Все в палате в знак уважения поднялись с мест.

Раздались торжественные звуки фанфар и большая бронзовая дверь распахнулась перед лицом коронованных особ, одетых в праздничные королевские наряды и с коронами на голове. Спархок едва скользнул взглядом по Воргуну и другим королям и остановился на сияющем лице своей нареченной. Спархок понимал, что за годы его ссылки в Рендор мало кто обращал внимание на его королеву, и только придворные церемонии были причиной того, что ее вообще признавали. Так что теперь она радовалось столь торжественному приему больше, чем это принято у коронованных особ. Она важно вплыла в залу, опираясь на руку своего дальнего родственника, старого короля Облера из Дейры, и прошествовала по направлению к тронам, полукругом стоявшим по сторонам возвышавшегося на помосте трона Архипрелата. Случайно, а может и нет, сноп золотистого света падал из круглого окна на трон Эланы, и она заняла свое место в сиянии лучистого нимба. Спархок в душе порадовался и счел это подходящим случаю.

После того как монархи удобно устроились на своих тронах, остальные вернулись на свои места. Долмант по очереди поприветствовал королей и молодую королеву, вспомнив об отсутствующем короле Лэморканда, который был занят другими неотложными делами, так как Отт стоял лагерем на границе его государства. Затем патриарх Демоса коротко рассказал о недавно произошедших событиях, в первую очередь для тех, кто провел несколько последних недель, скрываясь от обрушившихся на их головы бед и несчастий, в унылом неведении. После этого были вызваны свидетели Эмбана, в красках обрисовавшие мрачную картину разрушений внешнего города и то насилие и жестокости, что творили наемники Мартэла. Многие, конечно, знали обо всех этих ужасах, но столь подробное их описание не могло не вызвать у слушавших законного гнева и желания мести, что, по мнению Эмбана, подогревало у членов Курии воинственный дух и призывало к быстрым действиям. Наверное, самым важным в этих свидетельствах было то, что не раз в притихшей зале прозвучало имя командующего враждебной армии — Мартэла. И прежде чем вызвать генерала Деладу, Долмант немного рассказал о предательстве бывшего рыцаря Пандиона, когда-то исключенного из Ордена, описав его как наемника, но при этом даже словам не обмолвившись о его связи с первосвященником Симмура. Затем он привел к присяге командующего личной охраной Архипрелата, напомнив всем о ставшем легендарным нейтралитете этого сановного мужа.

В начале своей речи Делада мягко обошел вопрос о том, как на самом деле удалось узнать о месте готовящейся встречи, приписав все заслугам «великолепной разведки рыцарей Храма». Он поведал о подземелье и о давно позабытом акведуке, который открывал столь опасный доступ в саму Базилику. Затем он почти дословно пересказал разговор Мартэла с Энниасом, память Делады оказалась просто блестящей. Все это он говорил спокойным ровным тоном, лишенным каких-либо эмоций, что придавало больший вес его докладу. Делада твердо держал себя в руках, стараясь оставаться лишь сторонним очевидцем услышанного разговора, бесстрастно пропуская мимо своих ушей все крики ужаса и возгласы изумления, которыми постоянно прерывалась его речь.

Патриарх Макова, с побелевшим рябым лицом, поднялся со своего места и, запинаясь чуть ли не на каждом слове, обратился к Деладе:

— Возможно ли, что голоса, которые вы слышали в темном подземелье, не принадлежали на самом деле тем двоим, которых вы подозреваете в этом? Может быть, все это было подстроено специально для того, чтобы очернить первосвященника Симмура?

— Нет, ваша светлость, — твердо ответил Делада. — Один из них вне всяких сомнений был первосвященник Энниас, а другого он называл Мартэлом.

Макову прошиб холодный пот, но он еще не сдавал своих позиций.

— А кто находился с вами в подземелье, генерал, — спросил он.

— Сэр Спархок из Пандионского Ордена, ваша светлость.

— Ну, вот, теперь я понимаю в чем дело, — ликующе произнес Макова, с видом победителя поглядывая на других членов Курии. — Сэр Спархок давно уже лично враждует с первосвященником Энниасом, и именно он повлиял на свидетельство генерала Делады.

