Оставшись в одиночестве, Лисса сбросила с плеч простой плащ из темной шерсти и достала из сундука богатый праздничный наряд. Она распустила длинные золотистые волосы, прилежно расчесав их в ровные локоны, спадавшие на спину, и, гордо выпрямив голову, подошла к окну, чтобы оглядеть двор перед теремом. Улица была пустынна. Захлопнув тяжелые ставни, княгиня молчаливо вышла из комнат, направляясь к передним ступеням княжеского жилища. Она подготовилась к любым встречам.
Снаружи она не встретила ни живой души и одиноко остановилась на высоком белокаменном пороге. Издалека до слуха доносился протяжный рог, а также крики и звон мечей, но всё явственнее раздавался топот лошадиных копыт. Широкая утоптанная улица задребезжала под мощью сотен конских ног, вдалеке показались клубы пыли. Отряд, предела которому было не видать за спинами передних всадников, приближался к месту ожидания великой княгини. Во главе скакал сам Атубатан в своей черной шапке, украшенной конским волосом, рядом с ним следовали другие тинголы и полоры, а в ближних рядах Лисса увидела фигуры велеских бояр, отчего гнев и возмущение всколыхнулись в её душе. Но еще большее потрясение испытала княгиня, когда в седле одного из тингольских солдат, она заметила Сигиря. Мальчик был перевязан поперек груди толстым канатом, а его рот удерживал широкой ладонью воин, усадивший своего пленника перед собой в седле. Лисса переводила отчаянные взоры с одного всадника на другого, озиралась по сторонам, придумывая, откуда ожидать поддержки для того, чтобы освободить мальчика, но горожане из опасений укрылись в своих домах, а Иснара и его людей скорее всего уже упрятал в подземелья боярский совет, которому безоговорочно подчинялись многие дружинники из велесов, ибо происходили из их вотчинных уделов. Удар кнута, пронесшегося прямо перед её лицом и оглушительно полоснувшего по камням княжеского терема, заставил вздрогнуть. Она стояла прямо перед тинголами и их вождем, остановившихся около ступеней в высокий терем.
- На колени перед великим Атубатаном! – надменно обратился к ней один из полоров, боярин из людей Шустя, приезжавших в Деряву в качестве сватов.
Княгиня обратила жесткий взгляд на лицо атана тинголов, в руках которого вновь взвился длинный кнут. Его темные глаза полыхали ликованием и яростью. Трудно было выдержать этого взора, но Лисса не думала сопротивляться. Кнут ударил по её ногам, и, сдержав крик от пронзительной боли, она лишь отступила назад по ступеням.
- Вы получили то, что просили, и не думайте, что вам достанется большее. Вы вошли в город и сможете насладиться моей смертью, но вам не принадлежит моя жизнь, - вызывающе ответила она в толпу мужчин.
Атубатан хладнокровно выслушал её слова, а после громко объявил всем, кто его окружал:
- Княгиня Иза приняла наши условия, ей отпущен еще один день, а на утро на этом месте будет сооружен костер, на котором она познает все муки, что навлекла на голову атана Хаама! – полор столь же величественно озвучил чуть позже слова вождя, обращаясь в главную очередь к Лиссе, которая старалась с мужеством встретить грядущую участь, как и положено княгине, с гордо поднятой головой, со смирением, но отнюдь не страхом.
По молчаливому указанию Атубатана двое всадников спешились и окружили Лиссу, но они не вымолвили ни слова и даже не дотронулись до неё рукой. Атубатан обратился к своему войску с непонятными для княгини возгласами, которые были приняты хвалебными приветствиями и радостным ором, а Лисса, в это время замеревшая на ступенях, решила возвратиться в дом, коли её до сих пор не лишили свободы. Она была уверена, что незамедлительно окажется в темных подземельях или клетках тинголов, в которых по слухам дикари закалывали своих преступников множественными ударами копий и мечей. Приставленные к ней тинголы не стали задерживать быстрый шаг Лиссы, они лишь молча последовали за ней. Она спросила их о возможном уединении в верхних горницах, где присела за вышивание, стараясь унять дрожь в руках и гнев внутри груди, но воины скорее всего ничего не поняли из её речи, продолжив безмолвно и неподвижно наблюдать с расстояния одного шага за её действиями.
