— Кто там? — обернувшись, спросил человек в черном колпаке.

— Я желаю ту, что вошла сюда. Меня влечет ее плоть, — послышался негромкий голос деодана.

— Убирайся, пока я не испепелил тебя, — было ему ответом. — И не возвращайся больше!

Деодан убрался восвояси, ибо магия страшила его. А человек занялся девушкой, без сознания лежавшей на скамье.

Т’сейс почувствовала, как в рот полилась терпкая теплая жидкость, и открыла глаза. Рядом стоял на коленях высокий мужчина в черном колпаке, скрывавшем лицо. Одной рукой он поддерживал ее голову и плечи, другой подносил ко рту серебряную ложечку с ароматным варевом. Т’сейс отшатнулась в испуге.

— Тише, — шепнул мужчина. — Тебе ничто не грозит.

Девушка слегка успокоилась и немного пришла в себя. Красное солнце заглядывало в окна, в хижине было тепло. Она рассматривала стены, обшитые золотистым деревом, и потолок, затейливо раскрашенный красной, синей и коричневой краской. Мужчина принес бульон, достал из шкафчика хлеб и поставил перед ней. Т’сейс немного поколебалась, потом все же принялась за еду.

Внезапно на девушку навалились воспоминания, она задрожала. Мужчина заметил ее напряженное лицо, склонился над ней и положил руку на голову. Т’сейс лежала неподвижно, охваченная испугом.

— Здесь ты в безопасности, — молвил он. — Ничего не бойся.

Т’сейс одолела истома, веки отяжелели, сон унес ее на своих крыльях.

Когда она пробудилась, хижина оказалась пуста, из окна лился косой малиновый свет. Т’сейс потянулась, закинула руки за голову и принялась размышлять. Кто он, этот мужчина в колпаке? Злой ли? До сих пор она не видела на Земле ничего хорошего. И все же он не причинил ей никакого вреда.

Т’сейс заметила на полу свою одежду, поднялась со своего ложа, оделась, затем подошла к двери и толкнула ее. Перед ней простиралась заросшая вереском пустошь, уходящая далеко за наклонный скат горизонта. Слева высилась скалистая гряда, череда черных теней и зловещих красных валунов. Справа темнела зубчатая кайма леса. Неужели все это прекрасно? Ее извращенному рассудку вересковая пустошь казалась унылой, утесы — мрачными и неприветливыми, а лес — жутким. Неужели это и есть красота? В замешательстве она прищурилась. За спиной послышались шаги, и девушка стремительно обернулась, ожидая чего угодно. Но к ней приближался тот самый человек в черном колпаке, и Т’сейс снова привалилась к дверному косяку.

Она смотрела, как он приближается, высокий и крепкий, медленным шагом. Зачем ему колпак? Неужели стыдится своего лица? Пожалуй, она понимала его, потому что и сама находила человеческое лицо отталкивающим — слезящиеся глаза, омерзительные влажные отверстия, пористые наросты.

Он остановился перед ней.

— Хочешь есть?

Т’сейс поразмыслила.

— Да.

— Тогда идем.

Он вошел в хижину, развел огонь и принялся жарить на вертеле мясо. Т’сейс нерешительно стояла поодаль. Она привыкла обслуживать себя сама. Ей стало не по себе, до сих пор она не задумывалась о том, чтобы существовать с кем-то бок о бок. Наконец они уселись за стол.

— Расскажи о себе, — попросил он чуть погодя.

И Т’сейс, не наученная ничему иному, кроме простосердечия, поведала свою историю.

— Я Т’сейс. До того как очутиться на Земле, жила на Эмбелионе, где меня сотворил кудесник Пандельюм.

— Эмбелион? Где это — Эмбелион? И кто такой Пандельюм?

— Где Эмбелион? — уставилась на него девушка в замешательстве. — Не знаю. Где-то в другом месте, не на Земле. Он не очень велик, и с небес там льется многоцветный свет. В Эмбелионе живет Пандельюм — величайший чародей из всех ныне живущих. Он сам мне так сказал.

— А-а, — протянул мужчина. — Пожалуй, я понимаю тебя…

— Пандельюм сотворил меня, — продолжала Т’сейс, — но в замысел вкралась ошибка. — Она устремила взгляд в огонь. — Весь мир видится мне безотрадной юдолью, все звуки режут слух, все живые существа оскорбляют взор. Вначале я могла только топтать, крушить, уничтожать, мной владела ненависть. Потом повстречалась с сестрой Т’сейн, которая как две капли похожа на меня, но лишена изъяна. Она поведала о любви, красоте и счастье — и я отправилась на Землю искать их.

