В акт допроса внесено: «Nos призвали его к ответу еще и за то, по какому праву он принял в хор постороннюю девушку и почему разрешил ей музицировать там».

Председатель совета устремляет взор вверх, он ссылается на авторитет апостола Павла: «Taceat muller in ecclesia!» — «Да молчит женщина в церкви!»

Произнесенное как заклинание поучение апостола окончательно укрепило судей в правоте своей власти.

Писарь занес в протокол только одну фразу из того, что сказал Ille в ответ, имея в виду участие «посторонней женщины» в пробном пении:

— Об этом я докладывал магистру Утэ.

Если и присутствовал здесь доброжелательный магистр, он, видно, вынужден был промолчать.

Заседание окончено. Органист покинул консисторское судилище.

Было бы очень одиноко Иоганну Себастьяну, если бы он не чувствовал в себе тех подспудных духовных сил, которым нет дела до суетных житейских козней. И было бы одиноко, если бы в двух шагах от консистории не жила Регина Ведерман и не гостила бы у нее Мария Барбара, нарушившая, по словам консисторских чинов, с его ведома апостольский завет...

Публичного вмешательства в жизнь свою он не потерпит. Этот день решил судьбу Иоганна Себастьяна. По словам С. А. Базунова, русского биографа Баха, органист с очевидностью усмотрел, что в Арнштадте ему долго оставаться было невозможно. Предоставив своим обвинителям думать о его преступлениях что они хотят, он исключительно отдался тому, что считал единственно настоящим делом, то есть своему искусству".

В церкви он стал играть лишь заданную служебным ритуалом музыку, с чем справлялся в его отсутствие и Иоганн Эрнст. Nos были удовлетворены разбирательством дела. И пастырям стало спокойнее. Nos и Ille — это противопоставление выражало собой суть взаимоотношений властей и художников в феодально-бюргерской Германии.

Молодой Бах надеялся, что в больших городах искусство музыки может благоденствовать. С Арнштадтом расставание стало теперь неминуемо.

Весть пришла из Мюльхаузена. В начале декабря в этом городе скончался органист церкви св. Блазиуса (Власия). Это печальное известие о смерти почтенного музыканта и композитора, притом и поэта, в кругу служилых органистов вызвало много разговоров.

Мюльхаузен считался в Германии свободным имперским городом, с давними музыкальными традициями многоголосной музыки, сложившимися еще в XVI столетии. Скончавшийся органист Иоганн Георг Ален был не только музыкантом и поэтом, но и одним из бургомистров Мюльхаузена. Муниципальный совет пожелает видеть на его месте, конечно, именитого музыканта. По установившемуся порядку органист подобного ранга замещался путем публичного конкурса претендентов.

Иоганн; Себастьян молод для занятия такой должности и не имеет университетского образования. Но об его игре наслышаны советы ближайших городов. И Бах решился на участие в соревновании. Подбадривала его, и открывающаяся при этом возможность обзавестись, семьей, жениться на Марии Барбаре, сердечно разделявшей его невзгоды.

Материальное состояние органиста в Мюльхаузене будет более обеспеченным.

Конкурс состоялся 24 апреля 1707 года. И прошел блистально для арнштадтского соискателя. Спустя месяц: мюльхаузенская городская община официально обсудила кандидатуру органиста.

В акте от 24 мая сообщается, что так как место органиста останется вакантным, то «предоставляется необходимым позаботиться о его заполнении», в связи с этим «господин старший консул доктор Конрад Мекбар» спрашивает мнение членов общины. Имя Баха, очевидно, было не очень известно писарям, ибо в протоколе он назван так: «арнштадтский Н. Пах», который «на пасху играл перед нами пробу».

Кандидатура принята, и присутствующие со свойственной бюргерским кругам прижимистостью заключают: «Нужно стремиться к тому, чтобы договориться с ним как можно дешевле». Декрет о назначении незамедлительно посылают счастливому соискателю. Скрупулезно перечисляются виды довольствия органисту. Восемьдесят пять гульденов деньгами в год и плата натурой: три меры пшеницы, две сажени дров, из коих одна дубовых, одна буковых, шесть мешков угля и — вместо пахотной земли — еще шестьдесят вязанок хвороста, кроме того (по каким-то неведомым в наше время подсчетам), три фунта рыбы ежегодно — все довольствие с доставкой «к дверям дома». Иоганн Себастьян получил в общем немалый прибыток. Он вправе теперь быть доволен. Помолвка с Марией Барбарой осветляла его жизнь еще более.

