Октябрьский переворот, как и всякий другой, вынес на политическую авансцену множество человеческого мусора. Среди его «героев» — член первой советской мирной делегации, участник захвата Ставки, первый «народный полковник» В. К. Шнеур, оказавшийся, однако, бывшим секретным сотрудником Департамента полиции. Сомнительное, а нередко прямо уголовное прошлое многих большевистских деятелей «среднего звена» позднее вызвало появление на страницах меньшевистской газеты «Новый Луч» специальной «Галереи деятелей большевистской власти (Материалы для будущего словаря)». Рубрику пополняли сведения о мошенниках, взяточниках, черносотенцах, бывших агентах царской охранки и просто жуликах, творивших дело «диктатуры пролетариата» в центре и на местах.
А. Н. Потресов. С. 286
— Был такой замнаркома финансов Альтский. Многие картины из частных коллекций уплывали тогда за границу через этого человека. У него был брат в Польше, владелец антикварного магазина. Ленин учил: делать коммунизм приходилось с теми людьми, которые были, а не с теми, которых хотелось иметь.
В. М. Молотов. Цит. по: Чуев Ф. И. С. 285286
Как говорила Мария Ильинична, «он срабатывался с людьми и очень не любил без крайней необходимости менять их».
Л. А. Фотиева [1]. С. 188
И тот же Оболенский (князь, участник социал-демократического движения. — Е. Г.) подметил особенность отношения вождя большевиков к людям: «Интерес к человеку ему был совершенно чужд. Общаясь с ним, я всегда чувствовал, что он интересуется мною лишь постольку, поскольку видит во мне более или менее единомышленника, которого можно использовать для революционной борьбы».
Б. В. Соколов. С. 63
Балабанову (Анжелика Балабанова — социалистка, позже участница итальянского социал-демократического движения. — Е. Г.) однажды особенно расстроило присутствие на Украине некоего «мерзавца», притворявшегося иностранным послом. Он спекулировал деньгами, торговал паспортами и выдавал своих клиентов ЧК. Разъяренная этим, Балабанова поехала в Москву и пошла к Дзержинскому. Он сказал ей, что «мерзавец» — агент ЧК. Она пожаловалась Ленину. «Товарищ Балабанова, — сказал Ленин, — когда вы начнете понимать жизнь? Провокаторы? Если б я только мог, я бы поместил провокаторов в армии у Корнилова». Ленин считал, что цель оправдывает любые средства.
Л. Фишер. С. 539
Красные газетчики делают изредка попытки создать из Ленина нечто вроде отца народа, этакого доброго, лысого, милого, своего «Ильича». Но попытки не удаются (они закостеневают в искательных, напряженных, бесцельных улыбочках). Никого лысый Ильич не любит и ни в чьей дружбе не нуждается. По заданию ему нужна — через ненависть, убийство и разрушение — власть пролетариата. Но ему решительно все равно: сколько миллионов этих товарищей-пролетариев погибнет в кровавом месиве. Если даже в конце концов половина пролетариата погибнет, разбив свои головы о великую скалу, по которой в течение сотен веков миллиарды людей так тяжко подымались вверх, а другая половина попадет в новое неслыханное рабство, — он — эта помесь Калигулы и Аракчеева — спокойно оботрет хирургический нож о фартук и скажет: «Диагноз был поставлен верно, операция произведена блестяще, но вскрытие показало, что она была преждевременна. Подождем еще лет триста…»
А. И. Куприн // Общее дело. Париж, 1920. № 87
В его отношении к людям, к миллионам людей, обреченных на погибель, было что-то от, скажем, рыбаков, забрасывающих трал (или невод) и вычерпывающих рыбу десятками, сотнями, тысячами тонн. Не жалеют же рыбаки каждую отдельную рыбину, как живой организм, умерщвляемый ими. Но для того, чтобы равнодушно исчислять рыбу на тонны, надо быть как минимум не рыбой. Точно так же для того, чтобы оперировать миллионами умерщвляемых людей, надо быть как минимум не человеком.
Таким не человеком и был Ленин.
