Дорога круто пошла вниз. Ставр снял ногу с ак­селератора и перенес на тормоз. Играя сцеплением и тормозами, он мягко скатился на узкий козырек над озером, в которое с каменного уступа обруши­вался бешеный поток. Над водопадом, переливаясь, висела алмазная радуга. Озеро было сине-зеленое, цвета павлиньего глаза, и с такой чистой водой, что, бросив в него монету, можно, пока не надоест, сле­дить, как она, отблескивая серебром, опускается в бездонную глубину.

Миновав озеро, Ставр до предела снизил ско­рость и стал пристально рассматривать дорогу перед капотом. Здесь кончалась контролируемая гарнизо-

ном Вигоро часть дороги. Дальше можно было ждать чего угодно, и прежде всего — мин.

С каждым мгновением Ставру становилось все больше и больше не по себе. Он был один, а одино­чество обостряет интуицию и инстинкт самосохра­нения. Может быть, поэтому, когда он заметил змею, свернувшуюся клубком в колее, то почувствовац, что она неспроста там лежит. И, словно подтверждая его самые дурные предчувствия, мороз продрал по хреб­ту, а волосы под банданой взмокли.

Он ударил по тормозам.

Дверец у машины не было, Ставр с Шуракеном их ликвидировали, чтобы не мешали быстро сматы­ваться. Ставр просто перекинул ноги с педалей на землю. На осторожных, неестественно легких лапах он сделал несколько шагов вперед.

Змея, это была кобра, подняла голову, раздула ка­пюшон и зашипела. На несколько секунд они замер­ли друг против друга — змея и человек. Ставр не от­носился к весьма распространенной части людей, ис­пытывающих непреодолимую ненависть к змеям и убивающим их без всяких на то оснований. Война не превратила его в отморозка, он придерживался правила никогда не убивать без крайней необходи­мости. Убедившись, что человек на нее не нападает, змея выползла из колеи и исчезла среди камней. На том месте, где она лежала, Ставр увидел едва замет­ное разрыхление. Здесь установили мину и пытались замаскировать следы этого подлого дела.

«Вот она!» — подумал Ставр. Он выследил смерть. Теперь он знал, где она, дальше надо действо­вать спокойно и точно.

Ставр опустился на корточки и осторожно раз­греб тонкий слой земли, перемешанной с мелкими камешками.

«Привет!» — перед ним в каменистом грунте си­дела противотанковая мина советского производ­ства.

Ставр усмехнулся: судя по всему, повстанцы ре­гулярно добывают боеприпасы со складов нацио­нальной гвардии. Противотанковая мина была, в принципе, бесполезной вещью на этой дороге, где не ходило, не каталось и не ползало ничего с таким весом, на который она могла среагировать. Но на­род в Сантильяне воевал так давно, что уже научил­ся некоторым хитростям. Поэтому, выкрутив из мины взрыватель, Ставр не спешил вытаскивать чер­тову кастрюлю. Он расстегнул клапан нагрудного кармана на куртке и отколол с его внутренней сто­роны здоровенную английскую булавку.

«Кружок умелые руки доведет до цугундера», — выплыла в голове фраза, когда-то сказанная инст­руктором на занятиях по подрывному делу.

Зажав булавку в обветренных, запекшихся от жары губах, Ставр начал нежно подкапываться под мину.

На этот раз ни инстинкт самосохранения, ни ан­гел-хранитель были ни при чем. Просто Ставр знал, как бы он сам действовал, если б ему пришлось ста­вить противотанковую мину так, чтобы она срабо­тала на небольшой вес, или организовать сюрприз

для того, кто попытался бы ее снять. Поэтому он даже почувствовал определенное удовлетворение, когда его пальцы нащупали под миной бок гранаты.

Скоба была придавлена днищем мины. Ставр сжал ее в руке и вытащил гранату. Предохранитель­ного кольца, естественно, не было. Ставр вынул изо рта булавку и вставил ее в отверстие запальника. Все, теперь эта дура была абсолютно фригидна.

Ставр не хотел возиться с уничтожением своих трофеев. Звук взрыва мог привлечь чье-нибудь не­нужное внимание. Засунув мину и гранату в щели в скале, Ставр заложил их камнями.

Нервное напряжение резко отпустило, и Ставр с удовольствием, даже торжественно помочился на ме­сто заначки.

