— Ничего, старина. Нет подходящего сценария. Написал бы что-нибудь хорошее.

— Со временем, — улыбнулся Эндре. — А потом стану твоим первым ассистентом.

— О’кэй, старина! — Режиссер вынул из кармана конфету, развернул ее и, словно оправдываясь, сказал: — Сожалею, но тебя угостить не могу: конфета последняя. — С этими словами он положил ее в рот. — Послушай, Банди, давай договоримся...

— О чем?

— Я слышал, что твой отец работает над интересной книгой. Достань мне второй экземпляр рукописи, а я за это возьму тебя в штат первым ассистентом. Идет?

Эндре пожал плечами, прищурился от бившего прямо в лицо солнца:

— Что-то пишет, но что именно, убей меня бог, не знаю.

— Не ври, старина, не ври. Я знаю, а ты нет? Он с кем-нибудь уже ведет переговоры? Мне-то ты можешь сказать спокойно...

Они остановились перед входом в съемочный павильон.

— Я действительно ничего не знаю о новом романе отца и намерении его экранизировать.

— Ладно. Поговори с ним, а я слово сдержу.

Вечером Эндре спросил отца:

— Что за роман ты сейчас пишешь?

Варьяш поднял глаза от газеты:

— Когда роман будет закончен, тогда и узнаешь.

Они сидели на террасе, наслаждаясь тихим летним вечером. Жока с матерью поливали цветы в саду, откуда доносился звонкий смех сестры.

— Баболнаи хочет поставить по нему фильм. Он просил меня поговорить с тобой. — Эндре подбросил камешек и на лету поймал его. — Он очень заинтересовался темой романа, тем более что у него сейчас нет подходящего сценария. Он мог бы начать съемки уже осенью, а меня обещал взять в штат первым ассистентом. — Эндре прицелился, бросил камешек в вишню и взглянул на отца.

Варьяш свернул газету, небрежно бросил ее на стол, пригладил все еще густые седые волосы и обернулся к сыну:

— Пусть этот ремесленник ставит фильмы без меня. Беденек, видите ли, ему уже не хорош! — Варьяш вздрогнул и потер плечо. — Попроси лучше у Юли бутылку вина и принеси два бокала.

Эндре принес бутылку, наполнил бокалы и один из них поставил перед отцом. Варьяш поднял бокал и как дегустатор посмотрел золотистый напиток на свет.

— За наше здоровье! — буркнул он.

Они выпили. Эндре не любил вина и пил только за компанию. «Вдруг отец разговорится?» — невольно подумалось ему.

Варьяш заученным движением вытер губы.

— А почему это вдруг моя рукопись его так заинтересовала? Он ведь даже не знает, о чем я пишу.

— Наверняка знает, — возразил Эндре. — У Баболнаи отличное профессиональное чутье. Между прочим, многие догадываются, о чем ты пишешь, роман давно уже стал темой разговоров.

Варьяш отмахнулся, разглядывая мускулистую, дочерна загоревшую фигуру сына. «Если бы Эндре не был таким размазней! — подумал он. — С виду настоящий мужчина, а по характеру — тряпка. Слишком много рассуждает, а нужно действовать. Весь в мать, только вот целеустремленности не хватает. Да и нервный чересчур...»

— Что ты сказал? — переспросил Варьяш сына.

— Весь город говорит о твоем новом романе.

— Ерунда! Будапешт — город болтунов. Не обращай внимания, лучше расскажи, нравится ли тебе работа.

— Совсем не нравится, но работать-то надо. И потом, простому смертному среди гениев всегда нелегко.

Варьяш с удрученным видом потер подбородок.

— А вообще-то ты знаешь, чего хочешь? Конечно, жизненные силы в тебе бьют через край...

— «Но по характеру ты размазня...» — подсказал Эндре. — Ты мне это уже сто раз говорил.

— Мне бы хотелось знать, что с тобой происходит?

— Ничего. Вернее, происходит что-то, но что именно, я и сам не знаю. Я никогда не хотел быть киношником и, видимо, никогда им не стану. Ты ведь воспользовался первой подвернувшейся вакансией, и меня взяли на киностудию, я же по слабости характера не возражал. А по существу я абсолютно безразличен к своей работе.