В. А. Солоухин. С. 190
Ленин ни в какой мере не был поклонником или последователем маркиза де Сада. Он не был жесток ни от природы, ни по болезни. Он был жесток по убеждению, идейно, в интересах дела — революции — социализма. Он не раз повторял буквально слова Коло д Эрбуа (известный лидер якобинцев. — Е. Г.): во имя достижения своих революционных целей все дозволено! И агенты ленинской власти в центре и на местах доказывали, что для них действительно нет ничего не дозволенного…
Летописец. Ленин у власти // Иллюстрированная Россия. Париж, 1933. № 51
В уничтожении миллионов людей проявилось его презрение к людям вообще и к человеку в частности. Люди для него — масса, сырье, ресурсы, глина, из которой он пробовал что-то слепить. Ему сказали, что если насилие над народом рассчитано надолго, то народ не выдержит. «Ничего, — ответил мудрый Ильич. — Народ привыкнет».
В. А. Солоухин. С. 191
Конечно, эти черты не сразу появились на свет в законченном виде, и тем более не сразу, как я уже сказал, нам уяснился смысл этих черт. Но все же и тогда, в те кажущиеся теперь такими далекими годы «Искры», присутствуя при фабрикации и подготовительной тренировке Лениным такого рода «агентов», я не всегда чувствовал себя хорошо. А иногда вместе с другими моими товарищами по редакции я чувствовал себя и совсем уже скверно. Это тогда, когда приходилось убеждаться, что непримиримо строгий к чужим, Ленин «своих», ему нужных «агентов», удовлетворявших его в своем качестве профессионалов, готов был отстаивать со свойственной ему настойчивостью, сознательно закрывая глаза на их личное поведение, на их моральную небезупречность...
А. Н. Потресов. С. 284
Для Ленина не существует ни красоты, ни искусства. Ему даже совсем неинтересен вопрос: почему это некоторые люди приходят в восторг от сонаты Бетховена, от картины Рембрандта, от Венеры Милосской, от терцин Данте. Без всякой злобы, со снисходительной улыбкой взрослого он скажет: «Людям так свойственно заниматься пустяками... Все они, ваши художественные произведения, — имеют ли они какое-нибудь отношение к классовой борьбе и к будущей власти пролетариата?»
А. И. Куприн // Общее дело. Париж, 1920. № 87
Нелишне вспомнить при этом, что Ленина рисовали более 30 художников, причем 9 — непосредственно в его кабинете. Счет современным «иконам» открыл И. Владимиров, впервые запечатлев Ленина в Смольном. Имеются сведения, что он позировал художникам (Рыжковскому — 1903 г., Берингову — 1907 г., Гиньяку — 1915 г.), находясь в эмиграции, а некоторым (например, И. Бродскому) давал автограф на собственном же портрете.
А. А. Арутюнов. С. 553
В нашей стране тысячи памятников В. И. Ленину. Есть хорошие, есть неудачные, но, что удивительно, ни одного выдающегося. Царям создавались величайшие памятники. Вспомним взметнувшуюся фигуру Петра Великого Фальконе или Александра III, восседающего на битюге, крепко вросшем копытами в российскую землю, работы Трубецкого.
В. Еременко // Лит. Россия. 1990, № 50
Он одинаково равнодушен ко всем отдельным человеческим поступкам: самое низменное преступление и самый высочайший порыв человеческого духа для него лишь простые, не веские, не значащие факты. Ни прекрасного, ни отвратительного нет. Есть лишь полезное и необходимое. Личность — ничто. Столкновение классовых интересов и борьба из-за них — все.
А. И. Куприн // Общее дело. Париж, 1920. № 87
Однажды, помню, отправились в горы. Путь прекрасен. Наконец, добрались. Ландшафт беспредельный, неописуема игра красок. Перед нами, как на ладони, все пояса, все климаты. Нестерпимо ярко сияет снег; несколько ниже — растения севера, а дальше — сочные альпийские луга и буйная растительность юга. Я настраиваюсь на высокий стиль и уже готова декламировать Шекспира, Байрона. Смотрю на Владимира Ильича: он сидит, крепко задумавшись, и вдруг выпаливает: «А здорово гадят меньшевики!..» Отправляясь на прогулку, мы условились не говорить о меньшевиках, чтобы «не портить пейзажа». И Владимир Ильич шел, был весел и жизнерадостен, очевидно, выбросил из головы всех меньшевиков и бундовцев, но вот он на минутку присел, и мысль заработала в обычном порядке.