Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Дж. Хилл. С. 132

В 1921-м году советская власть заказала мне портрет Ленина, и мне пришлось явиться в Кремль. Когда все очень несложные формальности были исполнены, меня привели в кабинет Ленина. То, чего я инстинктивно ожидал, не произошло: Ленин не сидел за столом, углубившись в бумаги. Ленин не сделал обычной в таких случаях паузы, как бы с трудом отрываясь от дел и почти случайно заметив вошедшего. Напротив: как только я показался в дверях кабинета, Ленин быстро и учтиво встал с кресла, направляясь ко мне навстречу.

— Странно, — сказал он, гостеприимно улыбнувшись, — я думал почему-то, что вы — гораздо старше... Садитесь, пожалуйста, будьте, как дома.

Ю. П. Анненков. Т. 2. С. 268

Я собрался уходить и в волнении не заметил, что, вставая со стула, уронил шляпу. Ленин быстро наклонился, поднял ее и отдал мне. И никто не увидел бы ничего необычного в том, что премьер-министр поднял шляпу, которую уронил неуклюжий корреспондент.

А. Р. Вильямс. С. 259

Обстановка кабинета Ленина очень проста: в нем большой рабочий стол, несколько карт на стенах, два книжных шкафа и одно удобное кресло для посетителей в дополнение к двум или трем жестким стульям. Очевидно, что он не испытывает любви к роскоши и даже к комфорту.

Б. Рассел. С. 27

Кабинет был святилищем Ленина, он не разделял его ни с секретарями, ни с помощниками.

Л. Фишер. С. 681

Просторный и такой же мрачный и пустой, как и передняя, в темных обоях кабинет. Три черных кожаных кресла и огромный письменный стол, на котором соблюден чрезвычайный порядок. Из-за стола поднимается Ленин и делает навстречу несколько шагов. У него странная походка: он так переваливается с боку на бок, как будто хромает на обе ноги, так ходят кривоногие прирожденные всадники. В то же время во всех его движениях есть что-то «облическое» (обходное, не фронтальное), что-то крабье. Но эта наружная неуклюжесть не неприятна: такая же согласованная ловкая неуклюжесть чувствуется в движениях некоторых зверей, например медведей и слонов. Он маленького роста, широкоплеч и сухощав. На нем скромный темно-синий костюм, очень опрятный, но не щегольской, белый отложной мягкий воротничок, темный, узкий, длинный галстук. И весь он сразу производит впечатление телесной чистоты, свежести и, по-видимому, замечательного равновесия в сне и аппетите.

А. И. Куприн // Общее дело. Париж, 1921. № 221

Наконец мы попали в кабинет Ленина, светлую комнату с окнами на кремлевскую площадь; Ленин сидел за огромным письменным столом, заваленным книгами и бумагами. Я сел справа от стола, и невысокий человек, сидевший в кресле так, что ноги его едва касались пола, повернулся ко мне, облокотившись на кипу бумаг. Он превосходно говорил по-английски, но г. Ротштейн следил за нашей беседой, вставляя замечания и пояснения, и это показалось мне весьма характерным для теперешнего положения вещей в России. Тем временем американец взялся за свой фотоаппарат и, стараясь не мешать, начал усердно снимать нас. Беседа была настолько интересной, что все это щелканье и хождение не вызывало досады.

Г. Уэллс. С. 12

Вскоре после моего прибытия в Москву я имел часовую беседу с Лениным на английском языке, которым он прекрасно владеет. Присутствовал переводчик, но его услуги практически не потребовались.

Б. Рассел. С. 27

Ленин говорит по-английски медленно, но очень чисто... На все поднятые вопросы он отвечал без запинки, как человек, хорошо продумавший все свои идеи...

Л. Айр. Цит. по: Фишер Л. С. 604605

Это была не только моя первая встреча. Я видел его вообще впервые. В его внешнем виде не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего сверхчеловека. Невысокий, довольно полный, с короткой толстой шеей, широкими плечами, круглым красным лицом, высоким умным лбом, слегка вздернутым носом, каштановыми усами и короткой щетинистой бородкой, он казался на первый взгляд похожим скорее на провинциального лавочника, чем на вождя человечества. Что-то было, однако, в его стальных глазах, что привлекало внимание, было что-то в его насмешливом, наполовину презрительном, наполовину улыбающемся взгляде, что говорило о безграничной уверенности в себе и сознании собственного превосходства.

