По какой-то уму непостижимой причине Клык и его команда назначили нам встречу в одном из самых дорогих ресторанов одного из самых фешенебельных отелей Парижа George V, в двух шагах от Елисейских Полей. От роскошного, серого с золотом, интерьера у кого хочешь голова кругом пойдет. Но, на мой взгляд, нам он ничего хорошего не сулит. Я как могла настаивала на МакБургере за углом на соседней улице, но Клык уперся:
— Мои ребята в Париже первый раз. И, может, последний. Пусть посмотрят, как люди живут. К тому же мы, похоже, на кое-какой след напали…
— Мы тоже кое-что обнаружили, — перебиваю я его. — Страшно важное. Ладно, давайте уж, так и быть, рассаживаться.
Ненавижу пыль в глаза пускать. Чего я перед ним выкаблучиваюсь! Тем более что ничего особенного у нас нет. Слухи кое-какие, да и те мы толком понять не можем.
Здешний метрдотель, видать, ко всему привык — к рок-звездам и к кинозвездам всех возрастов и мастей. На нас он даже глазом не повел. Просто провел к длинному банкетному столу в дальнем углу. Мы — все тринадцать — чинно рассаживаемся по местам. Тотал, само собой, вне себя от счастья. Не нарадуется на цивилизацию, где собакам в лучшие рестораны вход открыт.
— Боже! Я уже чувствую волшебные ароматы vichyssoise, — бурно радуется он, поводя носом.
— Ароматы чего? — Газзи смотрит в меню, как баран на новые ворота. — Здесь все по-французски. Мне бы гамбургер…
— Попробуй лучше Boeuf Hachè, — советует Майя, и я сразу вспоминаю, как Ангел говорила, что, когда ее в Нью-Йорке из клетки освободили, она потом почти все время в Европе жила.
Мы уже заказали напитки, и Клык приступает к делу:
— Ну, что вы там раскопали?
— Мы-то? — Я чувствую на себе пристальный взгляд Майи. — Дилан подался вперед, готовый в любую минуту прийти мне на помощь. — Да так, ничего особенного. — Я откашлялась. — Мы просто слышали повсюду про День-А, типа того что День Апокалипсиса. Но народ о нем особо не распространяется. Так что понять трудно, когда вся эта петрушка произойти должна.
— И еще мы немножко по Парижику прокатились, — распинается Тотал, игнорируя мои многозначительные грозные взгляды. — Двенадцать кондитерских-патиссери, три парка и четыре музея… — Он кладет лапы на крахмальную скатерть стола и отхлебывает воды из стакана.
— Да неужто?! — не сдержался Клык.
Я чуть притормозила, пытаясь на ходу придумать, как бы повернуть наши занятия в более выгодном для нас свете.
— Мы просто бродили там, где больше всего народу, где люди встречаются и болтают, где подростки тусуются…
— Кондитерских, по-моему, было тринадцать, — не к месту уточняет Дилан. — Но мы еще и кучу школ обошли, по крайней мере, двух директоров видели. Как они, из окна свесившись, школьников пасли.
— Это я предложил по школам пройтись. Концесветники ведь детей и подростков окучивают. — Газзи усердно намазывает маслом хлеб. Во Франции самый обычный хлеб с маслом — самое лучшее лакомство на свете. — А кондитерские-патиссери — это Макс идея была.
— Да уж конечно, — снова съязвил Клык, но я предусмотрительно промолчала.
— Эй, кореш, кончай ее подначивать, — вмешался Рэчет. — Сам-то ты собираешься им рассказать, какой у нас улов, или нет?
Клык состроил многозначительную мину, от которой я чуть не оскалилась.
Майя вытащила из кармана листовку и расправила ее на столе:
— Вот, читайте. Мы про День-А тоже наслышаны. Только у нас более подробная информация.
Клык победоносно ухмыльнулся. Еще немного, и я его тресну.
Но, взяв себя в руки, читаю листовку.
— Значит, послезавтра? — оторопело переспрашиваю я. — Так… скоро?
Мрачно опустив головы, мы размышляем о прочитанном. Пока Газзи в конце концов не прерывает молчания:
— Ни хрена себе!
— Надо придумать план… — начал было Клык. Но закончить он не успел.
Бабах!
60
Бабах! С потолка грохнулась здоровенная золоченая хрустальная люстра. Стены треснули. По залу разметало столы и стулья. Похоже, рвануло где-то под самыми нашими ногами. Свет погас, люди орут в темноте.
