Риальто с Ошерлом подошли к котловану и вытянули шеи, разглядывая освещенное дно.

— Видишь? — сказал Ошерл. Лучом света он указал на небольшой участок сбоку, у самого края, который был на пару футов глубже, чем в центре. — Это здесь нашли твою плошку, в самой глубокой части ямы. Теперь ты доволен?

— Не совсем. Если этот слой предшествовал эпохе Персиплекса, а во всех остальных слоях ничего не нашли, значит, Персиплекс должен находиться в этом небольшом бугре по центру ямы.

— Похоже на то.

— Так чего же ты ждешь, Ошерл? Полезай в яму, бери лопату и копай, а я посвечу.

От темноты проворно отделилась чья-то фигура.

— Ошерл? Риальто? Почему вы светите в мою яму? Разве это не противоречит условиям нашего договора? И почему вы решили этим заняться именно сегодня ночью?

— Сегодняшняя ночь ничем не отличается от всех прочих, — возразил Риальто. — Мы всего лишь вышли прогуляться перед сном, подышать свежим воздухом. Тебе что, жалко?

— Что ты, что ты! Только зачем вам тогда такие яркие фонари?

— Очевидно, затем, чтобы не упасть в какую-нибудь яму! Наши фонари уже сослужили нам хорошую службу, если ты не заметил. Осторожно, Ошерл! Смотри, куда пятишься! Ты чуть было не угодил в терновый куст.

— Лишняя предосторожность никогда не помешает, — поддакнул сандестин. — Риальто, ты уже успел надышаться свежим воздухом?

— Вполне. Доброй ночи, Ум-Фоад.

— Минуточку! Я хочу получить еще один платеж в счет вашего долга.

— Ум-Фоад, ты всегда так крохоборствуешь? Вот тебе еще пять золотых зикко. На ближайшее время придется этим удовольствоваться.

Утром Риальто явился к яме ни свет ни заря и не спускал глаз с сита, сквозь которое просеивали землю. Ум-Фоад не преминул заметить, что внимание Риальто стало еще более пристальным, чем прежде, и то и дело оттирал его в сторону, чтобы первым увидеть улов. Работники, почувствовав слабину, немедленно разленились до такой степени, что новые порции земли стали поступать в сито все реже и реже. В конце концов Ум-Фоад заметил, что его артель работает спустя рукава, и поспешил навести порядок. Работники, однако, уже растеряли весь трудовой пыл. Йаа-Йимпе, сославшись на ломоту в костях и прострел в пояснице, наотрез отказался работать на грабительских, по его мнению, условиях Риальто. Выбравшись из ямы, он поковылял обратно в деревню.

Некоторое время спустя из деревни со всех ног примчался молоденький парнишка и подскочил к Риальто.

— Йаа-Йимпе туговат на ухо, он не сообразил сразу, что ты предлагал золото в обмен на осколок голубой льдомолнии. Он попросил меня передать тебе, что нашел сегодня как раз такой осколок. Можешь передать премию мне, его внуку, Йаа-Йимпе слишком утомлен, чтобы прийти за деньгами лично. Кроме того, он собирается задать пир.

Смышленый и расторопный внучек, блеснув зубами в ухмылке, с готовностью протянул руку.

— Мне необходимо осмотреть находку, чтобы убедиться в ее качестве, — отрезал Риальто. — Идем, отведешь меня к Йаа-Йимпе.

Парнишка насупился.

— Он терпеть не может, когда его беспокоят по таким мелочам, давай монеты, я сам отнесу. И мне за труды заплатить не забудь.

— Ни слова больше! — рявкнул Риальто. — Сию же минуту! Идем в деревню!

Парнишка с недовольным видом проводил Риальто к дому, где празднества по случаю причитающейся Йаа-Йимпе награды уже шли полным ходом. На вертелах жарилось мясо, вино лилось рекой. На помосте шестерка музыкантов наяривала разудалые плясовые для развлечения гостей. Когда Риальто приблизился, из дома показался Йаа-Йимпе собственной персоной, облаченный в одни лишь короткие мешковатые штаны. Гости приветственно завопили, а музыканты заиграли задорный мотивчик. Йаа-Йимпе пустился в пляс, высоко подкидывая колени и делая стремительные выпады вперед и назад, отчего его объемистый живот мелко трясся.

В пылу задора Йаа-Йимпе вскочил на стол и принялся отплясывать чечетку. На шее у него на кожаном ремешке висел Персиплекс.

Внезапно старик заметил Риальто и спрыгнул на землю.

