Прекратилось это столь же внезапно, как и началось. Время начало тормозить и вернулось к своему обычному ритму. Стоя на краю Централ-парка, превратившегося в непроходимый Шервудский лес, Эдвард стал свидетелем того, как взбесившая флора остановила свой буйный рост. Время опять вошло в берега.

Ну знаете. Это уж полный бред, подумал Эдвард. Он сохранил игру на этой стадии, выключил компьютер и лег спать.

Телефон надрывался так, будто звонил уже несколько часов. На самом деле прошла всего пара секунд, поскольку автоответчик еще не включился. Эдвард открыл глаза и приподнялся, ощутив затылком прохладную твердость стены. Трубно прочистив горло, он поднес трубку к уху и снова закрыл глаза.

— Да?

— Алло!

Статический, крупитчатый голос, словно записанный на старинный восковой цилиндр, говорил то ли с английским, то ли с шотландским акцентом, непривычным и в то же время знакомым.

— Да, — повторил Эдвард.

— Алло, с кем я говорю?

— Это Эдвард, а вы кто?

— Эдвард? Это герцогиня.

Он раскрыл глаза во всю ширь. Все темные поверхности и грани его квартиры были на месте. Он подумал, что ему это снится, но он действительно держал трубку в руке.

— Алло!

— Алло, — как девчонка, передразнила она. — Если бы мы придерживались Дебретта ^[38], полагалось бы сказать «ваша светлость», но я не собираюсь разводить церемонии. Вы меня хорошо слышите? Я вас плохо.

Он вспомнил ее такой, какой видел в тот единственный раз, в облегающем кремовом платье и с берущей за сердце улыбкой. Казалось, что с тех пор прошли годы. Та, которую он встретил на улице, и та, с которой он сейчас говорил, плохо связывались друг с другом. Статические разряды нарастали и затихали, как ветер, волны белого шума накатывали и отступали. Он снова зажмурился, и мастерская легкость сновидения нарисовала в его сознании женщину в летней кремовой шляпе. Она говорила с ним издалека, одинокая, затерянная в метели белого шума на фоне угольно-черного неба. Ему захотелось помочь ей.

— Время у меня ограничено, — сказала она, — поэтому буду краткой. Это ведь вы нашли тогда мою серьгу, правда?

— Я ее раздавил.

— Да-да, — засмеялась она. — Ничего, я вас уже простила. Послушайте, Эдвард. Мне нужно, чтобы вы нашли Гервасия как можно скорее. Под силу вам это?

Таким будничным, деловым тоном она могла бы попросить стакан воды в ресторане. Эдвард сглотнул.

— Я думал… То есть да, разумеется, но мне сказали, что вы не хотите…

— Забудьте все, что вам было сказано, — нетерпеливо и властно перебила она. — Значение имеет то, что я говорю сейчас. Герцогу об этом знать не нужно. Хорошо? Пусть это будет секрет между мной и вами.

На том конце раздался стук — что-то упало. Герцогиня выругалась и, судя по шороху, нагнулась за упавшим предметом. Не проснувшийся толком Эдвард кивнул. Светящиеся зеленые цифирьки на телефоне отсчитали семь секунд, прежде чем он понял, что надо ответить вслух.

— Да. Конечно. Только… — Что бы такое спросить? Реально все это или он с ума сходит? А может, это она не в своем уме? Уж очень все… прямо как в сказке. Будто кто-то прочитал его мысли и решил исполнить самое тайное его желание. Он боялся сказать что-нибудь не то — вдруг тогда все рассыплется, словно и не бывало, один дым останется? Это его шанс, не упустить бы.

— Что только? — осведомилась она. — Вы хотите знать, сколько вам заплатят, так?

Нет, не так, совсем не так, хотел сказать он — но промолчал.

— Сколько заработаете, столько и получите. — Он почувствовал, что она улыбается, и вспомнил, как мило она это делает. — Не пытайтесь связаться со мной, я перезвоню вам через неделю.

И короткие гудки в трубке.

11

Во второй половине следующего дня телефон зазвонил снова. Эдвард, глядя невидящими глазами на сайт «Файнэншнл таймс», дождался включения автоответчика.

— Эдвард, это Маргарет. Возьмите, пожалуйста, трубку.