Варьяш опять потер ревматическое плечо, хмуро глядя куда-то вдаль:

— Ваша беда, беда всей молодежи в том и заключается, что вам все дается без труда, вам не за что бороться. Стоит только рот раскрыть, как мы бросаемся исполнять ваши желания.

Эндре встал и подошел к перилам террасы. Ветер сонно шуршал сухими листьями. Небо казалось устланным мягким бархатом. Вот уже несколько дней, как на нем не было видно ни облачка, а пересохшая земля страдала от невыносимой жажды.

— У меня никогда не было каких-то особых желаний, — сказал Эндре, усаживаясь на перила, — может, только в раннем детстве. И сейчас у меня их нет, — Он достал из кармана джинсов пачку сигарет и закурил, — Между прочим, в своей последней статье ты «блестяще» разделался с современной молодежью. «Дезиллюзионизм — явление всемирное. Его причины — вторая мировая война, обострение международной напряженности, научно-техническая революция, овладение атомной энергией...» И бог знает что еще...

— Оставим это! — прервал сына Варьяш: он не любил, когда в качестве аргументов использовали цитаты из его книг. Он налил себе вина и выпил. — Между прочим, моделью в данном случае для меня послужил ты.

— А почему, собственно, я должен отличаться от остальной молодежи? Действительно, оставим это. Все равно мы не поймем друг друга. Что сказать Баболнаи?

— Ничего.

Вскоре в дом заявились противно шамкавший беззубым ртом Аттила Вереци и патлатый поэт по фамилии Поок. Эндре поздоровался с ними и поспешил уйти. Он знал, что будет дальше. Такие встречи всегда проходили по давно разработанному сценарию. Сначала все по очереди рассказывали друг другу анекдоты, причем начинали обычно с анекдотов про полицию. Потом переходили к обсуждению вопросов внешней политики. Каждый спешил поделиться услышанными новостями.

Эндре не любил бывать в обществе друзей отца. Его удивляло, что многие из них писали одно, а думали совсем другое — об этом они говорили, оставаясь в четырех стенах. Они почем зря ругали и культурную и экономическую политику республики, а порой и строй в целом.

Так вел себя отец о друзьями, а Эндре он убеждал, что необходимо учиться дальше, проявлять активность в общественной жизни, вступить в Союз молодежи. Эндре уступил желанию отца, хотя и не понимал, зачем ему все это нужно.

И вот вышел в свет роман отца «Одиночество», о котором так много судачили. Название довольно броское. Да и сама книга, которую Эндре вертел сейчас в руках и от которой еще пахло свежим клеем, красиво оформленная, притягивала внимание. Эндре всегда любил читать такие книги. Правда, пока он учился в школе, его чтением руководил отец. Поэтому Эндре был гораздо начитаннее своих одноклассников.

Новый роман отца он прочитал за одну ночь. Прочитал — и возмутился до глубины души. И больше всего потому, что эту лживую книгу написал его отец.

На следующее утро, захватив роман, сын направился в его кабинет. Варьяш уже сидел за столом и что-то писал. Он посмотрел на сына с откровенной неприязнью, отложил ручку, снял очки, а затем почти официальным тоном спросил:

— Чем могу быть полезен? — и жестом показал на глубокое кресло, стоявшее справа от стола. Сквозь наполовину опущенные жалюзи в комнату вливались лучи утреннего солнца.

— Ты подпишешь мне свою книгу? — обратился к отцу Эндре и положил роман на стол.

— Что это ты надумал? До сих пор ты никогда не просил у меня автограф.

— Но, если я не ошибаюсь, это первая книга, отражающая подлинные убеждения Гезы Варьяша.

Отец недоверчиво взглянул на сына, однако не заметил на его лице обычной усмешки. Он знал, что с Эндре нужно вести себя осмотрительно: в любой момент сын мог что-нибудь выкинуть. Подвинув книгу поближе, Варьяш задумался: что же все-таки написать Эндре? Он мысленно прочел еще раз заголовок романа: «Одиночество».

Вот тут, чуть ниже заголовка, и нужно что-то написать, но что именно? И почему он в самом деле никогда раньше не подписывал сыну своих книг! У него даже мысли такой не возникало. Пирошке, своей жене, он подписывал каждую книгу и каждый раз писал одно и то же: «Тебе — от меня. Геза».