— Твоя лодка? — спросил Спархок.

— И что из этого?

— Она идет в наем?

— Смотря сколько заплатишь.

— Не бойся, сговоримся. Сколько дней ты идешь до Дабоура?

— Три или четыре дня, в зависимости от ветра и от цены, — одноглазый оценивающе поглядел на Спархока и его спутников. Его угрюмое лицо растянулось в сладкой улыбке. — Может быть, мы поговорим о цене, уважаемый господин.

Спархок попытался было для виду поторговаться, а потом полез в полный кошелек, который вручил ему перед их уходом Воррен, и вложил в испачканную руку речного капитана серебряк. Единственный глаз того хищно заблестел при виде набитого монетами кошелька.

Они взобрались в шаланду и привязали лошадей посередине, а матросы уже отвязали лодку от пристани, отдав ее на волю течения и принялись поднимать единственный косой парус. Течение в реке было довольно медленно, и крепкий ветер с Арсианского залива легко толкал суденышко против течения.

— Будьте осторожны, — прошептал Спархок Сефрении и Кьюрику, когда они расседлывали своих лошадей. — Похоже, наш капитан не прочь будет поживиться на наш счет, и не упустит возможности получить больше, чем просто плату за проезд. — Он направился на корму, туда, где одноглазый сидел на румпеле. — Держись как можно ближе к берегу, — сказал Спархок.

— Это еще зачем? — одинокий глаз капитана стал настороженным.

— Моя сестра боится открытой воды, — сымпровизировал Спархок. — Раз я сказал, так делай как сказано.

— Ты платишь, — пожал плечами капитан. — Я сделаю, как ты хочешь.

— А по ночам ты идешь или останавливаешься?

Капитан покачал головой.

— Слишком много коряг и подводных камней на мой вкус. Нет, я останавливаюсь по ночам, когда стемнеет.

— Хорошо, я люблю осторожность. Это делает путешествие безопасней, что немаловажно, — Спархок раскрыл плащ, чтобы показать кольчугу и тяжелый меч, висевший на поясе. — Ты понимаешь, что я хочу сказать?

На лице капитана отразилась досада.

— Ты не имеешь права угрожать мне на моем корабле! — зашумел он.

— Как ты сказал, я плачу. А мне что-то не нравится твоя команда, капитан, да и твое лицо не внушает доверия.

— Не нужно обижать так бедного лодочника, — угрюмо сказал одноглазый.

— Если я ошибся, я попрошу у тебя прощения — позднее. У нас есть с собой кое-какие ценности, и мы бы хотели сохранить их. Я и мои спутники будем спать на носу, а ты со своими матросами — на корме. Надеюсь, ты не сочтешь это за особую обиду?

— Уж больно ты осторожен, нет?

— Смутные времена, приятель, смутные времена. Так что, когда мы пристанем на ночь к берегу, предупреди своих людей, чтобы они держались поближе к корме и не разгуливали во сне. Мало ли что может случиться, а у меня чуткий сон, — он развернулся и отошел от капитана.

По обоим берегам реки над водой нависала буйная тропическая растительность, но холмы, поднимающиеся над узкой речной долиной были голыми и бесплодными, единственным их украшением служили разбросанные там и тут скальные обломки. Спархок и его друзья сидели на носовой палубе, неусыпно следя за капитаном и его оборванной командой и стараясь не упустить любых признаков необычной погоды.

Флейта разместилась верхом на бушприте, наигрывая что-то на свирели, а Спархок вел тихую беседу с Сефренией и Кьюриком. Сефрения была уже знакома со здешними обычаями, поэтому наставления Спархока касались в основном оруженосца. Он предупреждал его о многих условностях, несоблюдение которых могли здесь счесть за личное оскорбление, и о других, которые могли посчитать святотатством.

— И кто придумал эти идиотские правила? — не переставал удивляться Кьюрик.

— Эшанд, — ответил Спархок. — Он был сумасшедший, а сумасшедшие особенно любят всякие бессмысленные ритуалы.

— Есть еще что-нибудь?

— Да. Если ты случайно повстречаешься с какой-нибудь овцой, тебе следует почтительно уступить ей дорогу.

— А ну-ка, повтори, — недоверчиво сказал Кьюрик.

— Это очень важно, Кьюрик.

— Ты что, издеваешься?

— Да нет же, я серьезен, как никогда. Эшанд в юности был пастухом и приходил в бешенство, когда кто-то проезжал через его стадо. Когда он пришел к власти, он заявил, что Богом ему открыто, будто овца — священное животное, и что каждый должен уступать ей дорогу.

