Р. Пейн. С. 72

4 декабря 1887 года в актовом зале Казанского университета состоялась сходка студентов, требовавших отмены университетского устава, разрешения организации студенческих обществ, возвращения ранее исключенных учащихся и привлечения к ответственности лиц, виновных в их исключении. Попечитель Казанского учебного округа сообщал потом в департамент просвещения, что Ульянов «бросился в актовый зал в первой партии», а инспектор университета отмечал его «как одного из активнейших участников сходки, которого он видел в первых рядах, очень возбужденного, чуть ли не со сжатыми кулаками».

Биография. С. 1011

Но вообще-то с биографическими подробностями трудно. Ну, всем известно про студенческую сходку в Казанском университете. Написана про это художниками не одна картина. Молодой Ленин во главе студенческой сходки, протестующей против некоторых нововведений, в частности студенческого мундира с высоким воротником и обязанности носить этот мундир аккуратно, застегнутым на все пуговицы. Как говорится, нам бы эти заботы! На одной картине изображена группа студентов, бегущая по лестнице. Впереди — студент Ульянов. Он растрепан, лицо его горит, глаза сверкают, движения бурны и непроизвольны. В полицейском отчете записано про студента Ульянова, что он буйствовал, стремительно мчался, размахивал руками и был красен лицом...

Мариэтта Сергеевна Шагинян так поясняет эти слова: «Внезапное исступление (подчеркнуто мною. — B. C.)... юноши было, значит, настолько велико и до того бросалось в глаза, что даже полицейское перо не смогло этого не запечатлеть необычным для себя языком».

В. А. Солоухин. С. 102

В течение недолгого пребывания в университете он был замечен в проявлениях скрытности, невнимательности и даже грубости. Еще дня за два до сходки подал повод подозревать его в подготовлении чего-то нехорошего: проводил время в курильной, беседуя с Зегрждой, Ладыгиным и другими, уходил домой и снова возвращался, принося по просьбе других что-то с собой и вообще о чем-то шушукаясь; 4-го же декабря бросился в актовый зал в первой партии, и вместе с Полянским первыми неслись по коридору 2-го этажа. Ввиду исключительных обстоятельств, в которых находится семья Ульянова, такое отношение его на сходке дало повод инспекции считать его вполне способным к различного рода противозаконным и даже преступным демонстрациям.

Из полицейского донесения.

Цит. по: Пейн Р. С. 7879

«Его Превосходительству господину Ректору Императорского Казанского Университета

Студента 1-го семестра юридического факультета Владимира Ульянова

ПРОШЕНИЕ

Не признавая возможным продолжать мое образование в Университете при настоящих условиях университетской жизни, имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство сделать надлежащее распоряжение об изъятии меня из числа студентов Императорского Казанского Университета.

Студент 1-го семестра юридического факультета Владимир Ульянов. Казань. 5 декабря 1887 года.

Ленин. Полное собрание сочинений. В 55 т. 5-е изд. Т. 1, С. 551

5 декабря он был исключен из университета, а 7-го полиция выслала его на жительство в Кокушкино Казанской губернии, — не очень неприятное наказание; туда же была выслана и Анна Ильинична, старшая сестра Ленина, незадолго до того арестованная в Петербурге.

Л. Фишер. С. 35

К приказу ректора университета приложен список исключенных и уволенных. Среди последних — «Ульяновъ Владимирь Ильинь».

Самое пикантное в истории со ссылкой то, что в деревне Кокушкино находилось имение деда Ленина — А. Д. Бланка. Вот куда был «сослан» бунтовщик, который целых десять месяцев жил (!) в доме родного деда, но ничего о нем «не знал». Кстати, в официальных изданиях сказано, что Ленин в Кокушкино прожил около года. Однако это не так. Есть свидетельство самого Ленина о том, что в рассматриваемый период он проживал по адресу: «Казань, Профессорский переулок, дом Завьяловой, квартира Веретенниковой», то есть у родной тетки по матери. А в Кокушкино Ленин бывал лишь в летние месяцы, как и все члены его семьи.

А. А. Арутюнов. С. 521

Приехав в Кокушкино в октябре 1887 г. Ленин жил там почти год, до поздней осени 1888 г., когда, отказывая в приеме в университет, ему разрешили переехать в Казань... Указанный год, проведенный в Кокушкине, представляет собою важнейший период в биографии Ленина в смысле его духовной и политической формации. Именно в этот год произошло начальное превращение Влад. Ульянова в Ленина, т. е. появление у него комплекса специфических и характерных для Ленина чувств и революционных идей... Рассказывая о своем, с утра до позднего часа, чтении зимою в Кокушкине, Ленин сообщил, что больше всего «от доски до доски» и «не один раз» он читал сочинения Чернышевского в «Современнике» и Чернышевский «покорил» его. До знакомства с Марксом, Энгельсом и Плехановым не было никого, по словам Ленина, кто имел бы на него такое подавляющее влияние. Чернышевский был для него авторитетнейшим учителем. От Чернышевского пришло к Ленину первое знакомство с философским материализмом и диалектическим методом Гегеля, а его перевод с примечаниями сочинения Милля — был тем курсом политической экономии, который подготовил его, чтобы позднее перейти к Марксу. От Чернышевского Ленин воспринял (на всю жизнь) ненависть к либерализму, и Крупская правильно говорила, что Чернышевский своей непримиримостью к либералам «заразил Ленина».

Н. Валентинов [7]. С. 192-193

В попытках узнать Ленина у меня были «открытия», приятно удивлявшие (например, его любовь природы, отношение к Тургеневу и т. д.), но были и открытия другого рода, ставившие просто в тупик. Об одном из них я сейчас и расскажу.

В конце января 1904 г. в Женеве я застал в маленьком кафе на одной из улиц, примыкающих к площади Plain de Plainpalais, Ленина, Воровского, Гусева. Придя после других, я не знал, с чего начался разговор между Воровским и Гусевым. Я только слышал, что Воровский перечислял литературные произведения, имевшие некогда большой успех, а через некоторое, даже короткое время настолько «отцветавшие», что, кроме скуки и равнодушия, они ничего уже не встречали. Помню, в качестве таких вещей он указывал «Вертера» Гете, некоторые вещи Жорж Занд и у нас «Бедную Лизу» Карамзина, другие произведения, и в их числе «Знамение времени» Мордовцева. Я вмешался в разговор и сказал, что раз указывается Мордовцев, почему бы не вспомнить «Что делать?» Чернышевского.

— Диву даешься, — сказал я, — как люди могли увлекаться и восхищаться подобной вещью? Трудно представить себе что-либо более бездарное, примитивное и в то же время претенциозное. Большинство страниц этого прославленного романа написаны таким языком, что их читать невозможно. Тем не менее на указание об отсутствии у него художественного дара Чернышевский высокомерно отмечал: «Я не хуже повествователей, которые считаются великими».

Ленин до сего момента рассеянно смотрел куда-то в сторону, не принимая никакого участия в разговоре. Услышав, что я говорю, он взметнулся с такой стремительностью, что под ним стул заскрипел. Лицо его окаменело, скулы покраснели — у него это всегда бывало, когда он злился.

— Отдаете ли вы себе отчет, что говорите? — бросил он мне. — Как в голову может прийти чудовищная, нелепая мысль называть примитивным, бездарным произведение Чернышевского, самого большого и талантливого представителя социализма до Маркса! Сам Маркс называл его великим русским писателем.

— Он не за «Что делать?» его так называл. Эту вещь Маркс, наверное, не читал, — сказал я.

— Откуда вы знаете, что Маркс ее не читал? Я заявляю: недопустимо называть примитивным и бездарным «Что делать?». Под его влиянием сотни людей делались революционерами. Могло ли это быть, если бы Чернышевский писал бездарно и примитивно? Он, например, увлек моего брата, он увлек и меня. Он меня всего глубоко перепахал. Когда вы читали «Что делать?» Его бесполезно читать, если молоко на губах не обсохло. Роман Чернышевского слишком сложен, полон мыслей, чтобы его понять и оценить в раннем возрасте. Я сам попробовал его читать, кажется, в 14 лет. Это было никуда не годное, поверхностное чтение. А вот после казни брата, зная, что роман Чернышевского был одним из самых любимых его произведений, я взялся уже за настоящее чтение и просидел над ним не несколько дней, а недель. Только тогда я понял глубину. Это вещь, которая дает заряд на всю жизнь. Такого влияния бездарные произведения не имеют.