– Что – можно? – не понял Савицкий.

– Возвращаться можно, что еще?

– Можешь возвращаться без приглашения.

– Свободные нравы. Одобряю. Что, вот прямо из Парижа, да? И сразу к тебе?

– Я ее впервые в жизни сегодня увидел.

– Круто, слушай. В Интернете зацепил? Я поражен и восхищен.

– Послушай, я тебе русским языком говорю. У нас с ней ничего не было. И не будет. Это моя четвероюродная сестра, княжна Вера Собакина! И вообще, я семейный человек, серьезный.

– Да? – воодушевился Живой. – Тогда я остаюсь. У тебя ведь нет секретов от старого друга? Кстати, можешь ей сказать, что я тоже ваш родственник. Дальний. Из Лондона. Сэр Генри Собакин-Баскервиль. Любимый внук со стороны бабушки.

– Вот это лишнее. Родственников мне на сегодня хватит. Но можешь оставаться, я тебя не гоню.

Запершись в ванной комнате и открыв все краны на полную мощность, Маша сделала конспиративный звонок Нине и подготовила ее как следует. Поэтому состоявшийся после выхода из ванной разговор со строгой маман из Парижа удался на славу. Убедительно картавя, глубоким контральто маман выразила надежду на то, что ее прелестное дитя не спалит Москву, и не унималась, пока Савицкий не пообещал проследить за тем, чтобы Москва уцелела. «Зря все-таки Нинка не верит в себя, ей бы характерные роли играть», – подумала Маша.

Следующим номером программы была демонстрация исследования, посвященного трудам великого химика. Савицкий ни слова не понимал по-французски, но формулы выглядели столь убедительно, что вскоре рассеялись его последние сомнения.

Живой, которому княжна с милой улыбкой сказала: «Вам, должно быть, это все малозанимательно, это дело семейное», – сидел на диване в гостиной и помалкивал, хотя ему очень хотелось задать кузине-белошвейке пару вопросов. Например, как доехать от аэропорта Шарль де Голль до метро Порт д'Орлеан? Или – не хочет ли мадмуазель Собакина осмотреть уютную комнату тещи Савицкого – под Пашиным присмотром, разумеется, чтобы ничего не сгорело?

«А этот штрих на меня конкретно запал, – подумала Маша. – А все, детка, поезд ушел, не зафрендил меня – теперь не жди пощады!»

В нужный момент княжна прелестным жестом схватилась руками за голову, вспомнив, что привезла с собой подарок – бутылку прекрасного коллекционного вина из собственного виноградника. Вино (изготовленное в гестяпо) оказалось в самом деле отменным. На вкус оно не отличалось от хорошего красного вина, но могло свалить с ног даже норвежского лесоруба.

Пару часов спустя Савицкий объявил себя главой экспедиции по поиску наследства князя Льва Собакина и официально пригласил четырежды сестру присоединиться в качестве химика-исследователя. Живой, возможно, мог бы привести с десяток доводов против, но он, к сожалению, слишком налег на вино с самого начала и потому уже спал.

– Мы улетаем на самолете. В Санкт-Петербург. Завтра утром, – объявил руководитель экспедиции. – Только… у вас же нет билета.

– О, не беспокойтесь, милый братик, – княжна решила, что уже пора добавить немного трогательной фамильярности. – Мой турагент решит эту проблему, скажите только, каким рейсом вы летите.

Последним усилием воли Савицкий включил компьютер, записал на листке бумаги номер рейса, название авиакомпании и время отправления, указал сестренке на детскую комнату, в которой ей предстояло переночевать, завел будильник на семь утра и, стараясь идти ровно, удалился к себе.

Маша поглядела в зеркало.

Лос-Анджелес. Небоскребы. Мурка-терминатор в симпатичном кучерявом парике и черных очках сидит за рулем серебристого «вольво». За ней гонятся черные «мерседесы» русской мафии.