— Рад видеть, что тебе полегчало, — учтиво заметил тот.

— И вправду! Видишь льдомолнию? Можешь отсчитать мне двадцать золотых зикко.

Риальто протянул руку.

— Непременно, только позволь мне сначала осмотреть призму!

Откуда-то сбоку выскочил Аш-Монкур.

— Минуточку! Будет лучше, если я возьму этот предмет на хранение! Вот, сударь! Ваши двадцать золотых зикко!

Аш-Монкур метнул монеты в подставленную Йаа-Йимпе ладонь, схватил Персиплекс и торопливо отошел в сторону.

Риальто судорожно бросился вперед.

— Не подходи, Риальто! Я должен определить подлинность этого предмета! — Аш-Монкур поднял призму и взглянул на нее на свет. — Так я и думал: бесстыдная ложь! Риальто, нас ввели в заблуждение!

Аш-Монкур швырнул призму на землю и направил на нее палец; кристалл разлетелся на тысячу сгустков голубого огня и исчез.

Риальто ошеломленно уставился на подпалину на земле.

— Поищи где-нибудь в другом месте, Риальто, если тебе так хочется, — добродушным тоном посоветовал Аш-Монкур, — ты делаешь поистине полезное дело! Если найдешь еще одну грубую подделку или просто заподозришь, что дело нечисто, зови меня на подмогу. Всего наилучшего.

С этими словами Аш-Монкур исчез столь же неожиданно, как и появился, оставив Йаа-Йимпе и его гостей стоять с разинутыми ртами. Риальто медленно вернулся к котловану. Ошерл стоял перед своей хижиной и задумчиво смотрел на небо. Шалуке Пловчиха сидела, поджав ноги, перед шатром и ела виноград. У ямы появился запыхавшийся Ум-Фоад.

— Риальто, что значат эти слухи?

— У меня нет времени на слухи, — отрезал Риальто. — Но ты можешь остановить раскопки.

— Так скоро? А как же фонарь Короля-Облака?

— Я склоняюсь к мысли, что это миф. Мне нужно вернуться и еще раз свериться с моими справочниками.

— В таком случае я требую полной уплаты всего, что мне причитается.

— Разумеется. Ты принес счет?

— Я не стал выписывать официальный документ. Однако причитающаяся мне сумма составляет пятьдесят два золотых зикко.

— Это натуральный грабеж! — возмутился Риальто. — Ты нигде не ошибся?

— Я включил в сумму использование моей землей и любование ею, как днем, так и ночью, стоимость рабочей силы, стоимость восстановления первоначального вида территории и зеленых насаждений; оплату моих собственных услуг в качестве надзирающего лица и консультанта, небольшой гонорар деревенским чиновникам, налоги и…

Риальто поднял руку.

— Ты уже наговорил мне больше, чем я хочу слышать. Я же, со своей стороны, хотел бы получить в качестве сувенира детскую плошку.

Усы Ум-Фоада снова встопорщились.

— Ты шутишь? Это старинная вещь, которую я оцениваю по меньшей мере в десять зикко!

— Как скажешь.

Ум-Фоад отыскал плошку и вручил ее Риальто.

— А теперь давай сюда мои денежки, да смотри, не обсчитайся.

Риальто передел ему кошель. Ум-Фоад пересчитал содержимое и остался доволен. Он поднялся на ноги.

— Я рассчитываю, что ты освободишь территорию.

— В самом ближайшем времени.

— С полуночи я вновь начну брать с тебя плату.

Ум-Фоад решительно распрощался с чужеземцами, затем подошел к яме, позвал работников, и вся компания отправилась в деревню.

Розово-красное солнце клонилось к западу. С прекращением раскопок вокруг воцарилось зловещее безмолвие. Риальто в задумчивости стоял на краю ямы. Шалуке Пловчиха нежилась на ковре перед шатром. Ошерл стоял на пороге хижины, с рассеянным видом глядя куда-то вдаль.

Риальто глубоко вздохнул и обратился к Ошерлу:

— Ну что, я жду, что ты скажешь.

Взгляд сандестина стал расплывчатым.

— Ах да… Рад слышать, что Йаа-Йимпе снова в добром здравии.

— И только? Что-то ты слишком спокоен. А про Персиплекс ты ничего не хочешь мне сказать?

Ошерл почесал щеку.

— Ты что, не сумел договориться с Йаа-Йимпе?

— А зачем мне было с ним договариваться, если он нашел фальшивый Персиплекс?