— Держитесь друг за друга! — крикнула я нашим. — Быстро продвигаемся к выходу.
Осторожно лавируем мимо мечущихся в истерике людей. В темноте и в дыму ничего не видно. Если б не Игги, мы бы совсем пропали.
Но он, со своим врожденным чутьем, каким-то образом безошибочно отыскал пролом в стене, и все мы, след в след, пробираемся за ним наружу. Защищаясь от пыли, я натянула на голову рубашку, благо все равно иду вслепую, и двумя руками крепко держу и волоку за собой Надж и Ангела, которая громко кричит через плечо:
— Спокойно! Следуйте за нами! Мы вас выведем! Не толкайтесь! Идите гуськом, проходите по очереди!
Не знаю, подействуют ли ее команды, потому что народ в панике. Кто на стол влез, кто под стол. Но крики и вопли перекрикивает знакомый голос:
— Макс!
И в тот же миг чувствую его дыхание у себя на щеке.
— Все в порядке, Дилан. Не суетись! — Я сбрасываю его руки со своего плеча. Но по крайней мере ему не все равно, где я и что со мной. А некоторым наплевать.
Наконец один за другим мы выбрались через дыру из развалин. На улице ревут сирены пожарных и скорых. Я быстро пересчитываю стаю. Все здесь. Клык по очереди окликает свою команду, и у меня кольнуло под сердцем — они теперь главная его забота.
Но, по большому счету, это не важно. Главное, что все целы.
Газзи втянул в себя воздух и принюхался:
— Это взрывчатка. Пахнет, как в Рождество.
Хорошенькое у него о Рождестве представление! Я бы сказала, нетрадиционное.
Вдруг где-то в глубине здания снова тряхануло с такой силой, что взрывной волной нас садануло о стену на другой стороне улицы.
Чуть в стороне, сбивая друг друга с ног, народ в ужасе повалил из всех трех дверей главного входа.
— Пошли-ка отсюда поскорей, — тормошит нас Дилан. — Сейчас все здание рухнет.
И тут раздался отчаянный вопль:
— Au secours!
— Это значит «помогите», — объясняет Надж и оглядывается по сторонам. — Вон там!
В тридцати футах от нас женщину придавило обломком стены. Она кричит от боли и страха, бьется, но ноги у нее завалены, и силы ее вот-вот оставят. Рванулась к ней, толкаю огромную тяжеленную каменную плиту. Куда там! Мне ее даже с места не сдвинуть! Ко мне на подмогу бежит Кейт, девчонка из команды Клыка, похожая на супермодель.
— Тут кран нужен, у нас не получится, — говорю я ей.
— Подожди. — Кейт присела и попрочней захватила край плиты. Ладно, пусть попробует — сама убедится.
Где-то в стороне слышу новые крики. Еще один женский голос чуть не разрывает барабанные перепонки. Но всем сразу помочь невозможно.
— Послушай, здесь правда нужна какая-то техника, — начинаю я, но тут же застываю от удивления. Она сдвигает плиту, даже не охнув и не поморщившись.
— Макс! — окликает меня Надж. Я оборачиваюсь.
— Давай сюда! Помоги-ка мне поскорей!
Вдвоем с Кейт мы осторожно поднимаем женщину и выносим ее из-под обломков.
— Ну ты даешь! Класс! — восхищенно шепчу я силачке-красотке.
Она только пожимает плечами:
— Обычные модификации ДНК. Попроси, они и тебе такое сделают.
— Макс! — снова трясет меня Надж, но я все еще не могу прийти в себя и пялюсь на Кейт.
— Макс! Сколько можно тебя звать? Ангел в гостинице!
61
— Не пори чушь, она с нами была!
Надж трясет головой:
— Да нет же! Она кого-то спасти старается. Вот только сейчас взлетела, села вон на тот балкон, и больше я ее не видела.
— Mon fils![12] — кричит женщина рядом с нами.
Я только охнула, а Надж уже тянет меня обратно в отель и показывает мне на Газзи. Задрав голову вверх, он неотрывно смотрит на окно предпоследнего этажа. Оно широко распахнуто, и из него наполовину свесился кудрявый мальчонка. Над ним из разбитых окон рвется пламя, жадно пожирающее дорогущие шелковые занавеси. Мальчонка рыдает, надрываясь, зовет маму и вот-вот упадет с подоконника.