Однажды Челлапанкани поднялся на гору, чтобы найти место, куда на ночь прячется Великая богиня. Он бродил среди каменных скал и валунов в поисках этого места. А Великая богиня стояла в небе и посмеивалась над его жалкими усилиями. Она сигналила ему лучами, стараясь объяснить, что гора Куттамала здесь ни при чем. Но Челлапанкани не понял этих сигналов. Он был упрям и настойчив. У него существовала своя точка зрения на этот счет. Здесь, на горе, он искал ей подтверждения. И наконец нашел. Под скалой лежал камень. Он был обожжен и прокопчен. Теперь Челлапанкани не сомневался, что это было то самое место, куда скрывалась на ночь Великая богиня. Он оставил около камня бананы. Пусть Великая богиня подкрепится перед сном.

Великая богиня — не только создательница и охранительница, но и Великий лекарь. К ней за помощью обращается Челлапанкани, когда уже все средства исчерпаны. Когда не помогают травы, заклинания, когда изгнанные из тела человека духи вновь поселяются в нем, когда земные боги оказываются бессильными. Рассказывают, что такое случилось с шестимесячным сыном Апокани. И вот тогда Челлапанкани стал просить Великую богиню спасти ребенка. Он просил ее три дня подряд. И на четвертый ребенок выздоровел. Великая богиня снизошла к мольбе жреца.

Каждая женщина знает, что Великая богиня зорко следит за появлением нового ребенка в племени. Новорожденный нуждается в ее благословении. Поэтому женщина на седьмом месяце беременности устраивает церемонию, которая называется «вагутху понгал». На семи очагах она варит семь горшков риса для Великой богини. А к рису добавляет бананы и кокосовые орехи. И Великая богиня благословляет будущего каникара еще в утробе матери. Без этого благословения ребенок родится слабым и больным. Заодно будущая мать в этот день подкармливает и лесных духов. Мало ли что они могут сделать. Великая богиня далеко, в небе, а лесные духи — рядом, и с ними лучше жить в мире.

Солнце — женщина. Луна — мужчина. Мужчина ― только слабое отражение женщины. Бог Луна тускло подражает богине Солнцу. Богу Луне стыдно за свое бессилие, и поэтому он появляется только ночью, когда сияющая богиня отправляется на покой в гору Куттамала.

В биографии Луны есть много сомнительных моментов. Родила Луну огромная королевская кобра. Но Луна был непочтительным сыном и однажды отказался дать родительнице бетель. И в наказание за это кобра время от времени закрывает Луну своим капюшоном. Она раздувает капюшон, потому что сердится на непочтительного сына. Но в такие ночи каникары не бьют в барабаны и не кричат в отчаянии. Они знают, что Луна снова появится. Ну, а если не появится, то ничего от этого не изменится.

И еще на Луне есть пятна. Пятна вот почему. Однажды Луна решил прогуляться по лесу. Ведь были времена, когда Луна жил на земле. Он гулял по лесу, утомился и решил вздремнуть в кустах. А в это время шел охотник каникар. Увидел, что-то блестит в кустах, и подошел посмотреть. Луна отливал серебром, как дорогое ожерелье. И каникар решил взять это ожерелье и отнести жене. Как только он коснулся Луны руками, тот испуганно вздрогнул и в страхе подпрыгнул. Подпрыгнул до самого неба, да так там и остался. А следы рук этого охотника до сих пор на нем видны.

Какими бы качествами ни обладал Луна, а все-таки это бог. Даже такой бог достоин поклонения. И поэтому в каждую ночь полнолуния Челлапанкани кладет бананы для бога Луны, а Амукутти зажигает медный светильник. Челлапанкани ничего не говорит Луне. Бог Луна должен сам знать, что Челлапанкани положил бананы для него.

Бог Луна тоже занимается врачеванием, но не так успешно, как Солнце. Луна может излечить только от кашля. Челлапанкани хорошо знает всю силу и все слабости бога Луны. Он не очень себя утруждает, поклоняясь ночному светилу. Иногда он забывает даже подносить ему бананы. Великая богиня-Солнце — совсем другое дело. И Челлапанкани каждое утро на рассвете выходит из своей хижины, смотрит на гору Куттамала и ждет чуда. И чудо совершается.

