— Товарищ старший лейтенант, за слабую воспитательную работу с личным составом суточного наряда я объявляю вам выговор!

На следующее утро я пришел к подъему личного состава, обошел все объекты, проверил службу суточного наряда. Выявил и добился немедленного устранения недостатков и, довольный проделанной работой, вернулся в расположение роты. Раздался телефонный звонок, и снова я в кабинете полковника Марченко.

— Замполит, — с какой-то ядовитой издевкой и пренебрежением в голосе произнес он, — я тебя вчера предупреждал о слабой работе с личным составом суточного наряда?

— Так точно, предупреждали, — ответил я.

— Видишь, предупреждал. Только ты почему-то выводов никаких не делаешь. Ну, ладно, это твое дело. За игнорирование распоряжения вышестоящего командования объявляю тебе строгий выговор!

— Товарищ полковник, я с утра обошел все объекты, везде порядок, кажется, все нормально.

— Когда кажется, то крестятся, — перебил он меня. — А ты еще и наглец, оказывается! Я, полковник, объясняю ему, что и где плохо, а он мне еще не верит! Да, распустился ты, однако, слишком разговорчивым стал. Или что, почувствовал поддержку политотдела? Ну-ну, смотри в дураках не останься. Правда, это дело не мое, но все же. Плохо одно — это когда неоперившийся еще старший лейтенант начинает игнорировать полковника и даже замахиваться на генерала. Но ничего, мы это быстро поправим! Ротный когда из отпуска выходит?

— Через неделю.

— Срочно отправляй к нему посыльного. Передай приказ, чтобы с завтрашнего утра выходил на службу. Отпуск догуляет потом. А то, чувствую, ты роту за это время разложишь окончательно. Столько труда мы всем управлением вложили в нее, чтобы сделать ее боеспособной, а ты своим балабольством труд всего коллектива Управления штаба армии пустил насмарку. И откуда только берутся такие офицеры?

— Товарищ полковник, несколько дней назад вы в этом же кабинете говорили совсем по-другому, даже хвалили, объявили благодарность. Неужели я не понимаю, в чем дело? Я же на собрании сказал все правильно. Ведь получается, что командование роты как бы на втором плане, а сама рота — подопытное подразделение начальника штаба. Зачем подменять командный состав роты и действовать через голову? Начальник штаба, ратуя за строгое исполнение общевоинских уставов, зачастую сам их нарушает. Мы тоже хотим, чтобы с нами считались. Мы для того сюда и назначены.

Полковник выслушал мою сбивчивую речь, немного помолчал, потом сказал:

— Замполит, прав ты или нет, не тебе это обсуждать. Не дорос ты еще до зрелого понимания правоты, однако скажу тебе честно, по-мужски: ты теперь здесь долго не продержишься. Нам такие «умники» не нужны. Так что готовь чемоданы и потихонечку пакуй свои вещички. Ты свободен!

Я вышел из кабинета. В коридоре штаба меня уже поджидал старший лейтенант Василий Буценко, порученец Начальника политического отдела армии.

— Пойдем к «шефу».

— Ну, что, замполит, не любят большие начальники партийную критику? — улыбаясь, спросил меня начальник политического отдела армии, полковник Махов, когда мы с Василием вошли в его кабинет. — Скажу честно, мне очень понравилась твоя принципиальная точка зрения. Чтобы сказать такое, нужна большая уверенность в правоте и определенная доля мужества. Ты не спасовал, не побоялся, и это очень хорошо. Некоторая реакция на результат твоего выступления в офицерском коллективе управления армии уже есть. Посмотрим, как дальше будут развиваться события. Однако скажу тебе: ты еще молод и многих жизненных ситуаций не понимаешь, поэтому я ориентирую тебя, что все трудности и последствия твоего выступления еще впереди. Конечно, в обиду мы тебя не дадим, но и ты должен служить так, чтобы самому не давать никому повода разговаривать с тобой, как с нашкодившим котом. Контролируй каждый свой шаг, поступок, подходи к себе более самокритично и принципиально. Главные козыри в твоей дальнейшей деятельности — это принципиальность, честность и незапятнанность репутации. Выстоишь, значит, ты победил. Сорвешься, дашь повод к грязным разговорам — проиграл. И тогда никто не сможет тебе помочь, даже я. Так что думай, анализируй и работай. Ты уже в курсе, что твоя фамилия в проекте приказа командующего округом на выдвижение на вышестоящую должность? Жаль расставаться с хорошим, толковым офицером, но что поделаешь. Была бы моя воля, я оставил тебя в нашей армии, но такой возможности на сегодня у нас нет, а ждать, задерживать тебя — ни к чему. Твое выступление еще раз показало, что я сделал правильное решение и не ошибся в тебе. И еще запомни: своим выступлением ты посягнул на незыблемый авторитет руководителя большого ранга, и он тебе этого не простит. Ты только начинаешь свой путь офицера-политработника. Это очень нужная и сложная профессия. Именно мы, политработники, в первую очередь не позволяем нарушать закон должностным лицам, а поэтому многие нас за это не любят, даже ненавидят. На их злопыхательства и происки нужно реагировать адекватно: их надо заставлять считаться с законами и мнением других, более порядочных и честных людей. Что это такое, ты уже частично испытал на себе, испытаешь и еще. Но запомни: несправедливость, неудачи, поражение на каком-то отдельном этапе идеологической борьбы не дают нам права опускать руки, идти на поводу у тех, кто временно оказался сильнее тебя. Поражения учат, закаляют. Конечно, лучше было бы, чтобы не было у нас таких конфликтов, но уж, если они случаются, надо идти до победного конца. Идеология компромиссов не приемлет. Я думаю, что в данном конфликте ты получишь хороший жизненный урок, и он во многом поможет тебе в дальнейшей службе и жизни в целом. Не падай духом! А весь этот спектакль мы скоро остановим, и каждый артист в нем получит по заслугам. Мне хочется посмотреть, на что они еще способны и как глубоко зайдут в своих амбициях. Ведь командующий предупредил всех и каждого конкретно за подобные действия. Видимо, не все это правильно поняли. Ничего, поправим! Информируй меня ежедневно о развитии событий. Не падай духом, в обиду я тебя не дам, расправляться с политработниками не позволю никому.

Вечером я снова был в кабинете полковника Марченко. И опять выслушивал несправедливые обвинения, грубость и придирки. Молчал. Сдерживал себя, чтобы не сорваться, не нагрубить. Выйдя из кабинета, снова встретил Василия Буценко. Он расспрашивал меня о разговоре с Марченко, подбадривал. На душе было скверно.

— Какая справедливость, принципиальность? — вновь и вновь корил я себя. — Критиковать, ругать и наказывать можно таких, как я, мелких сошек, а не таких, как Панкратов. Какой же я дурак! Замахнулся на генеральские лампасы. Да, начальник штаба — коммунист, но только по должности, а не по убеждению. Партийность ему нужна как меч, как щит, чтобы кого-то прижать, наказать, голову отсечь, прикрыться партийным билетом, если нужно. Он всегда останется генералом, и слушать в свой адрес критику, пусть и партийную, тем более от какого-то старшего лейтенанта, — себя не уважать. Прав был начальник политотдела: нервы мне еще помотают порядочно.

За эти несколько дней я уже хорошо осознал, в какую грязную историю влип. В скрытой драке больших чинов друг с другом я оказался простой марионеткой. Конечно, я говорил по убеждению, говорил то, что действительно волновало нас с командиром роты, надеялся своим выступлением снять проблему, хотел как лучше, но получилось совсем наоборот.

Невольно я оказался между служебным молотом и наковальней. В роли молота выступал Панкратов со всем его подчиненным аппаратом, устойчиво сложившейся системой беспрекословного подчинения и многим тем, чего понять мне пока было не дано. Последний разговор с начальником политического отдела немного обнадеживал, но не очень. Полковник Махов прибыл в армию совсем недавно. Как в руководителе, в нем чувствовалась твердая хватка, принципиальность, честность, порядочность, но он был в сложившейся структуре человеком новым, со стороны, да и по своему служебному положению они с начальником штаба стоят рядом. Захочет ли он портить служебные, личные отношения с генерал-майором Панкратовым, причем из-за какого-то замполита роты? Ему тоже скоро получать «генерала», а поэтому — нужен ли ему этот затянувшийся конфликт?