Записку И. В. Сталину В. И. Ленин продиктовал М. И. Ульяновой после посещения его профессором Г. Клемперером 20 июня 1922 г. За день до этого, 19 июня, А. М. Кожевников записал в дневнике: «Много говорил о немецких профессорах. Очень тяготится, что из-за него подняли столько шума и такую суетню. Очень просил оказать влияние на то, чтобы они скорее уехали домой (немецкие профессора). Тем более, что ему написали, что в Москве очень много сплетен о его здоровье, а присутствие немцев еще усугубляет эти сплетни. Теперь он на верном пути к выздоровлению, и совершенно нет необходимости в «этих тратах».

Неизвестные документы. С. 541

Т. Ленину. В связи с Вашим письмом о немцах мы немедленно устроили совещание с Крамером, Кожевниковым и Гетье. Они единогласно признали ненужность в дальнейшем Клемперера, который посетит Вас лишь один раз перед отъездом. Столь же единогласно они признали полезность участия Ф[ерстера] в общем наблюдении за ходом Вашего выздоровления. Кроме того, политические соображения делают крайне полезными подписи извест[ных] иностр[анных] авторитетов под бюллетенями, ввиду сугубого вранья за границей. По пор[учению] П[олит]б[юро] Сталин. 17/VI-22 г.

P. S. Крепко жму руку. А все-таки русские одолеют немцев.

В. И. Сталин — Ленину. 20 июня 1922 г.

Известия ЦК КПСС. 1991. № 1. С. 192

Если Вы уже оставили здесь Клемперера, то советую, по крайней мере: 1) выслать его не позже пятницы или субботы из России вместе с Ферстером, 2) поручить Рамонову вместе с Левиным и другими использовать этих немецких врачей и учредить за этим надзор.

Ленин — И. В. Сталину. 20 июня 1922 г.

Неизвестные документы. С. 541

Записи голосования членов Политбюро ЦК РКП(б).

По тону записка весьма утешительная, ибо свидетельствует о «бдительности», но согласиться на эти предложения, конечно, нельзя.

Троцкий.

Немцев оставить, Ильичу — для утешения — сообщить, что намечен новый осмотр всех 80 товарищей, ранее осмотренных немцами, и ряда больных т[овари]щей сверх того.

Г. Зиновьев.

Согласен с Зиновьевым.

Томский.

Правильно.

Л. Каменев.

Согласен.

И. Сталин.

Известия ЦК КПСС. 1991. № 4. С. 187188.

Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного припадка в пятницу (30 июня 1922 г.) и сделали сугубую глупость: попытались запретить «политические» посещения (сами плохо понимая, что это значит!!). Я чрезвычайно рассердился и отшил их. В четверг (29 июня 1922 г.) у меня был Каменев. Оживленный политический разговор. Прекрасный сон, чудесное самочувствие. В пятницу паралич. Я требую Вас экстренно, чтобы успеть сказать, на случай обострения болезни. Успеваю все сказать в 15 мин[ут] и на воскресенье опять прекрасный сон. Только дураки могут тут валить на политические разговоры. Если я когда волнуюсь, то из-за отсутствия своевременных и политических разговоров. Надеюсь, Вы поймете это, и дурака немецкого профессора и К° отошьете. О пленуме Ц[ентрального] к[омитета] непременно приезжайте рассказать или присылайте кого-либо из участников.

Ленин — И. В. Сталину. 7 июля 1922 г.

Неизвестные документы. С. 542543

Уже в конце июля он отказался видеть логопеда С. М. Доброгаева, непосредственного свидетеля его затруднений с речью, чтением и письмом. Затем, кажется, наступила очередь О. Ферстера: «Но с осени В. И. и Ферстера перестал принимать, сильно раздражаясь, если даже случайно увидит его, так что профессору Ферстеру, — вспоминал В. Н. Розанов, — в конце концов пришлось принимать участие в лечении, руководствуясь только сведениями от окружающих Владимира Ильича лиц». Когда-то Ленин чрезвычайно уважительно относился к Ферстеру, верил в его могущество — летний опыт 1922 давал для этого основания. Со своей стороны, и Ферстер достойно относился к больному. М. И. Ульянова: «В марте и апреле <...> Владимир Ильич был в очень тяжелом состоянии. Иногда трудно было уговорить его что-нибудь поесть, и Ферстер становился на колени у его постели и умолял «господина президента» — так он его всегда называл — проглотить хоть ложечку». Лишенный возможности видеть своего пациента, но преисполненный врачебного долга, «он часами на цыпочках выстаивал у дверей комнаты».