Делада в ярости гневно сверкнул глазами.

— Вы считаете меня лжецом? — вскричал он, хватаясь за меч.

Макова весь сжался, в страхе поглядывая на оскорбленного воина.

— Сэр Спархок ничего не говорил мне, патриарх Макова, — сквозь зубы процедил Делада. — Он даже не сказал мне, кто должен встретиться в подземелье. Я узнал Энниаса сам, а Мартэла уже со слов первосвященника. И вот что еще я хочу вам сказать. Спархок — рыцарь королевы. Если бы я был на его месте, голова патриарха Симмура давно бы уже красовалась на шесте перед Базиликой.

— Как вы смеете! — прошипел Макова.

— Человек, которого вы пытались посадить на трон Архипрелата, отравил королеву Элении, слава Богу она осталась жива, а сейчас бежит в Земох, чтобы упросить Отта защитить его от праведного гнева Спархока. Лучше голосуйте за кого-нибудь другого, ваша светлость, поскольку, если даже Курия совершит такую ошибку и изберет Энниаса на место Архипрелата, то он никогда не взойдет на этот трон, так как если его не убьет Спархок, его убью я.

Макова в ужасе отшатнулся.

— Ах, — мягко произнес Долмант, — прошу вас, отдохните и успокойтесь, генерал.

— Со мной все в порядке, ваша светлость, — возразил Делада, вкладывая меч обратно в ножны. — Сейчас я уже не так зол, как несколько часов назад. Я не подвергал сомнению честь патриарха Кумби.

— Однако, воодушевился наш генерал, — прошептал Тиниен Улэфу.

— С рыжими это случается, — проворчал Улэф.

— Вы хотите еще о чем-нибудь спросить генерала, Макова? — невинным тоном произнес Эмбан.

Макова, не удостоив даже взглядом ехидного патриарха, плюхнулся на свое место.

— Разумно, — достаточно громко проговорил Эмбан.

По рядам патриархов пробежал нервный смешок.

Патриархов не так потрясло то, что за нападением на их город стоял Энниас — все они были церковниками высокого ранга и прекрасно понимали, как далеко может завести человека жажда власти. Но весть о том, что Энниас связан с Оттом, повергла их в изумление и ужас. Многие патриархи, продавшие свои голоса первосвященнику Симмура, заерзали на своих местах, понимая, насколько тяжелы были преступления человека, союзником которого они поспешили себя объявить.

Под конец Долмант велел привести Крегера, на этот раз патриарх даже и не пытался скрыть своего отношения к вызываемому.

Одежду Крегера слегка отчистили от грязи и заковали его в цепи по рукам и ногам, чтобы лишний раз показать, кем он является. Крегер оказался просто шикарным свидетелем. Он не пытался себя выгородить, а, напротив, был сурово, даже жестоко честен в отношении своих многочисленных грехов. Крегер был настолько дотошен в своем рассказе, что вел его достаточно долго, стараясь не упустить не единой мельчайшей подробности. Многие патриархи сидели теперь с побледневшими от ужаса лицами и молились вслух. Когда Крегер совершенно спокойным голосом описал тот чудовищный заговор, который чуть было не удался, раздались крики ярости и страха. Однако, в своем рассказе Крегер ничего не упомянул о Беллиоме. Это было обговорено заранее.

— Да, еще бы немного, и ваш план удался, — с сожалением в голосе проговорил Крегер напоследок. — Если бы армии Западных Королевств задержались хотя бы еще на один день, то первосвященник Симмура сидел бы на троне Архипрелата. Для начала он распустил бы все четыре воинствующих Ордена, а потом бы приказал монархам вернуться в их королевства и распустить свои армии, расчистив тем самым дорогу для Отта. И, уж поверьте мне, следующее поколение поклонялось бы Отту. Да, все было продумано на славу, — вздохнул Крегер. — И я стал бы одним из богатейших людей в мире. — Он снова вздохнул. — Вот так, — заключил он.

Патриарх Эмбан, вертя головой во все стороны, следил за настроением Курии. Едва Крегер закончил свою речь, Эмбан вскочил на ноги и в упор глядя на Макову, произнес: