– Идет.

Он медленно стал стягивать одеяло, словно дразнил себя, открывая взгляду ее женственные изгибы, очень и очень постепенно. Когда одеяло лежало у нее в ногах и все ее тело было открыто его возбужденному взгляду, Хотвайер опустил руки. Он просто смотрел на нее – и все. У нее была прекрасная женственная фигура. Полная грудь, тонкая талия и неширокие бедра, не настолько, правда, узкие, чтобы ее можно было принять за мальчика. Он знал, что ягодицы у нее имеют форму сердечка, но он готов был многое отдать, чтобы исследовать этот вопрос более детально.

Но он не станет этого делать. Ему и так приходилось нелегко. Он не знал, как ему удастся не позволять себе к ней прикасаться после того, как он подарит ей разрядку, но деваться некуда – как-нибудь справится.

Ему приходилось принимать и не такие вызовы... когда-то в прошлом, даже если он и не помнил, что такое с ним случалось.

– Что-то не так? – спросила Клер.

– Нет, просто ты такая красивая, что мне трудно дышать.

– Тебе нравится мое тело? Она это серьезно?

– А что тут может не нравиться? Ты просто воплощенная греза озабоченного подростка.

Клер брезгливо поморщилась.

– Я не хочу играть ведущую роль в чьих-то сексуальных фантазиях.

– Даже в моих?

У нее расширились глаза, и в них появился интерес.

– У тебя были фантазии с моим участием?

Вместо ответа он снова начал массировать ей ступни. Если они начнут беседовать о его фантазиях, то у него появится желание их осуществить наяву, а он и так был возбужден до болезненного состояния.

Клер замурлыкала, как кошечка, когда он принялся растирать подъем стопы. У Хотвайера кружилась голова от удовольствия. Он боялся попасть в зависимость от этих звуков.

Он поднимался вверх по икрам. На этот раз он не собирался останавливаться, дойдя до колен. Массажисты как-то умудряются постоянно этим заниматься, не твердея, как камень, но... Хотвайер не был профессиональным массажистом. И он был так тверд, что мог бы, наверное, пенисом просверлить скальную породу.

Ну что же, он ничего не имел против.

Сексуальный дискомфорт сполна искупался тем результатом, что имел его массаж. Клер расслабилась и снова закрыла глаза. Гримаса боли исчезла, и теперь лицо ее сияло от блаженства. И Хотвайер страшно гордился собой и не видел в отличие от Клер в этом ничего достойного порицания.

Он делал это для нее, и ему это страшно нравилось.

Он старательно избегал прикасаться к откровенно эрогенным зонам, добиваясь того, чтобы тело ее стало совершенно расслабленным и послушным. Так что, когда он снова принялся ласкать ее грудь через рубашку, Клер даже не застонала. Он массировал ее грудь с той же осторожностью, как и все остальное тело.

Когда Хотвайер концентрическими кругами начал приближаться к ее соскам, он добился того, что они отвердели, в то время как все остальное тело ее оставалось расслабленным и податливым. Но как только он принялся играть с ними всерьез, Клер застонала и прогнулась дугой.

Хотвайер осторожно надавил на верхнюю часть груди.

– Расслабься, детка. Представь, что ты вся без костей, что ты течешь, как жидкость.

– Ладно, – со вздохом сказала Клер, снова опускаясь на кровать.

Он играл с ней, то и дело соскальзывая ладонью вниз, по ее животу, и вскоре запах ее возбуждения уже бил в ноздри. Каждый раз, когда она начинала напрягаться, Хотвайер прекращал массировать ее и находил менее эрогенную зону, добиваясь того, чтобы Клер снова расслабилась. Его самого уже трясло от возбуждения, когда он позволил себе просунуть руку за резинку ее трусиков.

Он едва не кончил, прикоснувшись к влажным шелковистым завиткам у нее на лобке. Клер вскрикнула, когда палец его протиснулся между влажными набухшими губами. Хотвайер замер и попросил ее расслабиться.

– Я не могу. Это слишком.

– Ты можешь. Поверь мне, Клер. То, что ты получишь, стоит того.

– Я попытаюсь, – задыхаясь, ответила она.

– Дыши медленнее, моя сладкая.

Она набрала воздух и медленно выдохнула. Хотвайер снова начал ее трогать. Она была такой славной на ощупь: такой шелковистой, влажной и горячей.

Он проник в нее чуть глубже, совсем чуть-чуть.

– У тебя там так туго.

Она пробормотала что-то, чего он не разобрал, и Хотвайер улыбнулся, несмотря на боль от слишком долго сдерживаемого возбуждения.

Он сделал круговое движение по влажной плоти снизу вверх, прикоснувшись к клитору. Маленькая почка набухла и отвердела.

Он прикасался к нему, повторяя Клер, какая она красивая, как ему приятно ее ласкать, но останавливался всякий раз, когда чувствовал ее напряжение. Он снова и снова подводил ее к краю, пока дыхание Клер не стало совсем сбивчивым. Он не хотел доводить ее до разрядки, пока она не будет к этому совершенно готова, пока не наступит такой миг, когда он подует на нее, и она выплеснется через край.

Когда такой момент был достигнут и Клер дошла до высшей точки наслаждения, оргазм ее длился столько, сколько большинство мужчин тратят на предварительные ласки. И ничего красивее Хотвайер в своей жизни не видел. Клер выгибалась дугой, тихо вскрикивала и наконец застонала от изнеможения.

Когда она опустилась на кровать в полном забытьи, он вытащил руку из ее трусиков и накрыл лоно Клер рукой поверх белья, ожидая, пока дыхание ее не выровняется. Она уснула, так до конца и не придя в себя.

Хотвайер укрыл ее одеялом, а сам отправился в душ. Надо снять напряжение. Эрекция вот уже битый час терзала его, грозя сломать молнию на джинсах.

Клер проснулась от равномерного ухающего звука. Нет, это был не тот неприятный звук, который слышишь, когда сосед сверху или сбоку бьет молотком. Скорее, он напоминал магнитофонную запись стука человеческого сердца – такие дают послушать младенцам, чтобы они быстрее уснули. Она прочла об этом в Интернете и прослушала запись, сопровождавшую эту статью. Теперь она понимала, почему эти звуки так успокаивающе действовали на младенцев. Этот звук был приятным и дарил ощущение комфорта и благополучия. Дарил ощущение безопасности.

Клер слышала, как бьется сердце Хотвайера. Она снова лежала на нем, как тогда. Почему она снова на нем? Она что, перекатилась во сне и оказалась сверху? Клер не помнила, чтобы он обнимал ее или прижимал к себе, но она ведь и представить не могла, чтобы он мог ласкать ее так, как ласкал до того, как она уснула. И при этом он даже не ждал вознаграждения за свои труды. Обычно мужчины не настолько благородны.

Но он был исключением.

Хотвайер спросил ее, позволит ли она ему подарить ей наслаждение, чтобы унять ее боль? Она согласилась, но при этом совершенно не была готова к тому, что он имел в виду под наслаждением. Она никогда ничего подобного не испытывала, что, впрочем, неудивительно. Клер готова была биться об заклад, что такое испытывали очень немногие женщины, да и не читала она никогда о таком. А читала Клер много.

И, надо сказать, его метод сработал. Боль стала значительно меньше.

Но все это никак не объясняло тот факт, что она снова оказалась на Хотвайере. Насколько Клер себя помнила, она всегда спала чутко. Поэтому не могла понять, как перекатилась на Хотвайера и даже не проснулась.

Она не просто спала очень крепко. Она проспала без просыпу часов десять, не меньше!

Клер не верила своим глазам. Часы показывали пять утра. И, если не считать почти незаметной боли в затылке, чувствовала она себя просто великолепно. Готовой ко всему на свете. Если секс делает такое с человеком, то целомудрие – это всего лишь пустое слово. В этом случае целомудрие – не ее выбор. А что, если и настоящий секс с Хотвайером был бы так же хорош?

Мысль интересная, но углубляться в нее Клер в настоящий момент не хотела.

Хотвайер оставался противником любых к чему-либо обязывающих отношений. У него была фобия.

Довериться в интимном плане тому, кто не способен на прочные отношения, – просто глупость.

– Ты проснулась, Клер?

– Да.