? — нахмурился майор.
— Так что убийство в поселке лесхоза. Застрелен из ружья лесник. На место происшествия выезжал лейтенант Захаров...
— Где сейчас лейтенант Захаров? — перебил говорливого сержанта начальник отдела. — Найдите его и пришлите ко мне!..
— Есть, товарищ начальник, разыскать лейтенанта Захарова!..
Майор Головко торопливо прошел в свой кабинет. Там было душно и пахло застоявшимся табачным дымом. Майор толчком руки распахнул окно, включил свет.
Из окна сразу потянуло ароматной вечерней прохладой. Пахло зеленью, цветами, свежестью недалеких гор.
Головко прошелся по кабинету — от стоявшего в углу сейфа до двери девять шагов, потом обратно, к старенькому письменному столу — еще девять...
Он был взволнован происшествием, потому что, несмотря на два десятка лет работы в милиции, никак не мог хладнокровно относиться к таким преступлениям, как убийства. Он мог с привычной беспристрастностью подмечать смягчающие обстоятельства и устанавливать мотивы хулиганских поступков, драк, даже краж. Но когда ему приходилось иметь дело с убийцами, в нем поднималось чувство гнева. Ведь в жизни почти все можно исправить: заживают синяки после драк, можно вновь приобрести похищенные вещи. А вот жизнь у человека — только одна...
В дверь постучали.
— Да! Войдите!
Майор остановился около стола и бросил быстрый взгляд на дверь. В кабинет вошел лейтенант Захаров — молодой парень с отличной спортивной выправкой, в хорошо отглаженных форменных брюках и рубашке с галстуком. Дерзкое, мальчишеское лицо лейтенанта выглядело веселым и торжествующим.
«Чему он радуется?!» — подумал Головко. Но вслух проговорил:
— Что случилось, лейтенант?
Лейтенант Захаров улыбнулся, вытер платком потное лицо, пододвинул к себе стул. И, натолкнувшись на холодный взгляд начальника, отдернул от стула руку, щелкнул каблуками. Потом осторожно положил на стол начальника зеленую папку с документами:
— В поселке лесхоза совершено убийство, товарищ начальник. Выстрелом из охотничьего ружья был убит лесник Иван Николаевич Свиридов, тысяча девятьсот пятнадцатого года рождения. Убийца стрелял через окно, волчьей картечью. Разнес череп Свиридову. Преступление было совершено, по заключению судмедэксперта, не позднее одиннадцати часов утра. Обнаружен убитый был около полудня посыльным — счетоводом лесхоза. На место происшествия выезжал я, судмедэксперт и старший следователь Кислов. Прокурор сейчас находится в отпуске...
— Есть подозреваемые?
Лейтенант Захаров вскинул голову и усмехнулся:
— Есть не подозреваемый, а явный преступник, убийца, товарищ начальник! Это сосед Свиридова, тоже лесник — Петр Иванович Остапенко, тысяча девятьсот семнадцатого года рождения...
— Улики?
— Утром Свиридова и Остапенко видели вместе в магазине сельпо — они купили там литр водки и ушли. Потом пастух поселка видел сквозь открытое окно убийцу и его жертву выпивающими в доме Остапенко. Этот дом находится в одиннадцати метрах от дома Свиридова. Выстрел был произведен из окна в окно, когда Свиридов вернулся к себе домой. Обнаружено охотничье ружье шестнадцатого калибра. Экспертиза установила, что из ружья недавно был произведен выстрел. Ружье принадлежит Остапенко, и на его ложе имеются следы пальцев хозяина. В ружье находилась стреляная латунная гильза. Осмотр патронов, находившихся в патронташе у Остапенко, подтвердил тождественность картечи с той, которая разнесла череп Свиридову. Преступник арестован и находится в КПЗ...
«Толково!» — отметил про себя майор Головко, прослушав доклад лейтенанта. И сказал вслух:
— Садитесь, лейтенант!..
Он стал просматривать дело и отметил, что большинство документов написано твердым и четким почерком лейтенанта Захарова.
