И прическу все же старается сохранить. Хорошо бы иметь такую, как у ротного — старшего лейтенанта Борзенкова. Тот и кольцо носит. Может, перстенек завести? Нет, сержант взовьется.
— К отцу-то на свидание пойдешь? — спрашивает Дроздов у Владлена.
Отец Грунева гастролировал где-то неподалеку и позвонил, что хочет повидать сына.
— В наряд же мне на кухню, — как-то странно-равнодушно отвечает Владлен Дроздову.
Вот тюха-митюха! К нему отец приехал, а он так безразлично… Да если бы у него, Дроздова, был истинный батя! И вдруг приехал…
— Подожди здесь, есть мыслишка, — быстро говорит Виктор Груневу, — испробую.
«Надо Груню выручать, — думает Дроздов, пересекая двор, — отец же…»
И хотя сам Виктор был сегодня на тяжелой работе, очень устал, но решил попросить Крамова разрешения заменить Грунева в наряде.
Интересно, какое у сержанта сейчас настроение? Дроздов давно уже заметил: если Крамов сосредоточенно ковыряет носком сапога землю — «копыта точит», — назревает разнос, лучше не подступать, переждать. А если довольно подергивает мочку уха — можно подкатиться, успех почти обеспечен.
Сержанта Дроздов нашел в ленинской комнате. Он читал стенгазету и подергивал ухо.
— Товарищ сержант, разрешите обратиться?
Крамов повернулся лицом к Дроздову:
— Обращайтесь.
— Товарищ сержант, у рядового Грунева на несколько часов отец приехал, а ему рабочим на кухню идти… Разрешите мне вместо Грунева…
Сержант внимательно и вроде бы даже с одобрением посмотрел на Дроздова. Ответил не сразу — что-то прикидывал. Наконец сказал:
— Придите вместе с Груневым. Я доложу лейтенанту…
Отец, собственно, был Владлену чужим человеком. Последний раз они виделись более года назад. Даже с окончанием средней школы он забыл поздравить Владлена.
Перед тем, как пойти на свидание, Грунев достал парадный мундир, рубашку с галстуком, брюки навыпуск, хромовые ботинки. Может, зайдут куда-нибудь, на люди.
Потом надел шинель с нарукавным знаком — звездочка в венке — и буквами — «СА» на алых погонах. Шапку он немного сдвинул набекрень, как это делал Дроздов. Подошел к зеркалу и впервые в жизни понравился самому себе. «Надо на висках волосы нарастить. Это мне пойдет. — Усмехнулся своему отражению. — Вот так-то, Владлен Геннадиевич». В нем появилась какая-то значительность. Не бабушкин внучек — солдат!
Когда он учился в школе, то в шестом и седьмом классах его вечно угнетали драчуны и задиры. Попались бы они ему теперь!
И вообще, увидела бы впечатлительная бабушка, как в прошлую среду его утюжил танк в окопе… Сто раз умерла б от страха, истребила все свои лекарства.
А он совладал с собой. Сначала прощался с жизнью, тошнота подкатывала к горлу., Но потом взял себя в руки… Тем более, что недалеко стоял сам Ковалев. Нельзя было перед ним показать слабость.
Как Владлен и предполагал, встреча с отцом принесла мало радости. Шел рядом мужчина в модном коротком пальто, розоватом мохеровом шарфе, в дорогой меховой шапке на гриве седеющих волос, с глубокими бороздами на щеках, выбритых до синевы, с перстнем на пальце. Слушал больше самого себя, преувеличенно восхищался «Воинственным обликом наследника», сунул ему кулек с шоколадными конфетами. Владлен терпеть их не мог и решил, как только возвратится в часть, раздать ребятам. Азат — сластена…
Предлагал Владлену деньги «на мелкие расходы». Но Владлен не взял:
— Да зачем же? Мне бабушка прислала…
И все ждал, когда отец заговорит о матери.
Наконец, он словно бы мимоходом, сообщил: «Бывшая моя жена, а твоя мать, по имеющимся у меня сведениям, вышла замуж снова». И посмотрел на ручные часы. Владлен, облегчая гостю уход, придумал, что ему пора идти заступать в наряд.
* * *
На следующее утро произошла в полку пренеприятнейшая история. Дежурный по части старший лейтенант Борзенков доложил командиру полка, что рядовой Дроздов обнаружен во время наряда на кухне в нетрезвом состоянии: нечетко отвечал, язык заплетался, был бледен.