Серьезные голубые глаза испытующе смотрели на нее.

— Нашла?

— Пока что, — сказала Т’сейс еле слышно, — я нашла зло, с каким не сталкивалась даже в самых страшных кошмарах.

Она медленно поведала ему о своих злоключениях.

— Бедняжка, — покачал он головой и снова вперил в нее испытующий взгляд.

— Думаю, я убью себя, — продолжала Т’сейс, все тем же едва слышным голосом, — ибо то, что я ищу, недостижимо.

Слушая ее, мужчина смотрел, как красное полуденное солнце придает медный отблеск ее коже и непокорным черным волосам, а удлиненные задумчивые глаза наполняются печалью. Он содрогнулся при мысли, что все это навеки растворится в прахе триллионов безвестных мертвецов Земли.

— Нет! — резко бросил он.

Т’сейс изумленно воззрилась на собеседника. Она всегда считала, что жизнь человека принадлежит только ему самому и он волен с ней поступать по своему усмотрению.

— Неужели на Земле не нашлось ничего, — спросил он, — с чем тебе было бы жалко расставаться?

Т’сейс свела брови.

— Мне ничего не приходит в голову, кроме покоя, царящего в этой хижине.

Мужчина рассмеялся.

— Тогда она станет твоим домом до тех пор, пока ты сама не пожелаешь его покинуть, а я попытаюсь доказать, что и этот мир не так уж плох, хотя, по правде говоря, — голос его изменился, — я и сам не слишком себе верю.

— Скажи мне, — подняла глаза Т’сейс, — как тебя зовут? Почему ты носишь колпак?

— Этарр, — сказал он чуть хрипло. — Этарр — этого будет достаточно. А маску я вынужден носить из-за самой скверной женщины в Асколезе, Альмери и Каучике. Она изуродовала мое лицо, я не могу выносить собственного вида.

Он немного успокоился и устало рассмеялся.

— Что толку теперь сердиться.

— Она еще жива?

— Да, жива и, без сомнения, чинит зло всем, кого встречает на пути. — Он устремил взгляд на огонь. — Когда-то давно я ничего этого не знал. Она была юна, прекрасна, благоуханна и исполнена очарования. Я жил у океана, в белом особняке, окруженном тополями. На другом берегу бухты Тенеброза в океан вдавался мыс Печальных Воспоминаний, и, когда закат окрашивал небо багрянцем, а горы погружались в черноту, казалось, мыс дремлет на поверхности воды, словно древний бог земли… Я жил счастливо и в довольстве, умирающая Земля щедро тратила на меня последние силы.

Однажды утром я оторвался от своих звездных карт и увидел Джаванну. Прелестница — юная, стройная, как ты, с волосами чудесного рыжего цвета, ниспадающими на плечи. Эта девушка заворожила меня, предо мной предстали сами чистота и невинность.

Я полюбил ее всей душой, и она утверждала, что отвечает взаимностью. Однажды Джаванна подарила мне браслет из черного металла, в ослеплении я надел его на запястье, не подозревая, что подписываю себе приговор. Нам было хорошо вместе, недели наслаждения сменяли одна другую. Пока я не узнал, что Джаванну обуревают темные страсти, утолить которые обычному мужчине не под силу. Однажды в полночь я обнаружил ее в объятиях обнаженного черного демона, и рассудок мой помутился. Я отступил, ошеломленный, мне удалось остаться незамеченным, и я медленно побрел прочь с места разврата.

Утром она вбежала на террасу как ни в чем не бывало, со счастливой улыбкой, будто невинное дитя.

«Оставь меня, — крикнул я в исступлении. — Мне открылась твоя жуткая тайна, ты ненасытная дьяволица!»

Джаванна изменилась в лице и быстро прошептала что-то, наводя чары на браслет, обвивающий руку. Чертова безделушка — рассудок остался моим, но тело оказалось в ее безраздельной власти!

Заставив меня описать увиденное, эта ведьма веселилась и насмехалась вовсю. После подвергла меня гнуснейшим унижениям и созвала тварей из Калу, Фовуна, Джелдреда, и все они глумились, оскверняя мое тело. Жестокая Джаванна заставляла смотреть, как страстно развлекается с этими тварями, а потом, когда я указал существо, вызывавшее наибольшее отвращение, наделила мое лицо его чертами.