Силуэт быстро вырастал. Действительно, это была «Светлана», одиноко направлявшаяся к северу. Мы ее тотчас обогнали, и она вступила «Авроре» в кильватер и следовала вместе некоторое время, но затем снова отстала в темноте.

После совещания о том, открывать ли в таких случаях прожектора или нет, было решено — не открывать.

Крейсеры уже 20 минут шли полным ходом на северо-запад и успели пробежать большое расстояние. Справа и спереди видны были отдельные орудийные вспышки, доносилась пальба.

Соединиться со своими броненосцами, отступавшими в беспорядочном строе на юг и преследуемыми, как мы полагали, японскими броненосцами, теперь не было никакой возможности. Нас расстреляли бы и свои и чужие. Присутствие же наше у своих броненосцев не принесло бы им особенной пользы. Мы ведь и теперь отвлекли на себя часть миноносцев, но спасались от них только хорошим ходом и частой переменой курса, не открывая освещения и орудийного огня. Огонь крейсера «Аврора» за выходом орудий батарейной палубы (плюс подбитых орудий правого борта верхней палубы) все равно был бы малоэффективен. Наилучшая тактика в положении крейсеров — самостоятельно прорываться во Владивосток, что адмирал и намеревался, по-видимому, сделать, желая обойти броненосцы с запада.

В 8 часов 35 минут вечера мы очутились в расстоянии всего одного кабельтова от четырех неприятельских миноносцев: они живо прошмыгнули мимо нас контркурсом в темноте с правой стороны, выпустили мины и открыли огонь из 75- и 37-мм орудий. Снаряды пролетели у нас над головой.

Снова крейсера развили самый полный ход, изменили курс, чтобы принять атаку с кормы и уйти от мин. Вслед за тем впереди открылись какие-то огни; «Олег», по-видимому, приняв их за огни японских судов, еще изменил курс и очутился на курсе SW.

Несколько минут спустя в темноте с правой стороны обрисовался силуэт какого-то судна, со страшной быстротой несшегося на «Аврору». Оно было уже так близко, что можно было разглядеть светящийся фосфоресцирующий бурун у него под носом. Без сомнения, это полным ходом несся в атаку японский миноносец. Оставшиеся восемь орудий правого борта были моментально наведены. Тут в полном блеске выказалась дисциплинированность аврорских офицеров и команды. Не произошло ни малейшей паники. Ждали приказания стрелять. Хотя каждое мгновение было так дорого. Темная масса быстро росла, обрисовались две трубы, две мачты. Это не мог быть миноносец...

С переднего мостика короткой вспышкой сверкнул луч прожектора и осветил: «Мономах». Он шел ходом не менее 16 узлов, о чем можно было судить по громадному буруну под носом, шел прямо наперерез нашему курсу и от правого борта «Авроры» находился на расстоянии каких-нибудь двух-трех кабельтовых.

Все отбежали с юта на середину судна, ожидая удара в корму. Много надо было положить руля на обоих судах, а главное — успеть это сделать, догадаться, не растеряться, чтобы избегнуть столкновения: при таком бешеном ходе оно повело бы к гибели обоих судов.

«Мономах», на мгновение ослепленный нашим прожектором, вильнул влево: радиус его циркуляции крайне мал, он поворачивается «на пятке». Мы также уклонились влево, и опасность столкновения миновала. Вслед за тем «Мономах» так же быстро исчез в темноте, как появился, а несколько минут спустя в том направлении, где он скрылся, засверкали прожектора и загремели выстрелы. Это отстреливался «Мономах», атакованный миноносцами. Несколько снарядов пролетело в нашу сторону.

До десяти часов вечера накрапывал мелкий дождь и мешал распознаванию окружавших предметов. В 9 часов «Олег» взял курс на W. Казалось, это удаляло нас от района действий миноносцев, но, потеряв свое место на карте в силу многочисленных поворотов и зигзагов в стороны, мы, быть может, рисковали теперь выскочить прямо на скалы Цусимы.

