Проходили дни, солнечные и ясные, с изредка налетавшими грозами. Мысли Иеро все чаще и чаще уносились к северу. Там, как полагал Солайтер, обитали человеческие существа неведомого рода и племени и не похожие на мет-сов; это было все, что гигант мог о них сказать. Теперь каждый вечер, сотворив молитву, Иеро сосредоточивался на северном направлении в поисках контакта. Он действовал очень осторожно. Пока еще путник не знал, кого — или что — ищет, но он отнюдь не жаждал внезапно столкнуться с Нечистым.
Не раз Иеро подумывал о том, чтобы использовать свой кристалл,— вероятно, тот позволил бы ему взглянуть на предстоящую дорогу глазами какого-нибудь существа. Всматриваясь в его магические глубины, он мог войти в контакт с мозгом птицы, парящей в голубых небесах на многие мили впереди, и использовать ее как воздушного разведчика. Но в этих землях, населенных странными тварями, он не хотел рисковать. Процесс дальновидения не поддавался сознательному контролю, и кто знает, с чьим мозгом он мог случайно вступить в контакт. Один раз, еще на севере, незадолго до встречи с Лучар, волшебный камень подключил его к сознанию слуги Нечистого — пилота, парившего в небе на крылатой машине. Иеро вполне хватило этого эксперимента; больше он рисковать не собирался.
У него еще оставались сорок символов — деревянные фигурки размером с сустав мизинца. Хотя Иеро не использовал их много месяцев, считая, что не обладает даром пре-когнистики, они не раз помогали ему в прошлом. Законы, которым подчинялись эти крохотные знаки, оставались непонятными самым ученым служителям аббатств; их происхождение терялось в глубине тысячелетий. Лишь немногие обладали редкой способностью к предвидению будущего и могли с уверенностью использовать их. Дар Иеро был более чем скромным, однако попытка провертеть дырочку в завесе будущего явно не сулила никакого вреда.
Однажды вечером, спустя неделю после того, как он покинул южные холмы, священник сложил маленькие деревянные фигурки в кучку на куске коры, что лежал на его коленях. Перед тем он прочно привязался лианой к могучей ветви одного из лесных великанов, чтобы не свалиться вниз во время транса. Сотворив молитву и испросив у Всевышнего помощи в прозрении будущего, Иеро погрузился в состояние транса, безразличный и нечувствительный к внешнему миру. Однако и сейчас ментальный щит ограждал его разум от посягательств врага; никто не сумел бы пробиться сквозь мощные барьеры к его мозгу и захватить над ним власть. Перед тем как погрузиться в транс, он положил ладонь левой руки на кучку резных символов.
Когда священник очнулся — застывший, с ногами, сведенными судорогой,— было совсем темно. Лунный свет расплескался по саванне; ночь ярилась и рыдала отзвуками погони и бегства, рыком охотников и предсмертным визгом жертв.
В левой руке Иеро были стиснуты три крохотные фигурки. Освободившись от лианы, предохранявшей его от падения, и отложив в сторону прочие символы, он пополз к концу ветви, к открытому пространству, где свет луны позволял разглядеть выпавшее ему знамение. Только там Иеро разжал пальцы и всмотрелся в три символа, вырезанных из черного дерева.
Копье было ему хорошо знакомо; оно означало сражение или охоту, а иногда — и то и другое, так что тут не ожидалось ничего нового. Следующий символ тоже был старым знакомым — крохотные Сапоги; он предсказывал долгое, очень долгое путешествие, что не вызвало у Иеро большого удивления. Последняя фигурка, однако, заставила его призадуматься. Лист с наложенным на него Мечом! Однако, получше приглядевшись, он понял, что клинок на самом деле прокалывал лист — входил в него и выходил опять, подобно скрепляющей плащ застежке.
Странник опустил руку с зажатыми в ней фигурками и долгое время сидел неподвижно, пытаясь припомнить смысл последнего значка. Каждый из символов обладал несколькими значениями, а в сочетании с остальными приобретал еще десяток, и Иеро никогда не мог запомнить все эти премудрости. Тут требовался особый дар… Один из его приятелей по школе ухитрился вызубрить не меньше дюжины толкований каждого знака и делал с их помощью весьма достоверные предсказания.
Война и мир! Вот что это значило! Но так как оба символа были сплетены вместе, то здесь, казалось, должна оставаться возможность выбора. Итак — мир или война, путешествие и битва — или, возможно, опасная охота. Он негромко рассмеялся. Что же еще наполняло его жизнь?
Как минимум, знаки предсказывали, что все пойдет как обычно. Возможно, в некотором туманном и отдаленном будущем он очнется от транса и узрит на своей ладони символы, сулящие только мир и спокойствие. Какая прекрасная мечта! Он снова рассмеялся и начал готовиться ко сну, все еще ухмыляясь шутке, которую преподнесло гадание. Рев и гам, наполнявшие ночную саванну, не беспокоили его; устремившись мыслями в завтрашний день, он расположился на своей ветке и заснул со счастливой улыбкой на губах.
В подземелье, озаренном светом ламп, где-то в Саске, столице республики Метс, два старика сидели на дубовых скамьях, обмениваясь встревоженными взглядами. Оба сжимали в узловатых пальцах кружки с шапками пены, оба были бородаты и облачены в напоминавшие балахоны одеяния; на этом сходство кончалось.
Лицо аббата Демеро с возрастом приобрело цвет старой бронзы; седая борода не доставала до груди, под орлиным носом прямыми стрелками топорщились усы. С его угловатых худых плеч свисала белоснежная ряса, на груди тускло отсвечивал крест из кованого серебра, который поддерживала массивная серебряная цепь. На безымянном пальце левой руки он носил широкое золотое кольцо; в темных глазах над высокими скулами читались ум и властность.
Борода брата Альдо была длиннее; завиваясь кольцами, она спадала на его простое коричневое одеяние. Он не носил ни украшений, ни каких-либо знаков своего сана. Нос его, хотя не столь широкий и плоский, как у далеких африканских предков, имел мягкие, плавные очертания, кожа была гораздо темнее, чем у собеседника,— почти такого же цвета, как мореная дубовая крышка стола, на которой лежали локти эливенера. Взгляд его был полон терпеливой мудрости — впрочем, не лишенной юмора.
Время и заботы избороздили морщинами лбы обоих стариков, но силы их не иссякли; их движения, не отличаясь юношеской живостью, оставались еще уверенными и четкими.
С чуть заметной улыбкой, таившейся в уголках рта, его преподобие отец Демеро произнес:
— Пью за здоровье вашего величества! Добро пожаловать на север, дорогой гость! Хотелось бы мне, чтобы наша встреча была хоть немного торжественней… сказать по правде, я уже устал от этой проклятой секретности.
— Демеро, старый глупец! Я проклинаю день, когда поведал тебе о своем прошлом! Д'Алви потеряло своего короля много поколений назад, и люди давно забыли об этом сумасшедшем. Сколько раз я должен напоминать об этом святейшему аббату?
— Хорошо, пусть будет брат Альдо, раз ты так желаешь. Республикам, знаешь ли, начинают нравиться короли, когда они изгоняют своих собственных владык. У нас тут тоже был король… давно, еще до Смерти. Я не помню ни его имени, ни даже того, жил ли он здесь. Мне кажется, что его резиденция находилась где-то далеко, на острове за океаном, а наши края он посещал довольно редко. Можно было бы навести справки в архивах аббатств…
Старик в коричневой хламиде усмехнулся:
— Таковы повадки королей… и королев тоже, мой друг.— Лицо его внезапно стало серьезным,— Впрочем, нам надо сейчас поговорить о принце, а не о короле, Демеро. И нам следует многое решить. Время не ждет, и ты знаешь, что завтра мне пора трогаться в дорогу… Так что давай говорить о деле,— Он выпрямился на своей дубовой скамье и заглянул в темные зрачки священника,— Я получил плохие новости с юга… вряд ли они тебя обрадуют.
Кулас Демеро, иерарх и первый гонфалоньер Универсальной церкви республики Метс, глава Совета аббатств, проницательно посмотрел на своего друга:
— Неприятности с Иеро, да? Всю последнюю неделю мне было как-то не по себе… Он так далеко… один, в чужих краях… Ну, так что же за новости? Не тяни, прошу тебя!
