Литмир - Электронная Библиотека

А ветлу-то я пригибаю,

Шаг баюкаю: баю-баю.

Шаг баюкаю, как ребенка.

Под стопою все тонко-тонко,

Под стопою все дышит кто-то:

То ли кладбище, то ль болото.

Матрешки

Когда бы небеса почаще разверзались!..

Когда бы жизнь моя – один мгновенный шок!..

Но что за тишина…

                            И дремлет на вокзале

Старуха, навалясь щекою на мешок.

Как в детство, в небеса впадая понемножку

И обретая вид затертой хохломы…

И вот уже в нее, как в старшую матрешку,

Вошли и купола, и древние холмы.

Под теплою щекой – матрех нижегородских

Полнехонек мешок на ярмарку зари.

Мне кажется, что я,

                              из крохотных и кротких

матрешек тех – одна, последняя внутри,

что свет на мне свои владения смыкает,

на плечи мне взвалив огромную вину.

Но что за чудеса!..

                             Вот век меня ломает –

А изнутри еще находит не одну!

Владимирка

Над Владимиркой ночь…

                                     Воскресая,

Неприкаянная, былая,

Все по тракту бреду я босая.

Крепостная…

                    О, как долго спала я!

Проспала и державу, и волю,

И последнего конвоира.

Вот стою на дороге и вою:

«Милый, сирый…»

Кандалами, как волей объятый,

Ты веками проходишь Муром,

Ненаглядный мой барин проклятый,

Что ж тебе не спалось этим утром?!

Этим хмурым и вечно декабрьским…

Или так возлюбил народ свой?

Как тебе говорю я: «Царствуй».

Так я сыну скажу: «Юродствуй».

Вот он первенец твой, наследник.

И отрада любви холопской.

И поныне, как в ночь намедни,

Я за тряской бреду повозкой.

По ухабам и мокрой глине…

Уж она не видна далече.

Бог же в помощь твоей княгине!

Мой же путь за тобою вечен.

Так веками бреду одна я,

На Владимирке сына рожая,

И в твои кандалы пеленая,

И веками тебе чужая.

***

Кукует даль – расходятся круги.

А дна все нет – и значит, нет опоры.

Кукушка все летит из-под руки.

Который год летит она, который?

Конь вороной все ходит поперек,

Крылатый конь все гнезда завивает,

А белый на распутье трех дорог

Уходит в землю – гривою мотает.

Из-под копыта брызжет молочай,

Ползут корнями вольные поводья…

На что ни обопрусь я невзначай –

Кукушка вылетает из-под локтя.

***

В запустенье воздушные замки, в разрухе…

Лес осенний от вольной зари поредел.

Тихо руки сплетя, облака и старухи,

Как младенца,

                      купают звезду в череде.

Это вечной купели недвижные плесы,

Где созвездья с глазами открытыми спят.

Над бескрайней водой материнские косы

Расплетает ребенок в ночной листопад.

То вселенная вся над купелью склонилась.

Тянет руки дитя из холодной воды –

То сыновняя вольность,

                                   и шалость,

                                                   и милость

Отраженной звезды…

Пустыри

И пустырь под моим подоконником

Скоро, скоро уйдет в небосвод…

Скоро облако белого донника

Надо мною в ночи проплывет.

Затомится тугими сосцами

Молочайная матерь-трава.

Обойденная в поле косцами,

О дитяти начнет горевать.

И проснусь я до утренней зорьки,

Выйду из дому я до зари –

Молоком безнадежным и горьким

Брызжут прямо в лицо пустыри.

От накопленной силы отчаясь,

И векам потерявшие счет…

Лишь надломишь росток молочая –

В Млечный Путь он до капли втечет.

И отпряну с тоскою – трава ли?!

И приникну… У самой двери

Как дитя от груди оторвали –

Пустыри, пустыри, пустыри…

Праздничный хлеб

1

Море и степь –

Вот моя гибель!

Вот где бессмертье!

Входят нагими

                      в облако

                                   дети…

Чисто и вольно

                       на

                          белом свете

и широко

для дураков

и облаков…

Почвой соленой,

соленой водой

все опаленной,

все молодой

живу

        и веками

на праздник сзываю.

Белый свой хлеб,

как белый свет,

двумя руками

ломаю

на семь ломтей радуги!

Сколько локтей!

Да не толкайтесь –

Радуйтесь

                лучше!

На что, казалось,

мал мой лучик –

а всем досталось…

2

С детства богата была

                                 я волей…

Степь вся бела, бела

                                от соли,

соли и пуха,

                   да не гагачьего –

местного, райского,

да от подшерстков

седых одуванчиков.

Все перебеливать,

                            переиначивать –

земли и воды,

                     слова и устои…

А небо…

              А небо всегда золотое! –

и пред началом

                        и пред концом!

Кланяясь небу –

к земле припадаю лицом.

Кланяясь небу –

пробую землю на вкус.

Лакомый кус!

Ох, и накрыли застолье!

Белый свой хлеб

                          все делю я на доли –

Берите,

            родимый

                          и

                             чужанин…

А белый мой хлеб

вовеки един!

3

…А до рожденья –

                           в рассветном хоре…

белый мой свет

                       на угоре,

                                     на взморье

радугой прятал меня под полу.

Пенился луч

                   на девятом валу.

Я родилась…

                    Гости званые сели

и в молоко накрошили коржи…

Тяжкий мой труд,

                           и беда,

                                       и веселье –

все называется праздником –

Жить…

Жить вопреки…

                       и во славу…

                                          и вечно…

Скрытой до срока

                           в луче подвенечном –

6
{"b":"200432","o":1}