В 9 часов 30 минут у нас произошел досадный эпизод: изолятор от беспроволочного телеграфа (еще днем сбитый со стеньгой) задержался на пеньковом тросе и попал вместе с ним в пробитое отверстие средней трубы. Трос загорелся, тлел и давал сильные искры. Так как он находился высоко, то никакими усилиями не удавалось потушить его; воды из помп не хватало, а влезть по раскаленной трубе было невозможно. Временами вырывалось пламя, било высоко. С этим развевавшимся по ветру факелом, указывавшим наш путь, «Аврора» шла до часу ночи, пока он сам не потух.

Отойдя порядочно на запад, «Олег» в 9 часов 35 минут снова стал подыматься к норду.

Место, где отбивались наши броненосцы, теперь обозначалось заревом; гул от выстрелов был еще слышен. За «Олегом», не несшим гакабортного кильватерного огня, все время менявшим курс и скорость, было очень трудно следить в темноте. Приходилось руководствоваться белым пятном на воде у его винтов (бурун и фосфоресценция воды). Но иногда, неожиданно свернув, «Олег» в темноте уходил так далеко, что требовалась исключительная опытность старшего штурманского офицера К.В. Прохорова, чтобы по более темному дыму, двум-трем искоркам, вылетевшим из труб, узнать, в какую сторону он направился,

С левой стороны к «Авроре» все время очень близко жался «Жемчуг». Иногда он подходил совершенно вплотную; были ясно слышны голоса. Низкая корма «Жемчуга» совершенно уходила под воду и покрывалась буруном, вздымаемым тремя винтами. Каким образом во время своих бесчисленных зигзагов «Аврора» не столкнулась с «Жемчугом» — одному Богу известно. На большой скорости, в такой темноте малейшее сближение параллельного курса сию же минуту привело бы к столкновению».

Когда стемнело в ночь на 14-е, Того оттянул свои броненосные силы к северу, расположив их южнее острова Мацу. Он ожидал, и вполне справедливо, что оставшиеся в живых русские корабли пройдут именно этим, самым коротким путем на Владивосток. Мацу, удаленный на 200 миль от Цусимы, находится не в Корейском проливе, но в широком Японском море, и, оставляя пробел больше сотни миль между Японией и своим флотом, Того рисковал прозевать русские корабли. К счастью для него, его предположение, что русские командиры не пойдут маршрутом, близким к японскому берегу, было верным (он длиннее и опаснее в смысле их обнаружения), но тот факт, что двое из трех русских кораблей, дошедших до Владивостока, прошли именно этим путем, говорит о том, что планы Того на 15 мая слишком уж много зависели от того, насколько русские будут следовать тому, что от них ожидали.

На рассвете остатки 2-й эскадры представляли собой ватагу плавсредств, рассеянных в море и двигавшихся в разные стороны. Контр-адмирал Энквист с тремя крейсерами в течение ночи уходил нa юг и теперь старался решить, что делать дальше.

Три судна, добравшиеся до Владивостока, были «Алмаз», «Бравый» и «Грозный». Адмирал Рожественский и его штаб находились на миноносце «Буйный», рвавшемся всеми своими лошадиными силами в родную конюшню — Владивосток. Крейсер-яхта «Алмаз» и дестроер «Бравый» прокрадывались между эскадрой Того и японским берегом в благородной (и успешной) попытке добраться до Владивостока. Крейсер «Светлана» тянулся на север и туда же плыл старый ветеран — крейсер «Дмитрий Донской». Эсминец «Бодрый» с одним буксиром и транспортом направлялись в Шанхай. Другие корабли, включая броненосец «Сисой Великий», крейсеры «Адмирал Нахимов», «Владимир Мономах» и транспорт «Иртыш», имели тяжелые повреждения и искали лишь удобного берега, у которого они могли бы затопиться.

Не считая трех крейсеров Энквиста, единственной более или менее жизнеспособной группой был 3-й отряд Небогатова — все, что осталось от броненосного флота, введенного в бой сутки назад. Небогатов потерял контакт с кораблем береговой обороны «Адмиралом Ушаковым», зато приобрел сильно избитого «Орла». Таким образом, в его боевой отряд входили теперь почтенный старец и флагман «Император Николай I», корабли береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин» и «Адмирал Сенявин» плюс «Орел» и составивший им компанию «Изумруд».