«Безобразие, — гневно думал Ковалев, — мало того, что шляется по ночам, забывая о часе возвращения в казарму, так еще и пьянствует. Вероятно, решил: Командир добренький, простит и это».
— Рядовому Дроздову десять суток ареста! — жестко приказал Ковалев Борзенкову.
Когда рота узнала об этом, то большинство осудило Дроздова. Сам же он, словно обезумев, стал кричать:
— Не виноват я, спиртного и не нюхал! Устал… Не виноват я!
— Прекратить истерику! — потребовал Борзенков. — Старшина! Отведите в санчасть, пусть подтвердят.
Ковалев, встретив на плацу сержанта Крамова, посмотрел с осуждением:
— Докатились…
— Недоразумение, — убежденно ответил Крамов.
Он говорил об этом так уверенно потому, что с некоторых пор изменил мнение о Дроздове.
Книга по психологии, которую посоветовал ему прочитать командир полка, на многое открыла Акиму глаза. Да, «твердая рука» — это вовсе не разговор только в приказном тоне, насаждение духа старой казармы: «Приказал — выполняй!» И все.
Необходимо не «взнуздывать», а терпеливо формировать характер. И, конечно же, стремление постичь внутренний мир солдата — не мягкотелость, как думал он прежде.
Человека надо узнавать!
Отрицательные эмоции легче вытеснить положительными, чем снять.
Недавно, на привале, Владлен читал своим товарищам по отделению «Витязя в тигровой шкуре». Крамов поразился, с каким чувством Грунев произнес слова: «Не давай врагам Отчизны угрожать родному краю!»
А позже услышал, как Дроздов говорил Груневу о своих ненавистных дядьках-пьянчугах. «Я бы всех пьяниц…» — зубами скрежетнул.
Самому же сержанту Виктор рассказал о собаке Тайфун, оставленной в Таганроге. И столько было нежности в его рассказе, так мягко светились глаза, что Аким подумал: «Нет, он хорошей души человек».
Да, их надо узнавать!
Разве этих парней подгонишь под один ранжир? И зачем? В природе нет даже двух одинаковых листьев на дереве… Что же говорить о людях?
Дроздов — сангвиник, Грунев, пожалуй, — меланхолик. Разные жизненный опыт, темперамент, характер… Дроздов не терпит нравоучений. А на Грунева безотказно действует тон доброжелательный, спокойный, немного учительский, что ли. Ведь как научил его Крамов строевой ходьбе? Поставил рядом с собой, когда вокруг никого не было, и сказал:
— Запросто пойдем. Так, как вы дома по улице ходили. И думать о шаге не надо.
Они пошли словно два друга.
— А теперь — ногу потверже ставьте. И руками отмашку, в такт, как я. Ну вот, все просто и хорошо. Верно?
Грунев почувствовал, что шаг у него стал армейский, и даже заулыбался от удовольствия.
Грунев ценит участливость. Когда ему окажешь:. «Ничего, не унывайте», он из кожи вон лезет, чтобы заслужить одобрение, не подвести. Поможет, если попросят, бессребреник…
В поступке нельзя видеть только внешнее, а надо доискиваться до источника. Это даже лейтенант понимает. Неужели ж самому Ковалеву неясно?
Все это промелькнуло в мыслях сержанта мгновенно.
— Недоразумение, — повторил Крамов командиру полка так настойчиво, что тот, поглядев с недоумением, сухо сказал:
— Вы свободны..
Недавно у Акима с Дроздовым неожиданно произошел доверительный разговор.
Акиму пришло из дому письмо, в нем — фотография сестренки Дуси, в седьмом классе она. Когда Крамов рассматривал эту фотографию, рядом оказался Дроздов, Аким показал карточку ему.
— Ух, ты, дзыга! — добро воскликнул Дроздов. — А мне вот тоже прислали. — Он полез в карман, осторожно развернул пакет. — Это — мать, это Люда, ну, сами понимаете… Это — Евгения Петровна, с завода. И Тайфун…
Дроздов начал говорить о своей заводской воспитательнице: «Такой человек!..»
Зачем же командир полка с плеча рубанул?
Экспертиза объявила, что рядовой Дроздов совершенно трезв. Значит, переутомился, и потому был сонлив, бледен, отвечал невпопад.
Ковалев, узнав об этом, стал темнее грозовой тучи и так посмотрел на Борзенкова, что старший лейтенант готов был провалиться сквозь землю.
