— Где Фидель Кастро? Я спрашиваю вас снова. Вы наверняка знаете место, где назначен сбор в случае поражения… Осталось полминуты… Ваш брат еще видит… Не лишайте его второго глаза…

Айдее упала. Ее облили водой и заставили подняться.

Офицер ушел и снова вернулся.

— Ваш брат слеп… Но он еще жив. И может быть свободным. Мы разрешим вам уехать за границу… Мы выпустим вашего жениха…

Айдее слышала этот голос издалека. Он не имел к ней отношения. Он только мешал ей разговаривать с братом, с ее Абелем. Абель держал в руках ее голову, как в те времена, когда она была совсем девочкой и бегала к нему искать защиты от всех маленьких бед и несчастий. Он ничего не сказал. И она не скажет…

….— Ну что ж, остался ваш жених.

«Абор… мой любимый Абор! Но ведь и ты молчишь. Значит, и ты ничего не ответил на их вопросы… И я должна молчать. Еще не потеряна надежда… Ведь не могло же вот так просто кончиться все, к чему мы готовились… Нет, наверное, Фидель уже собирает новые силы… Он придет нам на помощь…»

— Я думаю, он так и останется вашим женихом, — продолжал далекий голос, — и никогда не сможет стать чьим-либо мужем, потому что он перестанет быть мужчиной…

Айдее услышала крик. Страшный, пронзительный, оглушающий…

У нее запылало перед глазами пламя. Бешеное, жаркое пламя. Оно поглотило комнату, стол, офицера и этот страшный крик…

Когда офицер вернулся, Айдее снова лежала без памяти. Солдаты лили на нее воду из ведер.

— А ну ее к черту, — сказал офицер, тяжело дыша. — Бесполезно…

…Контора, в которой работал Хиральдо, регулярно поставляла гробы и прочие похоронные принадлежности не только жителям города, но и гарнизону в Сантьяго. В казармах Монкада люди раньше умирали нечасто, но все же умирали — от болезней, от несчастных случаев во время учений, умирали и по неизвестным причинам. После того как 10 марта 1952 года к власти пришел диктатор Батиста, командование форта Монкада стало заказывать больше гробов, чем раньше. Кого хоронили в них, Хиральдо не знал. В городе же поговаривали, что за стеной форта часто слышатся крики.

Во всяком случае, Хиральдо нередко наведывался сюда, привозя в черном потрепанном хозяйском «джипе» гробы.

Поэтому, когда днем, развозя очередной заказ, он подъехал к воротам форта, охрана пропустила его, как старого знакомого.

— Ну, вашей конторе повезло сегодня, — мрачно пошутил один из солдат.

Профессия давно уже приучила Хиральдо спокойно относиться к смерти людей. Но то, что увидел он сегодня, поразило даже его.

На желтом песке, которым аккуратно были посыпаны дорожки и плац внутри крепости, лежали трупы. Их было несколько десятков — может быть, три или четыре. Это были убитые, не умершие, потому что почти у каждого форменная, защитного цвета одежда была испачкана кровью. Только один из них был в гражданской одежде. Голубые брюки, белый халат, изодранный в клочья, были залиты кровью…

Почти все трупы лежали лицом вниз. Охраны не было. Хиральдо, улучив момент, повернул одно из тел лицом вверх. И отшатнулся. Он увидел кровавое месиво. Это не был след пули или гранаты. Лицо было раскромсано прикладом ружья или рукояткой пистолета. Зубы вырваны, глаза — тоже.

Значит, этот человек не был убит во время боя. Это пленный, которого пытали, а потом прикончили…

Только у нескольких мертвецов Хиральдо заметил на одежде или на теле следы пуль.

Веселый толстый Хиральдо, балагур и насмешник, давно научившийся с юмором относиться к самому страшному таинству на земле — смерти, растерялся вконец. Он не мог больше оставаться здесь, но не мог и уйти. Ноги его ослабли, а в груди вдруг стало пусто и жарко.

— Что ты здесь делаешь?! — раздался голос. — Вон отсюда! — Это кричал офицер, увидевший Хиральдо. — Кто смел пропустить его? Воронье проклятое! Слетаются! Можешь не надеяться. Для этих, — он кивнул в сторону трупов, — гробов не потребуется. А ну, быстро!

