Тем временем вода не ждала и, мощным потоком вторгаясь сквозь брешь в борту, затопляла шкиперскую. Чтобы пресечь поступление воды в другие отсеки судна, была задраена дверь между шкиперской и отделением парогенератора. Но здесь в переборке оказалась вентиляционная труба, через которую вода продолжила свой путь.
Положение еще усугублялось тем, что взрывом повредило паропровод, идущий на генератор. Пародинамо тотчас же остановилось, электрическое освещение погасло, погрузив судно во мрак. Люди, работавшие здесь, выскочили и взяли на болты дверь, ведущую в коридор. Но это тоже не смогло задержать потока воды: дверь насквозь проржавела, и ее резиновая прокладка стала бесполезной. Кроме того, две магистрали, выходившие из генераторного отсека, не имели хороших фланцев с прокладками, так что, найдя себе выход, вода теперь хлестала в коридор, начиная затоплять торпедные отсеки. Верхние люки торпедных отсеков закрыть было невозможно, т.к. по неспособности и небрежению высшего начальства они были завалены кучей деревянного хлама, убирать который теперь было некогда.
Между тем нос крейсера постепенно начал уходить в воду, а корма в той же мере стала подниматься. Скорость корабля уменьшилась, и он скоро отстал от эскадры, которая быстро исчезла в темноте. «Нахимов» остался один. Побитый, продырявленный, схороненный в ночном тумане, далеко от земли, имея рядом лишь сильного неутомимого врага. На крейсере было уже так темно, что люди не видели друг друга в двух шагах.
В этот период на судне не было, пожалуй, ни одного, кто в глубине души не испытывал бы чувства страха — смерть казалась неизбежной. Однако были и такие, кто смог в данной удручающей обстановке стать выше своих ощущений и принять меры, мешающие врагу использовать отчаянное положение судна, чтобы добить его.
После взрыва торпеды японские миноносцы повернули назад, торопясь быстрее вырваться из зоны обстрела, но не всем суждено было вырваться. По словам очевидца, торпедного квартирмейстера Анисенко, 6-дюймовый снаряд достал тот самый миноносец, который торпедировал крейсер. Для такого суденышка, как миноносец, это означало конец. Сначала он осел в воду, потом две половины, его подпрыгнули над водой и навсегда исчезли из глаз.
Несколько последующих минных атак не имели успеха: крейсер открыл такой уничтожающий огонь, что мудрые японцы, не желая рисковать, предпочли пока оставаться на безопасном расстоянии.
Тем временем состояние «Нахимова» становилось все хуже и хуже, все больше тонн воды принимал он внутрь себя. "Выяснилось, что кроме наружной пробоины взрывом была повреждена водонепроницаемая переборка между боцманским складом и отсеком питьевой воды, отсюда морская вода стала проникать уже в столовую палубу. Водонепроницаемые переборки испытывали чудовищное давление, и, старые, ржавые, они не выдерживали, лопаясь по всем швам. Наконец осталась последняя переборка, отделявшая воду от кочегарки. Вода давила с такой силой, что стальная стена гнулась, как бумага. Еще чуть-чуть, и она уступит напору воды. Все ожидали этого момента, у людей мурашки бегали по коже. Все знали: если вода ворвется сюда, котел взорвется, а это конец кораблю и всему живому на его борту.
Передняя часть крейсера опускалась все ниже в море, и волны уже перекатывались через его форштевень. Напротив, корма поднялась, обнажив руль и лопасти винтов. Медлить было нельзя, надо было найти какие-то средства, чтобы удержать крейсер на плаву. Тогда пришла мысль развернуться и идти кормой вперед. Идея оказалась правильной: давление воды на нос судна уменьшилось, и призрак катастрофы отступил до поры до времени.
Едва команда оправилась от кризиса, как стало очевидно, что приближается новая беда. Люди забегали, засуетились, в голосах послышался испуг. Многие, не зная, что происходит, подумали уже, что крейсер тонет. Некоторые стали готовиться к собственному спасению.
