Путешественники распрощались на берегу тихой Гаи. Ведимир принял решение далее продолжить путь на одной из широкопалубных барж, что перевозили товар в самые южные воды Золотого моря. Брин Дагул тронулся в дорогу по крепкому мосту и, пожелав успехов велесам, согласился исполнить последнюю просьбу князя – доставить в ближайший город фезов, ныне управляемый кетаном, ставленником атана, послание о прибытии послов от велесов в земли за рекой для того, чтобы быстрая птица прилетела с этими вестями в палаты самого Атуба. Купец тоже направлялся в столицу Хафеза, так что друзья понадеялись на скорую встречу среди великолепных домов Шафри, хотя волич по дороге должен был посетить и иные города фезов, чтобы продвинуть вперед собственное дело по сбыту лекарственных эликсиров и мазей, изготовленных северянами из жиров животных. Но купец утверждал о божественном происхождении своих товаров.
Сплав по реке занял два дня. Князь щедро заплатил хозяину судна за скорую дорогу. Ярким летним днем, когда воздух мерцал от жары и зноя, небольшой отряд велесов сошел на деревянную пристань Шафри, города, выраставшего каменными громадинами из земли на восточном берегу Пенной, в которую в этом месте сливались воедино два её притока – Белу и Гая. Едва воины оказались на твердой земле, к ним приблизились вооруженные стражники во главе с чернобровым тинголом, который говорил на ломанном языке униатов. Он представился Самканом и был послан самим Атубом для встречи гостей из далеких земель.
Город Шафри окружали ровные высокие стены из красного кирпича, за которыми поднимались в небо или расширялись по земле разнообразные по формам здания. Улицы был вымощены грубым камнем, а между домами почти не виднелось проходов, лишь главные широкие дороги тянулись к центру, где находились самые величественные и красивые постройки зодчих. Поэтому прогулка по городу оборачивалась проходом через аркадные двери самих домов, жилые комнаты и небольшие сады. Воздух накалялся до невыносимой духоты от пылавших лучей, на улицах почти не было деревьев, их спасительной тени и зелени. В пределах крепостных стен, отделявших столицу от реки, не протекало ни одного водного источника, лишь глубокие колодцы, из которых с помощью мощных насосов поднимали воду, украшали голые пейзажи. Однако монументальность Шафри отступала перед взглядами усталых путешественников, которые замечали лишь бедноту и истощенность горожан, шатавшихся по улицам в поисках пропитания или подгоняемых тинголами на соорудительные работы. После захвата многие дома и здания лежали в руинах, осколки валунов и щебенки пылились под ногами, темные пятна от пережитых пожаров и запах гари до сих пор уродливым пятном лежал на лице прежде светлой и прекрасной столицы фезов.
Дорога привела послов и сопровождавших их вооруженных воинов атана к самому центру города на открытую, огромную по площади территорию, испещренную возвышениями в виде окружностей, где велся торг, читались указы правителя, устраивались представления и наказания преступников. Униаты объехали публичные арены разной величины и приблизились к главному высокому кругу, внутрь которого вели строгие ряды арок, державшихся на опорных колоннах. В этом месте было тихо и мрачно, шум и гам обыденной жизни остался в стороне от покоя, которым окружил себя глава города и повелитель тинголов. Поднявшись по пологим выступам вверх к самому солнцу, странники узрели большой каменный трон, на котором восседал атан Атуб. По бокам загорелые рабы обмахивали владыку широкими листьями южных деревьев, а около каждой колонны стояли охранники с закутанными лицами и повязанными на голову темными платками. Они были готовы по первому же жесту пронзить грудь широкими саблями любому нарушителю воли властелина. Из-за спинки трона вставало подобно грозной тени самое высокое здание в Шафри. Его было видно от первых ворот города – дворец-башня, украшенная белыми гипсовыми скульптурами, колоннами и лепкой. Остроконечные крыши четырех боковых башенок терялись в облаках. Требовалось много усилий, чтобы взобраться по многочисленным лестницах на самую верхнюю балюстраду сооружения, ибо там в прежние времена каждые день и ночь мудрецы фезов наблюдали за явлениями небесных светил – солнца, луны и звезд, предвещая по ним грядущее своего народа. Это здание ныне облюбовал атан, однако не для продолжения наблюдений и выслушивания воли богов, которые являли по вере фезов им знаки в далеких небесах, а для свершения воли и отдыха в его роскошных стенах. Хотя не менее изысканным и богатым был дворец правителя фезов, хафа, располагавшийся на другом холме старинного города.