Впереди – пирс, за ним – Тихий океан. Мурка пробивает ограждение пирса и ныряет в океан вместе с машиной.

– Ушла, кобра! – с досадой говорит серый кардинал русской мафии, бывший подполковник КГБ Кукушкин.

«Мерседесы» уезжают.

Мурка выплевывает трубочку, через которую она дышала воздухом из шин «вольво», и всплывает на поверхность.

– Сам кобра! – говорит она.

Парик на ней сидит как влитой.

До Петербурга Савицкий и компания долетели без всяких приключений: мужская часть коллектива дремала, а княжна Вера внимательно изучала лица компаньонов, нежнозеленые от прекрасного французского вина, и пыталась сделать физиогномические выводы. Братец ей достался вроде ничего, подходящий – прямой и бесхитростный. А вот Пашу Живого нужно будет как можно скорее бросить на растерзание врагам, если придется уходить от погони.

Петр Алексеевич очнулся от липкого похмельного кошмара: во сне за ним гонялись двенадцать бородатых гномов с винтовками и требовали отдать им патент на лимонад с запахом мирового пожара. Впрочем, реальность тоже не слишком обнадеживала: он, человек обстоятельный и рациональный, сорвался с места и летит в «змеиный город», чтобы поиграть там в Шерлока Холмса, а в качестве Ватсонов его сопровождают мелкий шантажист и четырежды сестра, о которой он до вчерашнего дня ничего не слышал. Савицкий тяжело вздохнул и открыл Рамакришну.

Учитель, как всегда, смотрел в корень:

Получив багаж и выпив прямо в аэропорту по чашечке крепкого кофе, члены экспедиции приободрились и начали строить планы на будущее.

– Петербург! Город Достоевского! Белые ночи! Бедные люди! – восклицала княжна. – Давайте идти пешком!

– Ну уж нет, – строго сказал Петр Алексеевич. – На такси поедем. Для начала нам нужно выбрать гостиницу. Какую-нибудь не слишком дорогую.

– Зачем гостиница? – очнулся Живой. – Даже самые бедные люди даже в самые белые ночи всегда встретят здесь радушный прием. Если, конечно, места будут знать. А я их знаю. Предлагаю скоротать время в салоне у Жозефины.

– Жозефина – это кличка? – мрачно поинтересовался Савицкий.

– Ну зачем же? Считайте, что это – сценический псевдоним.

– Ах, она играет в театре? Как это мило! – захлопала в ладоши Вера.

– Причем театральными подмостками ей служит любая прямая поверхность. Даже если эта поверхность слегка качается у нее под ногами, – загадочно ответил Паша.

Следуя за Живым, к которому вернулась его обычная прыткость, вся компания села в такси и отправилась на Петроградскую сторону. По дороге княжна Собакина восторгалась видами, а Петр Алексеевич представлял себе артистическую квартиру, похожую на обиталище его бабушки, и хозяйку – вероятно, стесненную в средствах и потому вынужденную сдавать приезжим пару комнат в своих богатых апартаментах.

– А почему мы без звонка? – спросил он у Живого. – Мобильный же у тебя под рукой. Может быть, стоит предупредить эту женщину?

– Мобильный придумали люди, которым страшно сказать «нет», глядя в глаза собеседнику, – ответил Паша, прихлебывая пиво. – Они же придумали СМС – для того, чтобы произносить это трусливое «нет» как будто в пустоту. Своими внезапными появлениями я помогаю людям вернуть давно забытые ощущения. Хочешь отказать – отказывай лично.

– То есть нам еще и отказать могут? – изумился Петр Алексеевич.

Живой оставил этот вопрос без ответа.

Такси остановилось перед домом, стоявшим почти на набережной Невы неподалеку от Троицкого моста. Они поднялись на лифте на последний этаж.

Паша уверенно нажал на кнопку звонка. Возле него висела розовая бумажка, на которой каллиграфическим, как у учительницы младших классов, почерком было выведено: