Юрасова и Аркушина бетонировали кабельный канал. Панарин оказался достаточно осведомленным — действительно их поставили ученицами к опытным бетонщицам.

Присмотревшись, Вера и Лешка научились разбираться в бетоне, вместе со всеми сердились, если завод присылал не ту марку, со знанием дела рассуждали, что, мол, на некоторых стройках теперь в цементное тесто добавляют известь-пушонку, алюминиевый порошок, и делали для себя множество иных открытий. Вера наловчилась сбрасывать с лопаты смесь «шлепком», Лешка пыталась отремонтировать невыключенный электровибратор, но, к счастью для нее, вовремя подоспел свирепо раскричавшийся монтер.

Сейчас, постукивая снаружи опалубки деревянным молотком — «барсом», Лешка мечтательно сказала:

— Вот бы посмотреть, как бетонируют под водой!

Вера воздержалась от высказываний на эту тему. Ей по горло хватало наземного бетонирования, она считала, что в ближайшее время под водой ей делать абсолютно нечего.

— Внимание! Внимание! Товарищи строители! — раздается из рупора, прикрепленного к столбу неподалеку от ТЭЦ. — Говорит комсомольский штаб стройки.

Лешка распрямилась, краем губ поддула волосы со щеки.

— Вчера хорошо потрудилась бригада Надежды Свирь…

Приятно слышать знакомое имя! Значит, девчата не сдают темпов!

— На участке мастера Лясько плохо используется автокран при монтаже ограды. Не подготавливается фронт работы. Нет кирок. Неужели их надо выписывать из «Посылторга»? Стыдно товарищу Лясько так относиться к труду!

«И здесь отметили Святителя, — думает Лешка. — Мы-то знаем, как он относится к труду!»

Перед тем как бетонировать пол главного корпуса, надо было подвести туда дорогу для машин с бетоном. А когда девчата возмутились, что это не сделано, Лясько ответил: «Вам же лучше — за подноску больше платить будут». Радетель!

— Позор еле слесарю-водопроводчику Шеремету, — продолжал диктор, — грубияну и прогульщику…

Шеремет… Шеремет… Где слышала она это имя? А-а-а, в автобусе. Это тот злой, цыганистый. «Интересно, откуда они узнают обо всем?» — подумала Лешка.

Словно отвечая на ее вопрос, из рупора раздалось:

— Комсомольский штаб стройки просит вас сообщать о недостатках и о хороших примерах в работе. Заседает штаб ежедневно с четырех часов десяти минут дня в комитете комсомола.

«Надо будет зайти», — решила Лешка.

Григорий Захарович Альзин был инженером-химиком, и ему предстояло в дальнейшем возглавить комбинат синтетических жирозаменителей. Но, как человек деятельный, он не мог сидеть и ждать, когда выстроят этот комбинат, а взялся строить его сам.

У него уже был опыт подобного строительства на Украине, а организаторские способности, острота и ясность мысли, ночные бдения над специальной литературой восполняли пробелы в знаниях строительного дела, позволяли вести его энергично, с хорошим риском и размахом. Так стал он в одном лице управляющим трестплощадкой и директором будущего комбината. Маленький, толстый, с трубкой в зубах, с непокрытой плешеватой, словно бы в выцветших клочках волос, головой, о которой сам он как-то иронически оказал, что природа задумала ее для большего туловища, но в последний момент перерешила, катился он сейчас колобком по двору комбината, сопровождаемый отрядом инженеров-строителей и химиков. Вот остановился у будущего цеха слива и налива, что-то достал из верхнего кармашка пиджака, положил в рот.

— Значит, неважно дела идут, — проницательно заметил своему подручному паркетчик Самсоныч. — Видал, сердечные пилюли глотает…

Движение небольшого отряда походило бы на утренний обход профессором клинических палат, если бы Григорий Захарович с удивительной для его комплекции и пятидесятилетнего возраста легкостью не скакал с досточки на досточку между котлованов, не взбирался по крутому деревянному подъему на четвертый этаж угледробилки, не протискивался на большом животе в термопечь.

Заглянув в глубокий, выложенный из кирпича резервуар, он возмутился неровной кладкой, хотел было громко выругаться, но покосился на инженера Валентину Ивановну Чаругину, бледнолицую женщину, сопровождавшую его, и только сказал мастеру:

— Я не имею возможности, товарищ Жмырь, дать исчерпывающую оценку вашей работе. Скажу кратко: дерьмо. Глядеть стыдно!

