Не забудь о ловушке!

Размахивая перед собой фомкой, он обнаружил проволоку, пролез под нею и помчался дальше вверх. Рука уже начала болеть от тяжести инструмента, которым он был вынужден все время размахивать перед собой — нельзя было исключить возможность того, что Ронни отправился следом за ним и подстроил еще одну западню. Бэленджеру показалось, что он услышал еще один выстрел дробовика и совсем тихий ответ пистолета. Третий этаж. Четвертый.

Оказавшись на пятом, он снова остановился, не в силах устоять перед искушением заглянуть в еще один тайный коридор. Он не забыл, что, когда спускался, ему показалось, что там у стены находился какой-то предмет. Очки ночного видения подтвердили его правоту. Там был труп еще одной женщины. Блондинки. Полностью одетой — на сей раз в слаксы, водолазку и спортивную куртку.

«Нет!» — испуганно подумал Бэленджер.

Эта одежда была ему знакома.

Нет!!!

Спотыкаясь, он бросился к ней. Из-за высохшего плеча высунулась крыса. Бэленджер взмахнул ломом, но попал не по крысе, а по стене. Обуреваемый эмоциями, он рухнул перед трупом на колени. Тело хотя и мумифицировалось, но все же сохранилось хуже, нежели то, которое он обнаружил внизу. Глаз не было. Крысы частично обгрызли лицо, но все равно он не мог не узнать его.

Диана.

Печаль сдавила ему сердце, пресекла дыхание. Слезы, жгучие, словно кислота, потекли по щекам. Все его тело сотрясали рыдания. Медленно подняв руку, он погладил изуродованное лицо. Ее белокурые волосы опускались ниже плеч — она любила стричься короче... Неужели это оттого, что они продолжали расти и после ее смерти? На лице даже сейчас можно было различить гримасу непреодолимого ужаса. Как и у трупа с первого этажа, гортань была раздавлена руками душителя. Его Диана! Его прекрасная, любимая, замечательная Диана!..

Он опустился на колени, в неодолимой скорби оплакивая ее. Диана. Одиннадцать лет вместе. Она ни разу не усомнилась в нем, она без устали выхаживала его, когда он тяжело больным вернулся после первой иракской войны. Напрягая все свои душевные силы, он пытался хотя бы сейчас дать ей понять, как сильно он любил ее. Добрая, самоотверженная Диана. Прекрасная Диана — с дырами на лице, прогрызенными мерзкими тварями.

К реальности его вернул звук очередного выстрела. Продолжая рыдать, он открыл ее сумочку, вынул бумажник и сунул его в карман ветровки. Потом поцеловал ее лоб, обтянутый превратившейся в пергамент кожей, подобрал с пола ломик и рацию и кинулся вверх по лестнице.

Ярость требовала, чтобы он мчался вперед без оглядки, но такое поведение было бы на руку Ронни, этому сукину сыну только и нужно было — заставить его потерять голову и наделать ошибок. «Я разделаюсь с тобой, Ронни!» — мысленно прокричал он. Держа фомку наготове словно оружие, он выбрался в проход шестого этажа и первым делом окинул взглядом разоренную гостиную апартаментов Данаты. Вход оставался забаррикадированным мебелью.

Через несколько секунд Бэленджер оказался возле люка. Сквозь крышку он услышал какие-то шумы, потом торопливые шаги, потом выстрел. Снедаемый тревогой, он постучал: два раза, три раза, один раз.

Ответа не было. «А что, если они решат, что это не я, а Ронни? И начнут с перепугу стрелять в люк?»

Но, постучав повторно, он услышал звук отодвигаемого засова. Крышка откинулась, ему в лицо ударил свет налобного фонаря. Усиленный оптикой очков ночного видения, этот свет показался очень ярким и на мгновение ослепил его. Впрочем, луч фонаря тут же сдвинулся в сторону, и к нему вернулась способность видеть. Он поспешно вылез наверх и вновь закрыл люк на засов.

В комнате сильно пахло сожженным порохом. Винни стоял в дверном проеме комнаты с мониторами, направив пистолет на два неровных отверстия в полу. Увидев Бэленджера, он быстро подошел к нему.

— Я сделал все так, как вы сказали. Досчитал до пятидесяти. Потом усилил громкость рации и положил ее на пол. Он разнес ее вдребезги.

— Сколько выстрелов вы сделали? — Бэленджер взял пистолет.

— Четыре. Я надеюсь, вы не думаете, что я впустую...

— Вы все выполнили так, как надо. Вы отвлекли его. Осталось еще девять патронов. Нужно сделать так, чтобы их хватило.

— Он стрелял наугад сквозь пол.

— Он пока что не может войти в гостиную Данаты и стрелять оттуда. На некоторое время — ненадолго — мы в безопасности. Дайте мне ваш рюкзак.

Бэленджер поднес рацию к губам:

— Эй, ты, говнюк, знаешь, что я тебе скажу?

Молчание и шорох статических зарядов.

— Ты слышал, скотина, что я задал тебе вопрос?