— Бред какой-то, Спархок! — возмутился Кьюрик.

— Конечно, но здесь это закон.

— Странно, как откровения эленийского Бога всегда совпадают с суевериями его пророков, — прошептала Сефрения.

— Они хоть что-то делают как нормальные люди? — поинтересовался Кьюрик.

— Не многое.

С заходом солнца одноглазый капитан пришвартовал свою шаланду и вместе с командой расстелил соломенную циновку на корме. Спархок поднялся, вышел на середину суденышка и положил руку на шею Фарэна.

— Будь настороже, — шепнул он на ухо своему коню. — Если кто вздумает бродить тут, дай мне знать.

Фарэн оскалил зубы и повернулся мордой к корме. Спархок одобрительно похлопал его по крупу и отправился обратно на нос.

Он, Сефрения и Кьюрик поужинали хлебом и сыром и расстелили свои одеяла на палубе.

— Спархок, — позвал Кьюрик, когда они улеглись.

— Да, Кьюрик.

— Я тут кое-что подумал. Много людей входит и выходит из Дабоура?

— Обычно да. Когда Эрашам в городе, туда стекается множество паломников.

— Вот я и думаю, может нам будет лучше выйти из лодки где-то за лигу от Дабоура и пристать к какой-нибудь кучке пилигримов.

— Ты успеваешь подумать обо всем, Кьюрик.

— За это ты меня и держишь, Спархок. Рыцарям ведь некогда бывает подумать о простых вещах, вот тут-то их и выручают оруженосцы.

— Я ценю это, Кьюрик.

— Нет, нет. Не стоит благодарности.

Ночь прошла без событий. На рассвете матросы отвязали шаланду, и лодка поплыла дальше вверх по реке. Утром этого дня они проплыли мимо приречного городка Кодл. По реке между ним и Дабоуром сновало множество суденышек, движение было не особенно организованно, и лодки то и дело сталкивались, и тогда над рекой повисали истошные вопли и ругань матросов.

В полдень четвертого дня путешествия Спархок отправился на корму поговорить с хозяином судна.

— Мы уже близко от города? — спросил он.

— Осталось лиг пять, — ответил капитан, с силой ворочая румпель, чтобы избежать столкновения с двумя встречными лодками. — Паршивый выродок трехногого осла! — закричал он рулевому на одной из них.

— Чтоб твоей матери обрасти бородавками! — не остался в долгу тот.

— Я хочу сойти на берег до того, как мы войдем в город. Мы хотим немного осмотреться перед тем как встретиться с последователями Эрашама.

— Тут ты прав. Да я и чувствую, что вы сюда не с добром приехали, а я не хочу ввязываться ни в какие истории.

— Вот и хорошо, мы оба будем довольны.

Через некоторое время капитан подвел шаланду к берегу.

— Ну вот, — сказал он, — это самое близкое к городу место, куда я могу вас доставить. Дальше берег становится болотистым.

— А далеко отсюда до Дабоура?

— Мили четыре, может пять.

— Ну что ж, путь не дальний.

Матросы перекинули с борта на песчаный берег мостки и Спархок со своими спутниками свели лошадей и мула с шаланды. Как только они оказались на берегу, матросы втащили трап на борт и оттолкнули лодку от берега. Капитан вывел лодку на середину реки и суденышко поплыло вниз по реке.

— Тебе не полегчало? — спросил он Сефрению, лицо которой все еще не покинула печаль смертельной усталости, и только круги под глазами стали поменьше.

— Я чувствую себя прекрасно, Спархок, — заверила она его.

— А если мы потеряем еще нескольких братьев, тебе, наверно, будет совсем туго?

— Точно сказать не могу, я еще ни разу не была в такой ситуации. Но давай-ка поскорее отправимся в Дабоур и попробуем поговорить с доктором Тэньином.

Они продрались сквозь прибрежный кустарник и вскоре выехали на идущую вдоль берега дорогу на Дабоур. На ней были и другие путешественники, по большей части завернутые в черные плащи кочевники, в чьих глазах горели безумные огоньки. Однажды им пришлось уступить дорогу отаре овец. Пастухи, восседавшие на мулах, поглядывали на них высокомерно, стараясь со своим стадом занять всю ширину пути. Видно было, что они настороженно ожидают, что кто-то будет чинить им препятствия.