Мы уже имели достаточную информацию об участии других частей и подразделений армии в боях с бандитами, данные о людских потерях, героических примерах наших военнослужащих при выполнении боевых задач. Эти факты и легли в основу морально-психологической подготовки личного состава к рейду. Самым трудным и неубедительным являлось доведение до сознания каждого солдата и сержанта понимания, что это не учения, где противника изображают фигуры-мишени, ты их обязательно поразишь и учения закончатся высоким результатом, положительной оценкой и возвращением на зимние квартиры. Что рейд — это реальный бой, в котором каждый из нас может погибнуть и даже быть обезображенным. Поэтому, для облегчения опознания трупа, на листочках писали записки со своими фамилиями, домашними адресами и прятали их в маленькие поясные карманы — пистончики. Командиры подразделений уточняли домашние адреса, куда можно направить сообщение о гибели военнослужащего и тело для захоронения. Проводили с личным составом беседы по недопущению грабежа и мародерства в районе боевых действий, оскорбления национальных и религиозных чувств, о необходимости уважения обычаев и традиций местного населения. Разъясняли солдатам, что нельзя входить во двор без разрешения хозяина жилья, заходить на женскую половину, то есть в комнату или комнаты, где проживают жены, дочери хозяина, заводить с ними разговор, даже смотреть в их сторону и тем более пытаться заглянуть под паранджу. Подчеркивая серьезность возможных проступков со стороны военнослужащих, напоминали, что женщина, позволившая сделать это чужому мужчине (тем более другой веры), заслуживала презрения и самого жестокого наказания, вплоть до публичного осмеяния, забрасывания камнями и даже убийства. Только в одном Кабуле много женщин, поверивших в революцию, свое раскрепощение и равноправие с мужчинами и снявших ненавистную паранджу, было убито в назидание тысячам других, которые могли последовать этому примеру и нарушить веками сложившиеся религиозные устои. Законы этой страны поражали нас своей дикостью и жестокостью.

На заключительном этапе подготовки бригады к рейду перед офицерами выступил командующий армией.

— Товарищи офицеры, никто не предполагал, что события в этой стране примут такой оборот. Мы несем невосполнимые потери в технике, вооружении, а самое главное, в людях. Скажу вам, что потери на сегодняшний день превзошли все наши предположения. Прошу вас: берегите своих людей. Не поймут нас матери, жены погибших, во имя чего и почему мы здесь отдаем свои жизни. Не рискуйте, не отправляйте подчиненных туда, откуда они могут не вернуться. В случае пропажи кого-то из солдат, офицеров сразу же доклад командиру. Если такое случилось, то немедленно останавливайте операцию, блокируйте район и ищите пропавших. Будет величайший позор и наказание тому командиру, который потеряет и не найдет своего подчиненного! Прочесывание местности, кишлаков осуществлять мелкими группами по три-четыре человека, с обязательным назначением старшего. Группы должны располагаться друг от друга на расстоянии прямой видимости. В каждой группе радиостанция. Еще раз убедительно прошу вас: берегите себя и особенно подчиненных, как своих родных детей. В них — ваша сила, слава, продвижение по службе, карьера и позор! Кто сохранит людей и выполнит поставленную задачу, тот настоящий командир. И не так важно, сколько душманов мы уничтожим в том или ином бою. Главное: сколько сохраним своих жизней. Опыт — дело наживное. В наших условиях его нужно приобретать, и как можно скорее. В боевой путь! И пусть он для вашей бригады станет удачным во всех отношениях!

И вот в конце апреля мы вышли в свой первый рейд. Наш мотострелковый батальон действовал самостоятельно, в отрыве от основных сил части. Мы выходили то к одному, то к другому кишлаку, где, по данным афганской разведки, должны были находиться бандиты, прочесывали кишлаки в пешем порядке, но все было спокойно. Удивительно, но никто по нас не стрелял, никто не убегал в горы. На второй день в расположение батальона прибыл на вертолете командир бригады. Он рассказал, что третий и десантно-штурмовой батальоны имели задачу: вывести афганскую колонну автомобилей с продовольствием и имуществом в горный кишлак Тиринкот. Однако большая часть автомобилей, которыми управляли афганские водители, отстала в дороге, поэтому сейчас возникла новая задача: собрать их и вывести в нужный район.

— Направь одну роту с офицером управления батальона на сбор отставших автомобилей, — приказал комбриг командиру батальона.

— После вас не должно остаться на дороге ни одной машины! Понятно? — спросил он меня, когда комбат сказал, что от управления батальона старшим пойду я.

— Понятно, — ответил я.

По топографической карте определили маршрут движения, район, куда необходимо было вывести отставшую колонну.

На БТРах мы подошли к афганскому подразделению. Вдоль дороги стояли наши, совсем еще новые «ЗИЛы», груженные мешками с зерном, какими-то коробками, тюками. Афганцы, собравшись мелкими группами по несколько человек, сидели у костров, готовили себе еду, кто-то, отойдя немного в сторону и постелив молельный коврик, уже готовился к совершению намаза. Я нашел старшего колонны от афганского подразделения и сказал ему, чтобы они быстрее заканчивали все свои мероприятия и готовились к движению. Офицер прошел вдоль колонны, что-то говоря своим военнослужащим, то и дело показывая руками в нашу сторону. Сидевшие у костров афганцы послушно кивали головами, но никто из них даже не встал. Я с офицерами роты тоже пошел вдоль колонны. Где через переводчика, где жестами разъясняли, что скоро будет темно, а поэтому пора уже начинать движение. Подойдя к одной машине, мы случайно стали свидетелями того, как афганский водитель рвал провода электрооборудования на двигателе автомобиля. Увидев это, командир 5-й роты рассвирепел и сдернул стоящего на бампере афганца.

— Ах, ты сволочь черномазая! Мы им дали машины, хлеб, продукты, предоставили свою помощь, а они даже везти не хотят, мало того — вредят. Ты что машину ломаешь, тварь поганая? — И кулаком заехал солдату в лицо. — Если через пятнадцать минут колонна не тронется, я расстреляю твоего подчиненного, а еще через столько же и тебя! — сказал он подбежавшему к нам старшему афганской колонны. — Ты меня понял? Саботажники!

— Михаил, успокойся, — сказан я ротному, видя, как тот, достав пистолет, больно ткнул его стволом провинившемуся водителю в нос.

— Что делают? Что делают? — в бешенстве повторял командир роты. — Мы от себя отрываем, помогая им, а они такое творят! — И с силой пнул водителя ниже пояса. — Бегом в кабину, а не то я тебя, тварь поганая!

По свирепому лицу офицера солдат безошибочно понял, что от него требуется. Он проворно залез в кабину своего автомобиля, забыв включить даже мотор и закрыть капот, и стал крутить рулевое колесо, словно изображая езду. Это все походило на какую-то жуткую картину из жизни психбольницы и ее обитателей, но это было так. Потом, забравшись на крыло машины, он стал что-то рассматривать и дергать на двигателе. Афганский офицер крикнул солдатам, несколько человек тотчас же подбежали к автомобилю и стали оказывать водителю помощь. Двигатель не заводился.

Командир роты выстрелил из пистолета в воздух и, когда испуганные афганцы повернулись к нему, он, показав пистолетом на свои ручные часы, повторил:

— Через пятнадцать минут трогаемся! Я шутить с вами не буду!

И мы пошли вдоль колонны. Афганцы у костров зашевелились, стали собирать свои вещи, занимать места в машинах. Ровно через пятнадцать минут колонна двинулась. Мы облегченно вздохнули, но, очевидно, рано. Проехав метров сто, первый автомобиль остановился, за ним встала и вся колонна.

— Хараб, хараб! — кричали нам афганцы, окружив первый автомобиль.

— Что они говорят, что случилось? — спросил я переводчика.

— Они говорят, что машина плохая и сломалась, что ехать на ней больше нельзя.

Увидев нас, афганцы что-то начали нам говорить, указывая на свои автомобили.