За дверью была огромная низкая сводчатая комната, наполненная запахом плесени. Свеча Спархока выхватила из обширной темноты небольшое пятно желтизны. Мощные контрфорсы были покрыты паутиной, в изломанных углах скопились вековые тени. Спархок навалился спиной на дверь и медленно закрыл ее. Звук закрывшейся двери раскатился по склепу эхом роковой судьбы.

Склеп лежал глубоко под главным нефом собора. Под низким сводчатым потолком в источенных веками мраморных гробницах с пыльными свинцовыми барельефами на крышке лежали царственные властители Элении. Два тысячелетия обращались в прах в этом сыром подвале. Грешник лежал рядом с добродетельным. Глупец покоился по соседству с мудрецом. Смерть уравняла всех и всех примирила. Слепые глаза посмертных статуй по углам саркофагов привычно буравили мертвый воздух молчаливой гробницы.

Спархок пожал плечами. Он привык к горячей крови, сверкающей стали, эта холодная пыльная тишина была чуждой ему. Он не знал, что делать теперь — призрак Таниса ничего не говорил ему об этом. Поэтому он просто стоял подле бронзовой двери и ждал. Понимая, что это глупо, он все же не выпускал из руки рукояти меча, больше просто по привычке, ведь какая могла быть польза от оружия в этом святилище забвения?

Сначала он принял этот звук всего лишь за эхо собственного дыхания, слабое колебание спертого воздуха, но звук повторился и на этот раз громче.

— Спархок, — выдохнул кто-то пустым бестелесным шепотом.

Спархок поднял свой огарок, всматриваясь в заплясавшие вокруг тени.

— Спархок, — снова повторился шепот.

— Я здесь.

— Подойди ближе.

Шепот исходил оттуда, где были самые поздние захоронения и гробницы не успели еще покрыться толстым слоем пыли и паутины. Спархок сначала медленно, потом со все возрастающей уверенностью двинулся к ним. В конце концов он остановился у последнего саркофага, на котором было высечено имя короля Алдреаса, отца королевы Эланы. Он стоял перед свинцовым изображением человека, которому присягнул на верность, но к которому питал лишь малую толику уважения. Скульптор, отливавший статую, попытался придать посмертному изображению монарха царственное величие, но слабость короля сквозила и здесь — в беспокойном выражении лица и безвольном подбородке.

— Приветствую тебя, сэр Спархок, — шепот исходил из самой глубины мраморной гробницы.

— Приветствую тебя, Алдреас.

— Ты все еще питаешь ко мне неприязнь, все еще презираешь меня, мой Рыцарь?

Воспоминания о множестве обид и притеснений тотчас же вспыхнули в памяти Спархока, вспомнились долгие годы преследовавших его оскорблений и клеветы — все это он получил от человека, чья скорбная тень говорила сейчас из глубины погребального саркофага. Но жестоко и глупо поворачивать нож в сердце уже умершего. Спархок мысленно простил своему королю все обиды.

— Так никогда не было, Алдреас, — солгал он. — Ты был моим королем, и это все, что мне нужно было знать.

— Ты добр, Спархок, — прошелестел голос, — и твоя доброта разрывает мое бесплотное сердце больше, чем любой упрек.

— Прости, Алдреас.

— Я родился не для короны, — меланхолично признал бестелесный голос. — Происходило множество событий, сути которых я не понимал, и люди, которых я считал друзьями, ими вовсе не были.

— Мы знали, Алдреас, но не было возможности защитить тебя.

— Я не мог знать о тех заговорах, которыми они меня опутали, ведь так, Спархок? — тень отчаянно пыталась оправдать то, что Алдреас делал при жизни. — Я глубоко почитал Церковь и доверял первосвященнику Симмура больше, чем всем другим. Откуда мне было знать, что он обманывает меня?

— Ты не мог знать, Алдреас, — было вовсе не трудно сказать это. Алдреас больше не был врагом, и если эти слова могли утешить его одержимый виной призрак, то слова эти затруднили Спархока не больше, чем дыхание, с которым они были произнесены.

— Но я не должен был поворачиваться спиной к моему единственному ребенку, — произнес Алдреас голосом полным печали. — Это то, что сокрушает меня более всего. Первосвященник отвратил меня от нее, но я не должен был слушать его лживых наветов.

— Элана знала это, Алдреас. Она знала, что ее враг — Энниас, а не ты.

В мертвом воздухе склепа повисло долгое молчание.

— А что стало с моей драгоценной сестрой? — последние слова тень короля произнесла будто сквозь стиснутые от ненависти зубы.

— Она по-прежнему в монастыре в Димосе, Ваше Величество, и останется там до смерти.

— Тогда пусть похоронят ее там, мой Рыцарь. Не оскверняйте мой сон, положив рядом со мной мою убийцу.

— Убийцу? — ошеломленно переспросил Спархок.

— Моя жизнь стала тяготить ее. Энниас, ее любовник, тайно препровождал ее ко мне, и она обманывала меня с дьявольской непринужденностью. Обессиленный, я принял чашу с питьем из ее рук, а в питье этом была моя смерть. Она хохотала, стоя над моим бессильным телом во всей своей бесстыдной наготе, и лицо ее было искажено ненавистью и презрением. Отомсти за меня, мой Рыцарь! Возьми в свои руки месть за меня моей грязной сестре и ее низкому любовнику, ибо они низвергли меня и лишили всех прав мою единственную законную наследницу, мою дочь, которую я преступно отторг от себя и презирал все ее детство.

— Если Всевышний не прервет моего дыхания, сбудется по словам твоим, мой король, — поклялся Спархок.

— И когда моя дочь взойдет на принадлежащий ей по праву трон, я заклинаю тебя, Спархок, скажи ей, что я ее любил, поистине любил.

— Если это волею Божьей свершится, я не забуду об этом.

— Должно свершиться, Спархок. Иначе Элению затопит мрак. Одна лишь Элана — законная наследница короны. Я вверяю тебе эленийский трон, не позволь, чтобы на него уселся плод нечистой связи моей сестры и первосвященника Энниаса.

— Я не допущу этого, мой меч тому порукой! — пылко пообещал Спархок. — Все трое посмотрят в глаза своей смерти еще не успеет кончиться эта неделя!

— И ты сам погибнешь, пытаясь покончить с ними, а Элана умрет, лишившись защиты своего Рыцаря.

После смерти, — подумал Спархок, — Алдреас стал мудрее, чем при жизни.

— Время для мести придет в свой черед, Спархок, — продолжал призрак короля. — Первое, что ты должен сделать — это восстановить на троне мою дочь Элану. Для этого я должен открыть тебе некоторые истины. Никакая панацея, никакой талисман не спасет мою дочь, кроме Беллиома.

Сердце Спархока упало.

— Не унывай, Спархок, ибо придет время, и Беллиом проявится в том месте, где он покоится, и еще раз всколыхнет мир своим могуществом. Он сам восстанет из небытия, влекомый собственными целями, когда люди в мире придут в соответствие с ними. Никакая сила не сможет помешать ему снова появиться на солнечном свете, и все народы ждут прихода его. И ты единственный, кто может отыскать его, и только в твоих руках он сможет отбросить назад ту темную силу, что уже сейчас шествует по земле. Ты уже не будешь Рыцарем королевской семьи Элении но Рыцарем всего мира. Если в борьбе с силами тьмы падешь ты, падет и весь наш мир.

— Где мне искать его, мой король?

— Этого открыть тебе мне не дано. Однако я могу сказать тебе, как высвободить его силу, когда ты будешь держать его в своих руках. Тот кроваво-красный камень, что украшает твою руку, и тот, что при жизни украшал мою, гораздо древнее, чем ты можешь себе представить. Тот, кто нашел и огранил этот камень, Беллиом, выковал так же и кольца, с помощью которых можно открыть могущество этого самоцвета.

— Но твое кольцо потеряно, король. Первосвященник Энниас снова и снова переворачивает дворец в его поисках.

Призрачная усмешка раздалась из саркофага.

— Оно по-прежнему у меня, Спархок. После того, как моя дражайшая сестра подарила мне свой последний змеиный поцелуй, я еще некоторое время пребывал в ясном сознании. Я спрятал кольцо, чтобы никто из моих врагов не смог завладеть им. Несмотря на все потуги Энниаса, оно было похоронено со мной вместе. Вспомни былое, Спархок. Вспомни древние легенды. В то время, когда наши семьи были едины в своей дружбе, один из твоих предков дал одному из моих свое боевое копье в знак своей преданности. Так вот, теперь я возвращаю его тебе.