Говорила она приглушенным, указывающим на чрезвычайную ситуацию голосом. Эдвард, сев на подлокотник дивана, снял трубку.

— Привет, Маргарет, как дела?

— Я, кажется, нашла кое-что.

— Поздравляю.

— Но мне нужна ваша помощь.

— Да что вы.

Эдвард отошел с трубкой к окну. Он все еще дулся на Маргарет за то, что она так обошла его с этим ключом, но в душе был ей благодарен. Желая показать, как он сердит, он тщательно скрыл волнение, охватившее его при одном звуке ее голоса. В то же время он сознавал, что каждая лишняя минута телефонного разговора снижает его шансы отвертеться от сообщничества, если их маленькая проделка откроется.

На улице прошел дождик, ненадолго прервавший жару, и сырые пятна на мостовой напоминали неисследованные континенты.

— Вы сейчас где? — спросил Эдвард.

— А где я, по-вашему, могу быть? В квартире Уэнтов. — Она умудрилась выразить ему ледяное презрение, ни капельки не изменив тона. — Вы не могли бы приехать? Мне нужны кое-какие вещи.

— Извините, но, по-моему, это не слишком удачная мысль.

Молчание. Он наслаждался переменой власти в их тандеме, пусть даже и временной. Мимо на старом велосипеде проехала старушка в желтом дождевике.

— Почему бы вам самой не принести туда все, что нужно?

— Потому что я сейчас не хочу выходить. Утром швейцар с трудом пропустил меня. Пришлось выкручиваться.

— И что же вам требуется?

— У вас ручка есть? Запишите. Мягкая зубная щетка, деревянные зубочистки, минеральное масло — лучше всего «Сван», — баллончик со сжатым воздухом, если найдете, мягкую тряпочку и молоток. И еще фонарик.

— Это все?

— Да. — Если его сарказм и дошел до нее, она не подала виду. — Молоток маленький, для обойных гвоздиков — знаете?

— Знаю.

Они помолчали пару секунд. На улице лаяла собака. День балансировал, как тяжелая цистерна на краю обрыва в мультфильме, — недоставало колибри, которая бы села на бампер. Эдвард вздохнул.

— Ключа-то у меня нет. Придется вам встретить меня внизу.

— Я буду в вестибюле ровно через час.

Она заставила его сверить часы.

Эдвард шел мимо швейцара, уверенный, что его остановят, однако продолжал идти, стараясь выглядеть как ни в чем не бывало. Человек в потрепанной ливрее даже не поднял глаз от арабской газеты, которую читал с помощью лупы. Был седьмой час вечера. При себе Эдвард имел объемистый пакет с покупками.

В вестибюле горела пара настольных ламп. Он никогда не видел их включенными, и его поразило окружающее убожество: потрескавшийся мрамор столов и протертый до джутовой основы восточный ковер. В воздухе стоял дым от сигар, выкуренных в пятидесятых годах. Маргарет, высокая и тонкая, с каменным лицом стояла у лифтов.

Увидев его, она молча нажала кнопку вызова. Дожидаясь лифта, они не сказали ни слова.

— Не знала, придете вы или нет, — сообщила она, когда дверцы закрылись, и с видимым усилием добавила: — Спасибо.

— Я жалею, что пришел. — Лифт рокотал, поднимаясь. — Вы уверены, что это безопасно?

Она кивнула.

— Там никого. Уборщица ушла в три.

Они стояли плечом к плечу, глядя прямо перед собой, как два образцовых администратора, едущих на одно совещание. На выходе они столкнулись плечами, и он с показной галантностью пропустил ее вперед. Она это проигнорировала. Свет в квартире не горел.

Эдвард ступил на мягкий ковер и замер в неожиданном приступе мандража. Он чувствовал себя человеком, наступившим — легко, но непоправимо — на противопехотную мину. Это место не обещало ничего хорошего.

Маргарет шла, не оглядываясь на него. Вот она скрылась в коридоре, и ее шаги затихли. Он кинулся за ней бегом, как боящийся потеряться щенок.

— Мне надо вам что-то показать, — сказала она. — Я нашла это, когда распаковывала ящики.

— Вы давно здесь?

— С утра.

— Как? Весь день?

— Я пришла в шесть. Никого еще не было.