Очутившись перед грозным лицом атана Ведимир, а следом и его люди, у которых еще при въезде в город отобрали оружие, позволив лишь князю оставить при себе меч его отца, низко склонился до самой земли, приветствуя хозяина этих краев.
- Я признаться не ожидал приезда столь высоких гостей в свой чертог, князь, - Атуб отвечал на языке фезов, который был немного знаком и правителю велесов, поэтому помощь советников из городских ученых для беседы двух вождей не понадобилась. – С чем пожаловал, князь Ведимир? Неужели самое главное твое сокровище, на которое я уже давно желаю взглянуть – княжну Милару – ты спрятал под платьями одного из этих воинов?
Атан говорил низким хрипловатым голосом, привыкшим отдавать приказы огромному войску, а не отпускать шутки, поэтому в его взгляде читалось не столько усмешка и удивление, сколько злобное презрение к гостям.
- Велесы пришли в великий город Шафри с заверениями мира, - ответил Ведимир. – Я по праву вернул себе престол отца, великого князя Ведимира, и теперь посылаю тебе, Атубатан, дары, чтобы искупить вину, которую по незнанию униаты посмели нанести тинголам, а также надеюсь возвратить в отчий дом своего меньшого брата – княжича Сигиря, дабы прекратить безутешные слезы его матери.
Никогда Ланс не слышал, чтобы Ведимир говорил неправду, слова князя были сильнее камня, весомее писанных законов, однако ныне велес даже не пошевелил бровью, произнося речи, что несомненно доставляли боль его честолюбию и сердцу, но были необходимы для его победы. С врагом всегда надо бороться его оружием, нередко повторял советник Элбет своим юным подопечным. Но что значило забыть о чести для колдуна, которому чары позволяли затуманить взор собеседника и лишить его воспоминаний об этих минутах лжи и падения?! Иную муку приносило сознательное бесчестие человеку, непривыкшему заключать сделки с совестью, губившему свою жизнь, ибо отныне она становилась противной ему самому: без доверия, без правды, без надежды. Колдун знал, что эти вопросы мучили его молодого брата, принявшего бразды правления. Но для вождей был более высокий долг, чем собственная жизнь и честь.
- Какими же дарами богата велеская земля?
По кивку атана несколько стражников из тех, кто проводили приезжую процессию по улицам Шафри, стали разгружать телегу, которую наполняли сундуки и деревянные лари. Перед тинголами раскрылись тюки с дорогими тканями, огромные сосуды с ароматным медом, большая шкатулка, доверху набитая переливавшимися самоцветами. Но подарки, которым действительно стоило позавидовать и восхититься из тех, что князь вез на поклон к атану – мечи и доспехи, выкованные умелыми мастерами велесов, сгинули в ульских лесах.
- Это всего лишь часть всех тех богатств, что я послал в твой великолепный город, атан Атуб, - заметил Ведимир. – К сожалению, нынче на дорогах в униатах даже князь не может быть спокоен за свою безопасность. Полно сброда, готового ограбить и нищего простака, и богатого вельможу. Вожди уже давно не могут примириться для того, чтобы решить, кому из них следует карать и излавливать плутов и мошенников, а попросту преступников. Уверенность в будущем надолго покинула наши сердца, и только вашей мудрости по силам её вернуть, - в этот момент Ведимир был по-настоящему жалок.
- Не так густо в дарах, как в речах, - проворчал Атуб. – Я не сомневаюсь, что твоих солдат может ограбить любой отрок, князь, но в моем народе не принято дарить черепки вместо целой вазы. И где же твоя сестра, за которую я обещал освободить меньшого из княжичей?!