Н. Петренко. С. 183

Об этом первом периоде Владимир Ильич старался впоследствии не вспоминать — не ходил в ту комнату, где он лежал, не ходил на тот балкон, куда его выносили первые месяцы, старался не встречаться с сестрами и теми врачами, которые за ним тогда ухаживали…

Н. К. Крупская. С. 356

Только что услышал от сестры о бюллетенях, вами обо мне выпущенных. И хохотал же! «Послушай, ври да знай же меру!»

Ленин — Л. Б. Каменеву. 12 июля 1922 г.

Известия ЦК КПСС. 1991. № 4. С. 188.

Одни, — и это, конечно, партийцы и большая часть рабочих, — Ленина любили, другие не любили, но им интересовались; третьи жгуче ненавидели и все же им интересовались. Вероятно, из этой третьей группы впервые и пополз по Москве слух, что у Ленина прогрессивный паралич, явившийся следствием сифилиса.

Н. Валентинов [1]. С. 88

Болезнь Ленина была такого рода, что могла сразу принести трагическую развязку.

Л. Д. Троцкий [4]. С. 147

В своих воспоминаниях о Ленине, появившихся в 1933 году, в «Славоник Ревью», а позднее, в их переводе на русский язык, напечатанных в парижском журнале «Возрождение» (1950 г., десятая тетрадь), П. Б. Струве писал: «Можно сказать почти наверное, что Ленин умер от последствий сифилиса, но на мой взгляд это было во всяком случае чистой случайностью». На чем основывал П. Б. Струве свою почти уверенность — не знаю. Могу только указать, что об этом вопросе у меня был большой разговор с М. А. Савельевым (моим ближайшим начальством). Он мне рассказал, что к предположениям и слухам о сифилисе у Ленина часть Политбюро отнеслась только как к очередной вражеской попытке его как-нибудь опозорить, но в том же Политбюро Рыков, Зиновьев, Каменев — считали, что нельзя отбрасывать эти слухи простым их отрицанием. Поэтому была образована особая тайная комиссия ЦК, которой было поручено собрать все данные по этому вопросу. В распоряжении комиссии были всякие анализы крови и пр., сделанные еще после первого удара, результаты вскрытия тела и, наконец, все, что можно было иметь для суждения: не было ли сифилиса у предков Ленина. На основании всего собранного материала комиссия убежденно пришла к выводу, что сифилиса у Ленина не было. Кто входил в эту комиссию, Савельев мне не указал.

Н. Валентинов [1]. С. 88

Обиженный Лениным Вацлав Воровский в несдержанном разговоре с итальянским министром графом Сфорца ни с того, ни с сего вдруг выпалил:

— Нами руководит немецкий школьный учитель, которого сифилис одарил несколькими искрами гения прежде, чем убить его.

Потрясенный граф немедленно включил эту истерически неподготовленную, а следовательно, искреннюю фразу в свой дневник.

В. Брусенцов. С. 178

Известно, что нарком здравоохранения Н. Семашко регулярно докладывал Политбюро ЦК РКП(б) о консилиумах врачей и ходе лечения Ленина. Отмечены и случаи, когда вожди партии встречались непосредственно с врачами, чтобы из их уст услышать правду о болезни Ленина. Естественно, что во время этих встреч присутствовал и технический работник аппарата ЦК, который вел протокол. Я уже не говорю о переводчике, в услугах которого, безусловно, нуждались некоторые члены Политбюро. Не вызывает сомнения, что таким ответственным работником, ведущим протокол, был секретарь генсека Сталина Б. Бажанов. Совершенно очевидно, что в своих воспоминаниях Бажанов опирался на ту информацию, которая исходила от врачей. Отсюда и объективные сведения, которые приводит в своей книге Бажанов: «Врачи были правы: улучшения (здоровья Ленина. — А. А.) были кратковременными. Не леченный в свое время сифилис был в последней стадии».