Уже независимый от арнштадтской консистории, Бах предстал в муниципалитете для сдачи дел. Он не питал злобы к господам членам консистории. Акт от 29 июня гласит: «Покорно поблагодарив муниципалитет за предоставление ему до сих пор работы, он попросил об увольнении».

Ключ от органа, как от великой ценности города, Иоганн Себастьян положил на блюдо, а своему преемнику, Иоганну Эрнсту Баху, которому с сего дня доверялся орган Новой церкви, Себастьян вручил пять гульденов, что оставались от полученного им, еще не отработанного жалованья.

Расставался Бах с Арнштадтом спокойно: обиды в его двадцать с небольшим лет смягчаются быстро. Он не забудет Арнштадта. Увы, Арнштадт забудет его. Имя Баха, как установили исследователи жизни композитора, не будет упоминаться в городе более полутораста лет. Его не найти в обстоятельных справочниках прежних времен среди сведений о всех знатных горожанах и всех достопримечательностях Арнштадта. Отсутствовали произведения Баха в программах здешних музыкальных вечеров и концертов духовной музыки. Лишь в 1878 году великий музыкант Ференц Лист навестит город юности Баха, и в его исполнении прозвучит фута арнштадтского органиста.

...Иоганн Себастьян спокойно собирается к отъезду. Но нет спокойствия в мире божьем! Омрачило известие о смерти в Любеке Дитриха Букстехуде, он и года не пережил нюрнбергского Пахельбеля. Ему, Себастьяну, последнему из молодых органистов, Букстехуде раскрылся в своем искусстве. И покинул мир.

Еще одно смятение. Прибежала к Себастьяну Регина с тревожным известием: в Мюльхаузене вспыхнул страшный пожар. Вскоре весть подтвердилась. Церковь Власля, однако, в сохранности, выгорела центральная часть города, самая застроенная и самая красивая.

Через две недели Бах был уже на месте новой службы.

Неуютным выглядел Мюльхаузен. Оголенные, закопченные стены каменных домов с разбитыми окнами, обугленные остатки деревянных построек. Нарушился слаженный быт городка, пострадавшие семьи остались без крова. Беду города почувствовал на себе и Иоганн Себастьян. При самых добрых намерениях муниципалитет, занятый насущными заботами, отказал органисту в обещании сразу же по его приезде привести в должный порядок обветшавший орган в церкви Власия. В сравнении с арнштадтским это был старый инструмент, требующий дорогостоящего ремонта. Запущен был хор, и здесь требовались средства, чтобы объединить певцов и наладить с ними серьезные занятия. Средств не было, и улучшение церковной музыки со ссылками на другие хлопоты отложили.

Жизнь в городе усложнилась, и туго пришлось бы Себастьяну, не случись семейное событие. Еще летом в Арнштадте скончался родственник с материнской стороны. Себастьян ездил на похороны. И получил часть наследства, 50 гульденов. Сумма, равная двум третям нового годового жалованья, выручила молодоженов.

Венчались в маленькой церкви деревни Дорнхейм, близ Арнштадта. Венчал молодых пастор Штаубер, друживший с семьями Бахов. Сохранившаяся запись в церковной книге — документ, полный примет времени. Вот он: «17 сентября 1707 года достопочтенный господин Иоганн Себастьян Бах, холостой, органист церкви св. Власия в Мюльхаузене, законный сын умершего в Эйзенахе достойного уважения известного муниципального органиста и музыканта Амвросия Баха, и достойная девица Мария Барбара Бах, законная младшая дочь блаженной памяти геренского муниципального органиста Иоганна Михаэля Баха, весьма достойного всяческого почитания и ставшего известным своим искусством, вступили в брак с согласия нашего милостивого повелителя, объявив об этом должным образом в Арнштадте».