«Очень толково! — снова подумал майор, пробегая глазами документы. — Видать, в школе милиции преподаватели не зря хлеб едят. И парень, видать, старательный, неглупый... Только чего он, черт возьми, веселится? Тут человека жизни лишили, а он улыбается, как майская роза...»
— В деле нет показаний убийцы, товарищ начальник! — сообщил лейтенант. Он присел на краешек стула в напряженной позе. — Преступник до сих пор находится в невменяемом состоянии по причине опьянения...
«По причине опьянения»! — Майор с трудом сдержал усмешку. — Тут ты, лейтенант, напрасно закручиваешь мысли, стараешься говорить посложнее. Сказал бы просто: «Пьян преступник».
Но вслух майор Головко спросил:
— Мотивы преступления?
— Пока не установлены, товарищ начальник! Очевидно, убийство — результат пьяной ссоры...
— Возможно! — согласился майор. И вдруг вспылил: — А вы-то чего радуетесь, лейтенант Захаров? У вас такое выражение лица, словно вы именинник!.. Не стало человека, а вы радуетесь, черт вас побери!
Улыбка погасла на лице лейтенанта. Обиженно дрогнули пухлые губы:
— Я радуюсь, товарищ майор, тому, что мне удалось раскрыть преступление...
«Чего я прицепился к парню?! — мысленно сам себя упрекнул Головко. — А впрочем, пусть учится понимать, что радоваться следует, когда предотвратишь преступление, а не тому, что его раскроешь! Каждое преступление — это несчастье... Особенно такое!»
— Ладно! Идите отдыхать, лейтенант! — все так же хмуро разрешил майор. — Завтра с утра займемся подследственным...
Все с тем же недовольно-обиженным видом лейтенант Захаров попрощался и вышел.
«Молод еще, зелен, — подумал майор. — Ну ничего, парень, видать, толковый... Обкатается...»
Он поднялся из-за стола и снова прошелся по кабинету. За окном уже совсем стемнело, словно кто-то снаружи задернул черный бархатный занавес, кое-где расшитый серебряными лучистыми звездами. Прохладный ветер с гор доносил такие свежие и хмельные ароматы, что майор, уже доставший из кармана пачку «Примы», сунул ее обратно. Не хотелось портить запахом табачного дыма этот душистый, бодрящий воздух.
«Да, а этот самый, лесник, Свиридов уже никогда не вдохнет этих свежих запахов, не увидит этой ночной красоты!» — подумал Головко.
Он еще раз вспомнил все, что ему сообщил Захаров, что он прочитал в деле.
«Черт знает что! Все выглядит так, точно преступник нарочно старался облегчить работу следователю! — размышлял майор. — Все улики — и ружье, и патроны с волчьей картечью и даже следы пальцев на ружье — так и кричат: вот он я, убийца!»
Головко знал, что в пьяном дурмане человек может просто по глупости совершить любое преступление, не заботясь о последствиях. Но он обратил внимание на одно противоречие, не замеченное лейтенантом Захаровым. Если убийца в момент выстрела был в состоянии легкого опьянения, то он, очевидно, попытался бы как-то скрыть улики. А если он был мертвецки пьяным, то едва ли сумел бы попасть в голову Свиридову... Впрочем, конечно, возможны и случайности...
«Что за люди Свиридов и Остапенко? — думал майор Головко. — Они не были врагами. Скорее можно допустить, что оба лесника были в дружеских отношениях. Ведь с врагами за водкой в магазин не ходят и не выпивают у открытого окна... Может быть, случайная пьяная ссора?!»
Многолетний опыт вдумчивой следственной работы приучил Головко к тому, что при раскрытии любого преступления главную роль играют не чисто внешние обстоятельства дела, а глубокое проникновение в то, что иногда остается под спудом, — в психологию преступника, в мотивы преступления.
Нахмурив широкие брови, Головко поднял телефонную трубку и набрал номер коммутатора лесхоза. Там он попросил квартиру парторга, старого знакомого. Услыхав знакомый глуховатый басок, Головко поздоровался:
