Появился Старейший, держа в каждой руке по фиолетовому полушарию.

— Подойди!

Кьюджел громко откликнулся:

— Я здесь, сэр!

— Налагаю на тебя мазь, которая освятит соединение волшебной линзы с твоим правым глазом.

В толпе послышался голос Бубача Анга.

— Подождите! Что происходит?

Кьюджел обернулся.

— Какой негодяй прерывает торжественный обряд? Убрать его немедленно!

— Правильно! — категорично подхватил Старейшина. — Ты унижаешь себя и величие нашей церемонии.

Бубач Анг, укрощенный, отступил.

— Поскольку церемония прервана, — предложил Кьюджел, — я охотно постерегу волшебные линзы, пока этих мошенников не удалят.

— Нет, — ответил Старейший, — это невозможно. — Он помазал правый глаз Кьюджела прогорклым жиром. Но теперь поднял крик крестьянин с отрезанной бородой:

— Моя шапка! Мой костюм! Моя борода! Есть ли здесь справедливость?

— Тише! — шептали в толпе. — Это торжественная церемония!

— Но я Бу…

Кьюджел сказал:

— Вставляй линзу, милорд; не будем обращать внимания на этих наглецов.

— Ты называешь меня наглецом? — взревел Бубач Анг. — Я узнал тебя, мошенник. Остановите церемонию!

Старейшина невозмутимо продолжал:

— Вставляю тебе правую линзу. Этот глаз временно держи закрытым, чтобы не перенапрячь мозг из-за противоречия. Теперь левый глаз. — Он сделал шаг вперед с мазью, но Бубач Анг и безбородый крестьянин больше не желали сдерживаться.

— Остановите церемонию! Вы возводите в благородство самозванца! Я Бубач Анг, достойный сквайр. Тот, кто стоит перед вами, бродяга!

Старейшина удивленно разглядывал Бубача Анга.

— Ты на самом деле похож на крестьянина, который тридцать один год доставлял продовольствие в Смолод. Но если ты Бубач Анг, то кто это?

Вперед неуклюже вырвался безбородый крестьянин.

— Это бездушный негодяй. Он снял одежду с моего тела и бороду с моего лица. Он преступник, бандит, бродяга!..

— Подождите! — воскликнул Старейшина. — Это неподобающие слова. Вспомните, он только что провозглашен принцем Смолода.

— Еще не вполне! — кричал Бубач Анг. — У него только один мой глаз. Я требую себе другой!

— Неловкая ситуация, — пробормотал Старейший. Он обратился с Кьюджелу: — Хоть ты и был бродягой и разбойником, теперь ты принц и ответственный человек. Каково твое мнение?

— Я предлагаю заточить этих шумливых негодяев. А потом…

Бубач Анг и безбородый крестьянин с гневными криками ринулись вперед. Кьюджел отскочил, но не смог удержать правый глаз закрытым. Глаз открылся, ему предстало такое поразительное зрелище, что у него захватило дыхание, чуть не остановилось сердце. Но одновременно левый глаз показывал реальный Смолод. Такую разницу невозможно вынести; Кьюджел пошатнулся и упал. Бубач Анг склонился к нему с высоко поднятой мотыгой, но его заслонил Старейшина.

— Ты в своем уме? Это человек принц Смолода!

— Я его убью, у него мой глаз! Неужели я тридцать один год трудился ради этого негодяя?

— Успокойся, Бубач Анг, если таково твое имя, и помни, что вопрос еще не решен. Возможно, была допущена ошибка, несомненно, ошибка не преднамеренная, потому что теперь этот человек — принц Смолода, то есть воплощенная справедливость и благоразумие.

— Он не был таким, когда получал линзу, — возразил Бубач Анг, — когда совершил преступление.

— Я не могу заниматься казуистическими спорами, — ответил Старейший. — Во всяком случае твое имя вверху списка и при следующем прискорбном событии…

— Еще десять или двенадцать лет? — закричал Бубач Анг. — Я должен еще трудиться и получить награду, когда солнце совсем потемнеет? Нет, нет, этого не может быть!

Безбородый крестьянин внес предложение:

— Возьми вторую линзу. Так ты получишь хотя бы половину своих прав и помешаешь этому самозванцу полностью обмануть тебя.

Бубач Анг согласился.

— Я возьму свою линзу, потом убью этого разбойника, отберу вторую, и все будет хорошо.

— Это еще что такое! — надменно сказал Старейшина. — Таким тоном нельзя говорить в присутствии принцев Смолода!

— Ба! — фыркнул Бубач Анг. — Вспомни, откуда ваша еда! Мы в Гродзе не будем трудиться бесполезно!

— Ну, хорошо, — сказал Старейшина. — Я сожалею о твоих грубых угрозах, но не могу отрицать, что на твоей стороне есть толика здравого смысла. Вот левая линза Радкута Вомина. Я преподнесу тебе мазь, заклинание и поздравительный пеан. Будь так добр, сделай шаг вперед и открой левый глаз… вот так.

Как перед этим Кьюджел, Бубач Анг посмотрел через оба глаза одновременно и пошатнулся. Но, закрыв рукой левый глаз, пришел в себя и приблизился к Кьюджелу.

— Ты видишь теперь, твоя хитрость не удалась. Отдай мне линзу и иди своим путем, потому что обеих линз у тебя никогда не будет.

— Это неважно, — ответил Кьюджел. — Благодаря моему другу Фирксу, с меня вполне хватит одной.

Бубач Анг сжал зубы.

— Ты думаешь снова обмануть меня? Твоя жизнь подошла к концу. Не только я, но весь Гродз об этом позаботится!

— Не в пределах Смолода! — предупредил Старейший. — Среди принцев не может быть ссор: я провозглашаю согласие! Вы, разделившие линзы Радкута Вомина, разделите и его дворец, его наряды, все необходимые принадлежности, драгоценности и свиту, до того, надеюсь, отдаленного времени, когда один из вас умрет, а переживший получит все. Таково мое решение; больше говорить об этом нечего.

— К счастью, смерть этого самозванца близка, — проворчал Бубач Анг. — Мгновение, когда он ступит за пределы Смолода, окажется его последним! Если понадобится, жители Гродза будут караулить хоть сто лет!

От этой новости Фиркс зашевелился, и Кьюджел скривился от боли. Примирительным тоном он обратился к Бубачу Ангу:

— Можно договориться: тебе перейдут все владения Радкута Вомина, его дворец, свита, гардероб. А мне только линзы.

Но Бубач Анг не хотел его слушать.

— Если хоть немного ценишь свою жизнь, немедленно отдай мне линзу.

— Не могу, — ответил Кьюджел.

Бубач Анг повернулся и заговорил с безбородым крестьянином, который кивнул и удалился. Бубач Анг свирепо посмотрел на Кьюджела, потом подошел к хижине Радкута Вомина и уселся перед входом в нее на груду мусора. Он начал экспериментировать со своей линзой, осторожно закрывая правый глаз, открывая левый и с удивлением глядя на Верхний мир. Кьюджел решил воспользоваться его поглощенностью и осторожно направился на край поселка. Бубач Анг как будто этого не заметил. Ха! подумал Кьюджел. Слишком легко получается! Еще два шага, и он затеряется в темноте!

Он бойко вытянул свои длинные ноги, делая эти два шага. Легкий шорох, шум, скрежет заставили его отскочить. В том месте, где только что находилась его голова, воздух прорезала тяжелая мотыга. В слабом свете фонарей Смолода Кьюджел разглядел мстительное лицо безбородого крестьянина. А сзади приближался Бубач Анг, выставив вперед, как бык, тяжелую голову. Кьюджел увернулся и быстро побежал назад, к центру Смолода.

Медленно и разочарованно вернулся Бубач Анг и сел на прежнее место.

— Ты не сбежишь, — сказал он Кьюджелу. — Отдай линзу, и сохранишь себе жизнь!

— Ни в коем случае, — решительно ответил Кьюджел. — Лучше опасайся за свою жалкую жизнь, она тоже в большой опасности!

Из хижины Старейшего донесся укоризненный голос:

— Прекратите ссору! Я исполняю экзотические желания прекраснейшей принцессы и не должен отвлекаться.

Кьюджел, вспомнив жирные свисающие складки, косые фигуры с плоскими бедрами, спутанные вшивые волосы, двойные подбородки и жировые шишки, дурной запах женщин Смолода, снова поразился мощи линз. Бубач Анг опять начал испытывать возможности своего левого глаза. Кьюджел присел на скамью и решил сам испытать свой правый глаз, вначале осторожно закрыв левый рукой…

На Кьюджеле рубашка из тонких серебристых чешуек, облегающие алые брюки, темно-синий плащ. Он сидит на мраморной скамье перед рядом спиральных мраморных колонн, обвитых темной зеленью и белыми цветами. По обе стороны в ночи вздымались дворцы Смолода, один за другим, их аркады и окна мягко светились. Небо темно-синее, увешанное блестящими яркими звездами; дворцы окружены садами из кипра, мирта, жасмина, тисса; в воздухе цветочный аромат; где-то журчит вода. Откуда-то сверху доносится музыка, негромкий перебор струн, прекрасная мелодия. Кьюджел глубоко вздохнул и встал. Сделал шаг вперед по террасе. Перспектива дворцов и садов сместилась; на тускло освещенной лужайке три девушки в платьях из белого газа посматривали на него через плечо.