Брюс Р. Г. Локкарт. История изнутри // Мемуары британского агента / Пер. с англ. М.: Изд-во «Новости», 1991. С. 218

Мягких кресел Ленин не любил. Он сидел за столом в простом деревянном кресле, с плетеной спинкой и сиденьем. На столе стояла маленькая электрическая лампа с зеленым стеклянным абажуром. Работая один, он никогда не зажигал люстры и никогда не выходил из кабинета, не выключив свет. У двери, ведущей в коридор, на маленьком столе лежали атласы и карты. Ленин любил их изучать. Фотиева пишет о маленькой карте границ России с Персией и Турцией, собственноручно наклеенной Лениным на кафелях голландской печки: «Мне казалось, что она ни к чему не нужна, однако В. И. не разрешал ее снять: он говорил, что привык к тому, что она висит здесь. В. И. вообще любил обстановку привычную, не менявшуюся. Как будто в этом покое комнаты и вещей, которые всегда одни и те же и всегда на старых привычных местах, он находил отдых от богатой разнообразными событиями жизни». Это объяснение звучит правдоподобно. Ленин был разборчив и консервативен.

Л. Фишер. С. 681

Реплики в разговоре всегда носят иронический, снисходительный, пренебрежительный оттенок — давняя привычка, приобретенная в бесчисленных словесных битвах. «Все что ты скажешь, я заранее знаю и легко опровергну, как здание, возведенное из песка ребенком». Но это только манера, за нею полнейшее спокойствие, равнодушие ко всякой личности.

А. И. Куприн // Общее дело. Париж, 1921. № 221

Между прочим, помню я следующий эпизод. С явкой от Ленина в Брюссель перебрался на жительство туда же и В. Р. Менжинский (будущий начальник ГПУ. — Е. Г.), с которым у меня вскоре установились очень близкие дружеские отношения. Когда он приехал, он был очень болен, весь какой-то распухший от болезни почек. В день прибытия Ленина Менжинский вызвался встретить его на вокзале и проводить в небольшой ресторан, где я всегда обедал и где должен был ждать их обоих, — час был обеденный.

Я встречал Ленина до сего только один раз. Это было в Самаре, когда я ехал на голод (1891—1892 гг.), где я остановился по дороге, чтобы познакомиться с новым тогда для меня делом постановки столовых для голодающих и пр. И вот здесь-то я встретил В. И. Ульянова, тогда молодого студента, если не ошибаюсь, Казанского университета, из которого он за что-то был уволен. Он тоже работал на голоде в одной из самарских столовых. Меня познакомили с ним, как с братом безвременно погибшего Александра Ульянова. Я смутно вспоминаю его, как довольно бесцветного юношу, представлявшего собою интерес только в качестве брата знаменитости.

И вот встретившись с ним в ресторане через много лет, я, конечно, не узнал в этом невысокого роста, с неприятным, прямо отталкивающим выражением лица, довольно широкоплечем человеке, обладающем уверенными манерами, того Владимира Ульянова, которого я мельком видел в Самаре.

Я сидел в ожидании Ленина и Менжинского за столиком... Они пришли. Я увидел сперва болезненно согнутого Менжинского, а за ним увидел Ленина. Мне бросилось в глаза одно обстоятельство, и я даже вскочил... Как я выше говорил, Менжинский был очень болен. Его отпустили из Парижа всего распухшего от болезни почек, почти без денег... Мне удалось кое-как и кое-что устроить для него: найти своего врача и пр. и спустя некоторое время он стал поправляться, но все еще имел ужасный вид с набалдашниками под глазами, распухшими ногами... И вот при виде их обоих, пышущего здоровьем, самодовольного Ленина и всего расслабленного Менжинского, меня поразило то, что последний, весь дрожащий еще от своей болезни и обливающийся потом, нес (как оказалось) от самого трамвая громадный, тяжелый чемодан Ленина, который шел налегке за ним, неся на руке только зонтик...

154
{"b":"200401","o":1}