Вторую педелю Аччупанкани не мог подняться с циновки. Он лежал на спине, вытянув ослабевшие руки вдоль тела. Временами его трясло, и тогда крупные капли пота выступали на его побледневшем лбу, а закопченные бамбуковые бревна хижины начинали уплывать вместе с дымом очага куда-то вверх. Мать поддерживала в очаге огонь день и ночь, но огонь был почему-то холодным и не согревал. Когда Аччупанкани переставало трясти, у него не было сил откинуть со взмокшего лба спутанные пряди волос. Потом все начиналось снова, и Аччупанкани метался, кого-то звал, с кем-то разговаривал. Тапиока, приправленная красным перцем, растертым с солью, которую мать положила перед ним, оставалась нетронутой. Аччупанкани только пил. Пил много и жадно. Особенно после приступов. Мать варила в горшке целебные травы и давала настой Аччупанкани. Но он отказывался. Его раздражал и пугал горьковатый вкус настоя.

Аччупанкани слег вечером того же дня, когда вернулся из джунглей. Туда он отправился накануне, надеясь найти мед и подстрелить диких голубей. Меда он не нашел, голуби куда-то улетели. Тогда Аччупанкани вспомнил место, где росли дикие ягоды. Маленькие, жесткие, кисловатые на вкус. В прошлом году это место ему показал старший брат. Аччупанкани казалось, что он хорошо помнит тропу, которая вела в заросли кустарника, где росли ягоды. Он зашагал по этой тропе, но через некоторое время сбился. Знакомых примет не было. Он хотел повернуть назад, но мысль о ягодах не давала ему покоя. Он знал, что они должны быть где-то здесь. А потом он попал на это болото. Его коричневая жижа пахла приторно и неприятно. Болото было каким-то зловещим. Здесь даже не пели птицы. И только временами что-то ухало и стонало в зарослях высокой, с острыми длинными листьями травы. Аччупанкани показалось, что болото небольшое и он сможет перейти его по кочкам. Само болото его не пугало. Он боялся другого. Он знал, что обычно в таких местах гнездятся неприкаянные злые духи. И уж если они возьмутся за дело, то могут завести куда угодно. В траве опять что-то ухнуло и забило крыльями. Аччупанкани остановился в нерешительности. Еще можно было вернуться. «Испугался болота, — с неприязнью подумал он о себе. — Небольшого болота». И шагнул на кочку.

Так, прыгая с кочки на кочку, Аччупанкани продвигался к противоположному берегу. Но этот берег почему-то все не показывался. Он поднял голову и увидел вокруг себя только болото. Не было даже травы с длинными острыми листьями. То, что он принял за другой берег, оказалось маленьким ненадежным островком. Теперь он не знал, как вернуться обратно. Он подумал, что злой дух сбил его с пути. Он шепотом прочел заклинание, но от этого болото не сделалось меньше, а тропинка на нем не появилась.

Всю ночь он проплутал по болоту, и каждый раз, когда он слышал непонятный всплеск или уханье, его сердце громко стучало. «Только бы злой дух не вселился в меня, — думал он. — Иди, иди стороной, не трогай меня», — уговаривал он духа.

И только когда взошла Великая богиня и осветила своими лучами все вокруг, Аччупанкани увидел, что oн метался всю ночь недалеко от берега.

Он вернулся в деревню к полудню грязный, голодный и обессиленный. Но никому ничего не сказал. Даже матери. Он думал, что все обойдется. К вечеру его стало трясти, и он слег. И лежал уже много дней.

— Амма, а амма! — позвал он хриплым и слабым голосом. — Приведи Нарайяну.

— Хорошо, хорошо, — засуетилась старуха. — Это надо было давно сделать. Ведь всем ясно, что с тобой.

Пришел Нарайяна-жрец и сел на циновку рядом с больным.

— Злой дух вселился в тебя, от него вся болезнь. Вот только какой?

И Нарайяна, загибая пальцы, стал перечислять всех умерших в деревне, чьи духи по разным причинам стали злыми и давно бедокурили в округе.

— Лакшми, — задумчиво сказал Нарайяна. — Эта может. Она и при жизни могла сделать что угодно. А уж после смерти и совсем разгулялась. Только причин вселяться в тебя у Лакшми нет. Нет. — И Нарайяна покачал кудлатой головой. — Или, например, Куттан. Но его вчера видели в лесу, значит, это не он.