Толстая шея Жмыря побурела.

— Гоним же, Григорий Захарович, — извиняющимся тоном произнес он, — к годовщине комсомола…

— Гоните?! — взорвался Альзин. Его глаза под черными, словно смазанными сажей, бровями-наклейками гневно блеснули. — Значит, двадцать девятого октября «ура», а тридцатого «караул»? Сроки должны быть напряженными, но реальными и без ущерба качеству. Вы поглядите, как у вас бросают вниз кирпич! Неужели трудно догадаться и поставить там ящик с песком?

Альзин покатился дальше. Похвалил арматурщиков; заметил инженеру ТЭЦ: «Котлы тоже простуживаются»; измерил спичечной коробкой диаметр трубы, лежащей во дворе, и остановился возле бетонщиц. Юрасова как раз в это время укладывала смесь в опалубку.

Лешка впервые видела так близко Альзина, хотя слышала о нем уже многое.

Рядом с Григорием Захаровичем пытается стоять навытяжку сутулый Святитель, подобострастно заглядывает ему в глаза.

Альзин досадливо морщится:

— Вы, товарищ Лясько, напоминаете мне студента, — с легкой иронией говорит Григорий Захарович, — ему перед экзаменами не хватает всегда ровно одного дня.

— «Промстроймонтаж» неразворотность главным образом проявил, — с приседанием в голосе объяснил Лясько и, отступив на шаг, закончил с напускным возмущением: — Сущая белебурда!

В черных глазах Григория Захаровича заплясали озорные чертики.

— На чужих оглоблях, товарищ Лясько, в рай захотели въехать?

И уже с огорчением Валентине Ивановне:

— Нужен еще один подрядчик — «Стыкмонтаж».

— Скорее «Стыдмонтаж», — тихо ответила Чаругина, и по бледному, с тонкими губами лицу ее прошла тень. — Придется на партбюро вытаскивать кое-кого.

— Непременно!

— Ну, комсомолия, — обратился Григорий Захарович к Юрасовой, Аркушиной и еще нескольким бетонщицам, возле которых стоял, — двадцать девятого октября ТЭЦ пустим?

У Лешки от волнения пересохло в горле.

— Если лучше хозяйничать будем! — воскликнула она тоненьким, прерывающимся голоском и посмотрела прямо в глаза Григорию Захаровичу.

— А именно? — черные наклейки бровей Альзина поползли вверх.

— А вот именно! — возбужденно, скороговоркой повторила Лешка. — В помещении воздуходувки котлован вручную засыпают — это дело? Землю на носилках за сорок шагов носят — да? А рядом ржавеет транспортер. Это что же?

Григорий Захарович теперь уже с нескрываемым любопытством смотрел на эту решительную девочку в красном берете. Маленький детский рот ее в чем-то белом. Мел она ела, что ли? Надо постараться всех девчонок освободить от труда землекопов, грузчиков и перевести на работу полегче.

— Возле главного корпуса ста-а-ит себе кран «Воронежец». Дожидается! А чего, спрашивается? — разошлась Лешка. — А мы в ведрах на веревке раствор на верхние этажи подаем. Как на стройке египетских пирамид! Думаете, не обидно?

— Понимаю вас, — тихо произнес Григорий Захарович, — очень обидно… — и так посмотрел на Лясько, что тот поежился.

— Как начальство из области приехало, — закусила удила Лешка, — пожалуйста! Носилки с пескам исчезают. — Уехало — ага! — опять таскаем песок на носилках. Это же потемкинская деревня! — Она умолкла, перевела дыхание.

Григорий Захарович посмотрел на нее ласково:

— Хорошо, что вы так болеете. А безобразия, — Он повернулся к Лясько, — завтра же ликвидировать и доложить мне…

Лясько сделал почтительно-пустые глаза.

На следующий день кран «Воронежец» заработал, транспортер поволокли в ремонтную мастерскую, Лешка ходила сияющая, а Лясько — мрачнее тучи.

Правда, к полудню тучи рассеялись: от Лясько потянуло спиртным, и он доверительно пояснил пожилому бригадиру Смагину, что не пьют только телеграфные столбы, да и то по техническим обстоятельствам, потому что у них «чашки висят вниз зевалом».