«Теперь перекурим это дело», — подумал он, са­дясь за руль. I

В Сантильяне два климата — или жарко и сухо, или жарко и влажно. Высоко в горах было сухо и даже прохладно, особенно пока ледниковый поток не ушел под скалы. Ниже возникли низкие бородатые пальмы и лианы, потом высокие стройные пальмы и манговые деревья, а когда Ставр скатился в доли­ну, по обеим сторонам дороги поднялись темно-зе­леные стены непроходимых джунглей. Дорога была проложена по руслу пересохшей реки. В период дож­дей она превращалась в поток жидкой грязи, но сей­час по ней можно было ехать с вполне приличной скоростью. Ставр жал на газ, стараясь побыстрей проскочить этот отрезок пути. Дорога была одна на всех, поэтому мины тут редко ставили, зато регулярно устраивали засады. Въехав в джунгли, Ставр дос­лал патрон в патронник автомата и снял оружие с предохранителя.

Со стороны его машина, ломом идущая через джунгли, смахивала на известную рекламу сигарет «Кэмел». Только это был не роскошный «лендровер» или джип, а обычный армейский «уазик», но со сня­тыми передними дверцами, без задних сидений, с за­варенным решеткой лобовым стеклом и платформой под крупнокалиберный пулемет вместо крыши. Он назывался «крокодил», а под хорошее настроение — «кокодрило».

На спрессованной глине, смешанной с илом, «крокодил» легко уплывал в юз. По краям колеи и на поворотах машины растолкли этот грунт в тон­кую пудру, но, прижатая тяжелым влажным возду­хом, она не пылила. Она выплескивалась из-под ко­лес, как горячий шоколад.

Лицо и руки покрылись каплями пота, как в бане. Футболка прилипла.

Ставр сбросил скорость, пробираясь мимо со­жженной автомобильной колонны. Одиннадцать об­горелых скелетов грузовиков представляли крайне неприятное зрелище. Конвой напоролся на засаду, был разграблен и сожжен то ли бандитами, то ли по­встанцами. Грузовики так и остались стоять на до­роге, и их приходилось объезжать, прижимаясь вплотную к джунглям. Отличное место для еще од­ной засады.

Ставр вел машину одной рукой, в другой он дер­жал автомат на боевом взводе — палец на спусковом

крючке, ствол поднят вверх, приклад уперт в бедро, чтобы не утомлять руку весом оружия. Он миновал колонну и, вдавив педаль газа, рванул от этого про­клятого места на предельной скорости.

Джунгли кончились. Из темно-зеленого сумра­ка, парниковой влажности и одуряющих запахов цветущих и гниющих растений «крокодил» выкатил­ся прямо в жгучий блеск нестерпимого зноя. Слов­но кто-то провел черту и сказал: «Здесь будут джун­гли, а здесь — пустыня, и чтоб ничего такого неопре­деленного». Футболка на Ставре мгновенно высохла.

Русло реки вывело машину на узкое шоссе с рас­трескавшимся, выбеленным как кость асфальтом. На безжизненной равнине ползали бесформенные стол­бы пылевых вихрей.

И справа, и слева, и впереди, и в зеркале заднего вида Ставр видел одно и то же — жесткую линию там, где пустыня смыкалась с плоскостью неба. Ему ка­залось, что он как комета несется в бесконечном про­странстве от горизонта к горизонту. Ослепительная звезда солнца висела прямо над головой.

Из-под банданы и очков поползли ручейки пота. Они проедали бороздки в слое пыли, покрывавшем туго обтянутые бронзовой кожей скулы, и исчезали в темной щетине.

Наконец в дрожащем мареве на горизонте воз­ник безобразный бесформенный мираж города. Не доезжая до него, Ставр свернул к фургону, стоящему недалеко от дороги.

Это был прицеп без тягача, когда-то разрисо­ванный яркой рекламой. Но солнце выжгло краски, а ветер пополам с песком стесал их не хуже наж­дака.

Ставр поставил машину вплотную к фургону та­ким образом, чтобы, войдя внутрь, он постоянно ви­дел ее через открытую дверь. Он остановился здесь только потому, что местность вокруг фургона про­сматривалась на несколько километров во все сто­роны. Если бы Ставр, белый человек, путешествую­щий в одиночестве, позволил себе остановиться и войти в подобный шалман в городе, он бы уже нику­да не приехал и его молодой труп вряд ли бы нашли.