Бернард схватил ее за плечи, будто собираясь вышвырнуть на площадь, на суд новому дню. Сангвинисты сгрудились вокруг него, источая запахи вина и ладана. Если кардинал надумает ее прикончить, никто его не остановит. Она привела стригоев в священнейший город Европы.

Бернард вцепился в ее короткие волосы, запрокинул голову назад и приложил клинок к ее мягкому белому горлу.

– Нет! – крикнул Рун, бросаясь вперед и расталкивая других.

Но клинок кардинала остановил вовсе не его крик.

07 часов 52 минуты

Потрясение буквально приковало Бернарда к месту – вкупе с крайним недоверием.

Он будто узрел призрака.

Она?! Не может этого быть.

Наверное, это игра света и теней, рассудок тешится иллюзией, видя невероятно похожую женщину-стригоя. И все же он узнал эти серебряные глаза, воронову черноту ее волос, даже негодующее, надменное выражение лица, когда клинок коснулся ее нежного горла, будто она бросала ему вызов, подстрекая отнять у нее жизнь.

Графиня Элисабета Батори из Эчеда.

Но она погибла столетия назад. Бернард видел ее заточенной в ее собственном замке. Он даже навестил ее там однажды, сострадая этой просвещенной дворянке, поверженной во прах низменными похотями Руна.

Но вина за это преступление ложится и на плечи самого Бернарда. Столетия назад он сам направил ее на эту свирепую стезю, сведя графиню и Руна вместе в попытке по собственному произволу подстегнуть исполнение священного пророчества. После Бернард молил, чтобы отнять ее жизнь поручили ему, дабы избавить Руна от подобного деяния, зная, как тот ее любил, насколько низко пал ради нее. Но Папа решил, что положить конец ее противоестественной жизни, прикончить собственноручно порожденную бестию – часть епитимьи Руна.

Бернард тревожился, когда Рун вернулся из Венгрии. Тот утверждал, что дело сделано, что графиня покинула сей свет. Из его слов Бернард заключил, что она мертва, а не убрана, как кукла в ящик комода. В то время в качестве дополнительной кары Рун морил себя голодом не один год, умерщвлял свою плоть десятилетиями, затворившись от мира смертных.

Но, очевидно, он ее не убил.

Что натворил ты, сын мой? Какой грех свершил ты сызнова во имя любви?

Но как только ужас пошел на убыль, на его место пришло иное осознание, полное чаяний.

Раз Рун сжалился над ней, род Батори не оборвался, о чем Бернард горевал в последние месяцы. Он задумался о том, что из этого вытекает.

Неужели это знак Господень?

Неужели Бог действовал через Руна, дабы уберечь графиню для этой новой миссии?

Впервые с той поры, как Кровавое Евангелие донесло свою весть, бросив тень сомнения на роль доктора Эрин Грейнджер в качестве Женщины, умудренной Знанием, в груди Бернарда затеплилась надежда.

Графиня Батори еще может спасти их всех.

Бернард смотрел на ее прекрасное лицо в раздумье, до сих пор не веря в это чудо, в эту внезапную улыбку судьбы. И ухватился за ее волосы покрепче, не желая расставаться с этой единственной надеждой.

Нельзя позволить ей скрыться.

Обок него появился Рун. Его пошатывало от снова навалившейся слабости. Даже этот коротенький бой быстро истощил пламя, разожженное в нем кровью.

И все же…

– Задержите его, – приказал Бернард остальным, опасаясь того, что может натворить Корца. Неведомо, что творится в сей момент на сердце у друга. Убьет ли он ее, спасет ли или попытается позорно бежать вместе с ней?

Не знамо.

Лишь одно Бернард знал наверняка: что будет защищать эту нечестивицу всеми доступными средствами.

Она нужна ему.

Мир нуждается в ней.

Должно быть, графиня прочла эту уверенность по его глазам. Ее безупречные губы изогнулись в улыбке – коварной и порочной.

Помоги нам Бог, коли я заблуждаюсь.