Но вот раздался приказ: «Комендоры по местам!». Теперь уже никто не сомневался, что «Нахимова» ждет еще одна торпедная атака. Враг хочет с ним покончить. Матросы на палубе видели более 20 темных силуэтов, двигавшихся сходящимся с крейсером курсом и сигналивших друг другу светом. Все были уверены, что это японские миноносцы. Удивляло только одно: темные силуэты в открытую приближались к «Нахимову», не пряча огней, не совершая никаких маневров. На крейсере все приготовилось, чтобы отбить неминуемую атаку. Комендоры нацеливали пушки на огни. Еще мгновение, и был бы открыт огонь по приближавшимся миноносцам, но в этот момент раздался голос матроса: «Не стреляй! Это же рыбацкие джонки!»
В самом деле, темные силуэты с горящими огнями оказались корейскими рыбацкими челнами. Все вздохнули свободно: если рыбацкие джонки здесь, тогда и берег гдето неподалеку. В людях возродилась надежда на спасение. Берег! Корейский или японский все равно, лишь бы берег!»
Если броненосец «Орел» не разделил судьбы трех своих собратьев, то только потому, что его спасло время. Но прежде чем наступление темноты заставило Того отойти к северу, его основные корабли успели-таки сильно обезобразить этот четвертый корабль 1-го броненосного отряда. Много лет спустя Новиков-Прибой припомнил эту ночь на «Орле»: «Ночь наступила быстро. «Николай Первый», на котором находился контр-адмирал Небогатов, стал обгонять наш броненосец, держа на мачтах сигнал: «Следовать за мной. Курс Норд-Ост 23».
Через несколько минут флагманский корабль вступил в голову эскадры, а наш «Олег» занял второе место в строю. За нами шли «Апраксин», «Сенявин» и другие броненосцы, уцелевшие от дневного артиллерийского боя.
В это время на смену главным неприятельским силам появилась на горизонте минная флотилия. Быстроходная, она должна была выполнять ту же роль, какую возлагают на суше на кавалерию: окончательно добить дезорганизованные и отступающие силы противника. Разбившись на небольшие отряды, миноносцы темными силуэтами двигались на нас с севера, с востока, с юга. В сравнении с броненосцами эти суденышки казались маленькими и безобидными игрушками. Море накрывало их рваными плащами волн, а они, захлебываясь водою и падая с борта на борт, стремительно приближались к нам. Но мы. хорошо знали, какую разрушительную силу несут они броненосцам. Каждая удачно выпущенная с миноносца торпеда, эта . стальная самодвижущаяся сигара, начиненная пятью пудами пироксилина, грозит нам неминуемой гибелью.
Началась паника. «Николай I», уклоняясь от минных атак, повернул влево. За ним пошли и остальные корабли. Но одни из них поворачивались «одновременно», другие — «последовательно». Кильватерный строй рассыпался, и суда сбились в кучу. Но это продолжалось недолго: после того как броненосцы склонились на юг, они снова вытянулись в кильватерную колонну.
Наши крейсеры с миноносцами и транспортами, до этого следовавшие за главными силами, теперь оказались впереди нас. Наступил момент, когда они должны были приблизиться к броненосцам и взять их под свою защиту от минных атак. Такая же обязанность лежала и на наших миноносцах. Но случилось нечто непостижимое: крейсеры и миноносцы тоже повернули на юг и, увеличив ход, скрылись в темноте. Около броненосцев остался один лишь крейсер «Изумруд».
Небогатое приказал ему оставаться на левом траверзе «Николая» и отгонять противника.
По линии колонны было передано световым сигналом распоряжение адмирала: «Иметь ход 13 узлов».
Под облаками, плоско нависшими над морем, шумел ветер. В сгустившейся тьме неслись, как привидения, белые гребни волн. Броненосцы, отбиваясь от минных атак, вспыхивали багровыми проблесками, словно длинный ряд маяков. К учащенным выстрелам мелкой артиллерии присоединились сухие стрекочущие звуки пулеметов. По временам бухали крупные орудия. Неприятельские миноносцы, едва заметные для человеческого глаза, отступали под градом наших снарядов, но скоро опять появлялись уже с другой стороны.