Через минуту Хиральдо уже сидел в своем «джипе». Но улицы, по которым он ездил тысячи раз, вдруг стали слишком узки, а верный «джип» совсем не слушался. Хиральдо вышел из машины и побрел пешком, натыкаясь на прохожих.

Он подошел к стеклянной витрине кинотеатра. На него глянуло его отражение — серое, осунувшееся лицо.

— Эх, гробовщик, гробовщик, наклюкался спозаранку, — осуждающе заметил кто-то.

Сантьяго ложится спать рано, гораздо раньше, чем Гавана. Впрочем, Гавана вовсе не спит. Нет такого часа в сутках, когда на ее улицах не увидишь людей или не сможешь зайти в кафе выпить рюмку бакарди и закусить жареной свининой с рисом.

Часа в два ночи улицы Сантьяго уже пусты, и все кафе, за исключением портовых кабачков и бар-клубов в нижней части города, закрыты.

Ночь с 29 на 30 ноября 1956 года ничем не отличалась от других. Уже после двенадцати люди разбрелись по домам, покинули Парке Сентраль мальчишки-чистильщики, унося измазанные гуталином деревянные ящики, закрылся под старинным католическим собором на центральной площади сверкающий стеклом магазинчик «Кодак», опустели кресла на веранде отеля «Каса Гранда». И только около «Мужского клуба» сидели на тротуаре в плетеных креслах одетые в черные вечерние костюмы старики, страдающие бессонницей, и сплетничали. Месяц висел в небе удобным гамаком.

Но спокойствие ночного города было внешнее. В доме, где жила студентка Вильма Эспин, группа молодых людей окружила маленький диктофон «Грундиг» и прослушивала только что записанные на пленку слова. Голос из диктофона утверждал, что режим Батисты в Сантьяго-де-Куба рухнул и город безраздельно находится в руках революционных повстанцев, возглавляемых здесь Франком Паисом; что в минуты, когда идет эта радиопередача, Фидель Кастро во главе вооруженной колонны, высадившейся сегодня рано утром в Ориенте, уже напал на гарнизон города Никеро. Таким образом, продолжал голос с ленты, два крупных опорных пункта кровавого диктатора Батисты в провинции Ориенте пали, и она фактически находится под контролем революционных повстанцев. Успешные восстания против режима Батисты произошли также в Гаване, Санта Кларе, Матансасе, Камагуэе и других городах. О дальнейшем ходе событий голос с ленты обещал сообщить позже…

Юноша, одетый в спортивную замшевую куртку, выключил диктофон и осторожно закрыл его.

— Франк, — обратилась к нему Вильма, — а не изменить ли текст насчет восстания в других городах? Ведь это еще неизвестно.

— Нет, Вильма, пусть так, — ответил он и обратился к парню, который осторожно надевал на кассету с пленкой чехол. — Ты передашь текст с пленки часов в одиннадцать утра, — сказал Франк, — когда перестрелка уже стихнет и все будет в наших руках. А теперь иди… И еще: тебе по пути, зайди, пожалуйста, к моей матери, — скажи, чтобы не волновалась, я сегодня не приду…

Паис посмотрел на часы.

— Уже четыре. Фидель, наверное, высаживается. Ну, кажется, все… Пора расходиться.

Все встали. Франк улыбнулся.

— Полной удачи! — сказал он. — И чтобы тебе, Вильма, с твоими медсестрами как можно меньше было сегодня работы…

…Вильма быстро шла по пустынным улицам ночного города; до пяти надо было успеть в тот дом, где ждет ее медицинская группа — двадцать девушек-революционерок. В шесть начнется восстание.

Вильма Эспин знала Франка Паиса еще с 1953 года, когда он был руководителем студенческого союза в Сантьяго-де-Куба. У Франка тогда не было никакой четкой программы действия. Но чутьем прирожденного революционера и настоящего патриота он понимал, что предстоит борьба. Когда начнется она и как будет проходить, Франк не знал. Он просто принялся создавать молодежные «группы действия» и запасать кое-какое оружие.

Вильма по просьбе Франка организовала тогда несколько вечерних школ для неграмотных.

Но борьба началась раньше, чем они предполагали., Нападение на военные казармы Монкада произвело на Франка Паиса и его друзей огромное впечатление. Значит, помимо их группы есть еще революционные отряды решительных борцов за свободу.