Литмир - Электронная Библиотека

На восточной стене храма сохранились лишь остатки каркасного, со следами позолоты иконостаса, но иконных досок, конечно, не было. На южной и северной стенах четверика видны гнезда от трех тябл — каркасных прогонов иконостаса, из храма также выводила двойная дверь. Подойдя к ней, мы отшатнулись от разверзшейся пустоты под ногами. Эту дверь мы и заметили снаружи.

Заглянули мы и в алтарную часть храма. Стены были такие же. Лишь на северо-восточной грани вместо волокового окна, обычно в древних храмах освещавшего «жертвенник», здесь было устроено большое косящатое окно — новые веяния XVIII века.

И все же, отмечая достоинства памятника деревянного зодчества, мы не могли избавиться от двойственного впечатления. Венцы высокого сруба здания, рубленные не из великих сосен, постепенно кверху переходят в бревна средние, а выше даже мелковатые в сечении, что не соответствует величине церкви.

Конечно, нельзя было забывать, что здание построено во второй половине XVIII столетия. Уже к этому времени стал наблюдаться некоторый упадок в традиционном плотницком мастерстве. Но сдвиги в худшую сторону еще были еле уловимы. Пожалуй, неоднородность леса в срубе этой церкви можно объяснить теми трудностями в заготовке бревен, которые наступали из-за неуемной щедрости Екатерины в раздаче земель и угодий выслужившемуся дворянству. Да и подмосковные боры были не те, что ранее. Начиналось интенсивное освоение земель уходящим со службы «вольным дворянством». Плотничьи артели уже не могли «по пригляду» выбирать материал для своей стройки.

Впрочем, наши наблюдения никоим образом не умаляют достоинства памятника народного зодчества в селе Беретьеве. Тем более что, как мы позднее выяснили, в стройке участвовали «пришлые», украинские, мастера.

Сплав двух школ плотницкого мастерства дал интересные решения в возведении монументальных сооружений. Возьмите, к примеру, соседнюю с Подмосковьем ярусную Церковь Вознесения в Торжке, построенную в начале XVIII века. Присущее русскому мастеру стремление придать красоту своей постройке — а по его понятиям, высота являлась синонимом красоты — сочетается в памятнике с характерным южным приемом открытых восьмериков в интерьере. Легкий, изящный храм, вознесшийся над Тверцой, занял достойное место в наследии народного зодчества.

Наш же подмосковный храм в селе Веретьеве построен скромнее, но зато он сохранил редчайшие детали, которые так живо передают мир образного мышления древних мастеров. Великолепные косящатые обрамления окон и дверей с коваными навесами и жиковинами, сохранившими огненные удары кузнечного молота, дверные полотнища, сбитые из трех мощных плах, — все это надолго запечатлевается в памяти, Восстановите еще мысленно несохранившуюся галерею и парадное крыльцо, чтобы художественный образ памятника стал цельнее, законченнее. И конечно, место этому ценному памятнику в новом подмосковном музее деревянного зодчества.

Соседнее с Веретьевом село Стариково еще сохраняет свой старый облик. В живописный вид села с избами, крытыми дранкой, неприятно вторглась уродливая церковь, построенная перед первой империалистической войной.

Среди застройки села мы обратили внимание на дом с так редко встречающимися помочами-консолями, слеговой кровлей и рубленым фронтоном. На глаз сруб избы не казался старым. Но когда мы рассматривали причелины фронтона со скромным орнаментом из насечек и жгутиков и «солнечной» поперечной доской — «огнивой», нам стало ясно, что эти детали крестьянской избы сохранились от ее предшественницы и перенесены хозяевами на новую стройку.

Среди однообразия незамысловатых наличников на некоторых избах села сохранился древний мотив, изображающий головы коней, вплетенных гривами в витиеватый растительный орнамент. Бег пролиловочной резьбы выписывал «коруну» и спадал по косякам наличников. Давно был забыт языческий символ коня-бога солнца, но как прочно сохранилось в народном творчестве его изображение. Крестьянское искусство, затухая, нет-нет да и вспыхивало как смутное воспоминание дней детства, запечатлевалось яркими всполохами на наличниках окон — красном лике избы.

На другой стороне Дубны на фоне дальних гребней лесов стройной вырисовывалась колокольня XVIII века в селе Зятькове, Она свидетельствовала о старинном происхождении села, но мы не нашли там ни одной постройки, возле которой можно было бы задержаться.

Далее, вверх по реке, рассыпались когда-то оживленные и крупные села и деревни. Их дома то забирались двумя порядками на высокий изволок, то, как брошенные из горсти камушки, спадали в лощину. И везде по этим селам стояли внешне непримечательные, но добротные дома, крытые на три ската с неизменной сединой драночной кровли. Избяной сруб, посеребрившийся от вьюжных ветров, долгих осенних дождей и лучей солнца, казался пришедшим из напевных русских сказок.

В этих дубнинских селах редко мелькнет свежерублеными венцами изба. Разве что старый сруб забелеет новой обшивкой, справленной хозяевами скорее для тепла, чем для ушедшей моды. И только вид обширных колхозных дворов с коровниками на двести голов и водонапорных башен, соперничающих со старыми колокольнями, не дает подумать, что попал в край пошехонской старины.

Какова же она, страна М. Е. Салтыкова-Щедрина? Позже мы отправимся по этому маршруту, а сейчас на автобусе проедем от Старикова в город Талдом — оплот деревянной застройки. Вот там-то мы воочию сможем убедиться, откуда пошла пресловутая архитектурная мода, ставшая характерной для облика большинства сел и деревень нынешнего Талдомского района, а в прошлом для всего Дмитровского уезда.

Полстолетия назад Талдом являлся крупным селом. Таковым его центральное ядро сохранилось до нашего времени без заметных изменений, поскольку современная многоэтажная застройка города распространяется на северо-восток и юго-запад.

Немного осталось городов типа Талдома, где в неприкосновенности сохранилась не только планировочная структура, но и весь небогатый набор старых общественных зданий — торговых рядов и купеческих особняков, построенных в кирпиче и этим подчеркивающих свое особое положение в общей деревянной застройке.

Весь старый Талдом состоит из четырех длинных перекрещивающихся улиц, занятых двухэтажными кубоватыми, или, если сказать вернее и образнее, комодообразными, домами. Эти дома, как правило, обшиты тесом с раз найденным и исполненным будто одной рукой украшением — плетеным орнаментом сквозной резьбы.

По карнизам домов проглядывает нечто напоминающее классический архитрав с дальним отзвуком триглифов и метопов, совершенно чуждых народному зодчеству. Обрамление слуховых окон светелок преувеличено до немыслимого барочными формами надстроек, анекдотически схожих с треуголкой Наполеона или с головным убором городничего из гоголевского «Ревизора».

Но, присмотревшись внимательнее, замечаешь едва уловимые детали, разряжающие монотонность впечатления. То покажется на наличниках резной конек, а то и нечто оригинальное, как, например, на окнах дома № 60 по Горской улице. Эти двойные арочные фрамуги окон переносят нас в мир билибинских иллюстраций теремного зодчества. И, как бы подтверждая наше сравнение, на наличниках окон проглядывают остатки полихромной росписи, размытой дождями я временем. Все же легко представить себе яркость голубого, красного, терракотового и белого цветов, когда-то пылавших на фасаде этого дома.

Мы были в Талдоме зимой. Мороз стоял крепкий. Мы стоически переносили его. Было что-то поэтичное в кажущейся стандартной монотонности домов, над трубами которых стояли дымы. Жили мы в гостинице, расположенной в типичном для Талдома деревянном двухэтажном доме с манерной кровлей светелки. В гостинице было хорошо натоплено — мечта всех промерзших до костей путников. Наш номер с высоким потолком был так уютен. И что мы привередничаем, ищем постройки с охлупнями, причелинами, посомами и помочами? Отжили они свое. Народные мастера стали строить проще, больше думая о добротности построек и вольготности жилых помещений.

10
{"b":"199934","o":1}