— Как я, интересно, должен понимать эту вульгарность? Неужели нельзя обойтись без площадной ругани?

— В разговоре с тобой? Никак нельзя. Я нашел свою жену, ты меня слышишь, кусок дерьма?

Молчание и электрический шелест.

— Ты задушил ее. Ты их всех задушил.

Бэленджер взял рюкзак и вынул из бокового кармана папку с рапортами полиции. Потом достал из кармана водительские права, взятые у мертвой женщины с нижнего этажа.

— Изысканные обеды при свечах, — сказал Бэленджер в рацию. — Прекрасная классическая музыка. Литературные чтения. Иностранные кинофильмы с субтитрами. Все чрезвычайно пристойно, церемонно и интеллектуально. Тебе нужно было строить из себя интеллектуала. Не позволять эмоциям направлять твои поступки. Эмоции делают тебя слабым. Эмоции заставляют тебя терять контроль над собой.

Он еще раз прочел имя на водительских правах: Айрис Маккензи. Когда Аманда повторяла по памяти список «подруг» Ронни, что-то в нем зацепило его внимание. Теперь он знал, что. Имя Айрис. Он быстро листал страницы.

— Вот, нашел! — сказал он в рацию. — Айрис Маккензи. Возраст: тридцать три года. Место жительства: Балтимор, штат Мэриленд. Занятие: литературный сотрудник рекламной фирмы. Цвет волос: блондинка. Тебе все это о чем-то говорит, подонок? Должно бы. Если я прав, она была у тебя первой. — Бэленджер скользил глазами по тексту, с кропотливой аккуратностью записанному стариком. — В августе 1968 года Айрис приехала на поезде из Балтимора в Нью-Йорк по делам. Покончив с ними, она решила провести уик-энд в Эсбёри-Парке, в знаменитом отеле «Парагон». Никто не предупредил ее, что Эсбёри-Парк уже не был прекрасным и тихим местом, как когда-то, а отель «Парагон» и вовсе превратился в настоящий кошмар. Она приехала в пятницу. Одной ночи в этой страшной пирамиде, больше всего похожей на сказочный замок с привидениями, ей вполне хватило. Наутро она выписалась и собралась на вокзал. С тех пор никто ее не видел. Кроме меня. Я видел ее, Ронни. Она сидит внизу в потайном коридоре, с сумочкой на коленях, и все еще ждет своего поезда. Ей пришлось долго ждать.

Во рту у него пересохло, сердце щемило. Бэленджер вынужден был сделать паузу. У него возникло ощущение, что от прилива переполнявших его эмоций вот-вот лопнут кровеносные сосуды.

Немного помолчав, он снова включил рацию.

— Аманда говорит, что ты обращался с нею с пугающей вежливостью. Не считая, конечно, того, что то и дело запирал ее в хранилище. Но ведь, черт возьми, никто не идеален, правильно? А потом ты заставил ее снять с себя все и ходить в ночной рубашке на голое тело. Что случилось, Ронни? Ты решил, что с ухаживанием можно наконец покончить? Ты вкусно кормил ее. Ты развлекал ее. Ты показал ей, что ты самый настоящий сказочный принц. И в конце концов ты решил, что тебе нужно получить что-то взамен. Ведь ты же светский человек, правда? Ты знаешь, как полагается играть в такие игры. Но вдруг ты начал злиться. Ты назвал ее шлюхой. Наверно, из-за особенностей твоей сексуальной организации ты чувствовал себя слабым и обиженным, верно? Я готов держать любое пари, что если не сегодня, то завтра ты начал бы избивать ее. А потом ты проникся бы ненавистью к себе за то, что позволил своей слабости и подавленным влечениям взять верх над тобой. Возможно, ты ощутил бы ненависть к себе за то, что желал ее, а к ней — за то, что она была женщиной, которую ты хотел. А вот и другой вариант. Кстати, он мне больше нравится. Скорее всего, ты в очередной раз возненавидел бы себя, потому что считал, что должен хотеть ее, но не хотел. Возможно, ты не испытываешь вообще никакого сексуального влечения, и это до крайности тревожит тебя. Ты получаешь наслаждение от приготовления и поедания блюд, известных только немногочисленным гурманам, от чтения Пруста и просмотра кинофильмов для избранных. Но когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной, выясняется, что это тебя нисколько не интересует. «Что со мной происходит?» — все время спрашивал и спрашиваешь ты себя и говоришь себе, что нужно что-то предпринять. Поэтому ты и заставил ее надеть ночную рубашку. Это должно было подействовать на тебя возбуждающе. Но не подействовало, и ты возненавидел эту женщину за то, что она не смогла заставить тебя почувствовать себя мужчиной. Ты прекрасно знал, чем все кончится. Все шло точно так же, как и с другими. Ты не мог заставить себя оттрахать ни одну из них и потому душил их всех, чтобы скрыть свой позор и свою неполноценность. Ты говорил себе, что, возможно, следующая женщина сумеет сделать так, чтобы ты все-таки почувствовал, что значит быть мужчиной. В следующий раз. Все всегда откладывалось на следующий раз, верно?