19 декабря, 10 часов 11 минут по центральноевропейскому времени

Рим, Италия

Эрин делила заднее сиденье красного «Фиата» с Джорданом. Христиан сел впереди, рядом с водителем. Высунув голову в окно, сангвинист разговаривал со швейцарским гвардейцем в темно-синем мундире и берете. На одном плече у юноши, охраняющего ворота Святой Анны – один из боковых въездов в Ватикан, – висел автомат.

Обычно охрана не вооружается столь откровенно.

С чего бы такие повышенные меры безопасности?

Кивнув, гвардеец отступил и взмахом дал знак, что автомобиль может проезжать.

Христиан что-то прошептал водителю, и они въехали в Священный город, миновав малахитово-зеленую железную арку. Как только машина снова пришла в движение, Христиан снова поднес телефон к уху, сидевший там, как приклеенный, с той самой поры, как чартерный самолет приземлился в миниатюрном римском аэропорту Чампино. Водитель, уже поджидавший в неброском «Фиате», домчал их до ворот Ватикана за считаные минуты.

Джордан на заднем сиденье держал Эрин за руку, глядя из окна автомобиля, проехавшего банк и почту Ватикана и свернувшего за громаду базилики Святого Петра.

Эрин разглядывала античные строения, воображая секреты, скрытые за их яркими штукатурными фасадами. Будучи археологом, она привыкла вскрывать истину слой за слоем, но, открыв существование стригоев и сангвинистов, постигла, что в истории есть слои даже более глубинные, чем она могла раньше вообразить.

Но один вопрос занимал ее рассудок более всего.

Джордан высказал его вслух:

– Куда Христиан нас везет?

Ей это было не менее интересно. Она-то думала, что они направятся прямиком в папскую резиденцию для встречи с кардиналом Бернардом в его кабинете, но вместо того автомобиль направился дальше, на территорию позади базилики.

Эрин подалась вперед, прервав разговор Христиана по телефону. Она слишком устала, чтобы держаться любезно, и испытывала раздражение из-за нескончаемых уверток и отговорок по пути сюда.

– Куда мы направляемся? – спросила женщина, тронув сангвиниста за плечо.

– Почти приехали.

– Куда? – не уступала она.

Христиан указал своим телефоном куда-то вперед.

Эрин пригнулась пониже, чтобы лучше видеть приближение к зданию из белого итальянского мрамора с красной черепичной кровлей. Проложенные позади рельсы говорили о назначении строения.

Это Стационе Ватикано – одна-единственная станция на Ватиканской железнодорожной линии. Построена во время правления папы Пия XI в начале 1930-х. Сегодня используется по большей части для доставки импортных грузов, хотя несколько последних пап изредка совершали церемониальные поездки отсюда за границу на специальном папском поезде.

Эрин увидела, что именно этот поезд как раз сейчас стоит на рельсах.

Три лиственно-зеленых вагона выстроились позади черного старинного паровоза, разводящего пары. В другой раз она бы пришла от этого зрелища в восторг, но именно сейчас ее донимала лишь одна настоятельная забота: участь Руна. За время полета другие видения ее не настигали, и она боялась того, что это может означать для Корцы.

Подъехав прямо к платформе, «Фиат» остановился. Христиан распахнул свою дверцу, увлекая Джордана и Эрин за собой. По-прежнему с телефоном возле уха, сангвинист проводил их на платформу. Он сменил свой изодранный мундир на пасторскую рубашку и черные джинсы. Этот наряд подходил ему куда больше.

Дойдя до поезда, Христиан наконец опустил телефон и с озорной улыбкой указал на средний вагон.

– Все на борт!

Эрин оглянулась на купол базилики.

– Я не поняла. Мы уже уезжаем? А как же Рун?

Изящный сангвинист пожал плечами.

– Касательно этого мне известно ничуть не больше, чем вам. Кардинал просил, чтобы я привез вас обоих сюда и посадил на поезд. Он должен отправиться, как только мы сядем.