С наступлением ночи двор осветился десятками ярких костров, возле которых разместились победители, заполучившие город. Жарилось мясо, разливалось вино, которое извлекли из своих погребов услужливые бояре. В ночной тишине звучал одинокий бубен, звон которого перекрывали сотни горланивших во всю глотку мужских ртов. За Лиссой пришли полоры, ей велели присоединиться к веселью. Серьезные лица посланников выражали решительность: ежели бы она вздумала не подчиниться, то была бы тут же вынесена из комнат для поддержания компании тингольских воинов, поэтому Лисса все с той же бесстрастностью послушно последовала во двор. Её усадили в невысокое кресло на мягких коврах, расстеленных на холодной земле. Рядом расположился сам Атубатан, его советники, а также бояре, которые осмелели, вернули себе уверенность в светлых днях и с хвалебными словами на устах выпивали полные кубки, призывая при этом гралов сохранить здоровье и жизнь милосердному атану. Лисса не притронулась к угощениям и ни разу не заговорила, хотя больше всего ныне её волновала судьба Сигиря, которого схватили тинголы, а может быть сами предатели-бояре или их люди, заприметив одинокого княжича на улицах города. Но вряд ли Атуб проявил бы милость к мальчику, узнав, насколько он дорог той, которая загубила жизнь отца атана.
Попытки подняться из-за стола и покинуть гуляние, на котором никто не обращал внимания на княгиню, были прекращены. Главный тингол положил тяжелую ладонь на её плечо и без лишних слов усадил обратно на место подле себя. Он не обращался к ней с приказами или просьбами, лишь нередко за долгую ночь не спускал с неё своих темных глаз. Гам, музыка, песни завершились с проблесками солнца на предрассветном небе. Охранники из чужеземцев, которые простояли всю ночь за спиной княгини, провели её обратно в верхние горницы, где Лисса забылась в кратком сне.
Проснулась она от пронзительного гудения рога. Тинголы по-прежнему стояли около дверей её комнаты. Она так и не снимала с себя княжеских одежд. Протерев лицо прохладной водой из ковша, Лисса выглянула во двор. На месте завершившегося празднества, среди золы костров, грязи, луж, разбросанной посуды, деревянных помостов, оставшихся после поедания и упивания чужими яствами, был возведен высокий столб, обложенный сухим хворостом.
Её позвали, когда площадь Дерявы заполнили не только вошедшие в город воины, но и горожане, вытащенные из своих домов угрозами расправы. Выйдя из каменного терема и подходя к подъему на место своей казни, Лисса с сожалением глядела на людей, предавших её. Велесы молчаливо опускали головы, едва встречая взор своей княгини, женщины утирали с лиц слезы, их дети, которые так и не ушли из столицы, от испуга прятались в материнских подолах. Княгиня взошла наверх по ломавшимся под ногами веткам. Там уже находился один из людей Атубатана, который жестами велел ей развернуться спиной к столбу. Он оплел её талию и толстый шест крепкими путами, а затем поднял руки, скрепив их у основания кистей и привязав к вершине столба. Лицом княгиня предстала прямо напротив своего высокого терема, ступени которого в это время уставляли резными креслами. В них уселся атан Атуб вместе со своими приближенными.
Над городом повисла мертвая тишина. Лисса чувствовала, что глаза людей, которыми она управляла двадцать лет, с ожиданием поглядывали на неё. Они хотели услышать её речь, слова надежды или проклятия, что кинула бы княгиня в лицо предавшего её народа и обрекших на смерть захватчиков, но в голову не приходили подходящие перед уходом напутствия. Она смотрела на хмурого вождя тинголов. Атуб взмахнул рукой, и тишину прорезало гудение рога. К костру подскочили солдаты с зажженными факелами в руках, которые побросали в кучу валежника. Огонь заполыхал в одно мгновение, пробежав по окружности, поднялся на высоту человеческого роста, быстро приближаясь к центральному столбу. Лиссу отделила от прочего мира обжигающая красная стена.
