– Смотри-ка, Таффи, – сказал он. – Не поймёшь ли ты, что это означает на тегумайском языке? Если поймёшь, то мы сделали великое открытие.

– Шесты, сломанное яйцо, хвост карпа и рот карпа, – перечисляла Таффи. – Ше-уа, небесная вода, дождь.

В это время на руку ей упала дождевая капля – погода как раз была серенькая.

– Папа, дождь идёт. Ты это хотел сказать мне?

– Ну конечно, – ответил отец. – И я сказал тебе это молча, не правда ли?

– Я, вероятно, догадалась бы, хотя не сразу, но дождевая капля помогла мне. Теперь зато я уж никогда не забуду. Ше-уа значит «дождь» или «дождь идёт». Молодец, папа!

Таффи вскочила и стала кружиться около него.

– Подумай только: ты уйдёшь утром, когда я ещё буду спать, и нацарапаешь на закоптелой стене ше-уа. Я пойму, что скоро будет дождь, и надену свой плащ из бобровых шкур. То-то мама удивится!

Тегумай тоже принялся скакать. В те времена отцы не гнушались такими забавами.

– Чем дальше, тем лучше, – говорил Тегумай. – Положим, я захочу сказать тебе, что дождя не будет и ты можешь прийти к реке. Вспомни, как это по-тегумайски?

– Ше-уа-лас уа-мару (дождь кончился, к реке приди). Сколько новых звуков! Я не придумаю, как их нарисовать.

– А я зато придумал! – воскликнул Тегумай. – Постой минуту, Таффи, я тебе покажу, и затем на сегодня уже довольно. Мы знаем, как изобразить ше-уа, остановка только за лас. Ла-ла-ла! – твердил он, помахивая зубом акулы.

– На конце шипящая змея, а перед нею рот карпа – ас-ас-ас. Нам нужно только ла-ла, – сказала Таффи.

– Я знаю, но нам приходится выдумать ла-ла. И мы с тобою первые люди, которые за это берутся, Таффимай.

– Ну что же? – заметила Таффи и зевнула, так как чувствовала себя немного утомлённой. – Лас значит «сломать» и ещё «кончить», не правда ли?

– Да, разумеется, – сказал Тегумай. – Уо-лас значит, что вся вода в чану вышла и мама не может готовить, а меня как нарочно нет, я отправился на охоту.

– А ши-лас означает, что копьё сломано. Если б я тогда додумалась до этого, то не стала бы делать дурацких рисунков с бобрами для чужака.

– Ла-ла-ла! – повторял Тегумай, размахивая палкой, и морщил лоб. – Вот ещё досада!

– Ши я умею нарисовать, – продолжала Таффи. – А потом я попробовала бы нарисовать сломанное копьё.

И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.

– Отлично! – воскликнул Тегумай. – Теперь у нас есть ла, и этот знак не похож на другие.

ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.

– Нужно уа. Ах, это уже было. Остаётся только маре. М-м-м-м… Чтобы сказать м-м-м, надо закрыть рот. Давай нарисуем закрытый рот.

И ОНА НАРИСОВАЛА ВОТ ЧТО.

– После него поставим разинутый рот карпа. Выйдет ма-ма-ма, – сказал Тегумай. – А как же мы сделаем р-р-р, Таффи?

– Такой же острый, угловатый звук слышится, когда ты выдалбливаешь челнок, – сказала Таффи.

– Угловатый? Острый? Вот такой? – спросил Тегумай и НАЦАРАПАЛ СЛЕДУЮЩЕЕ.

– Да, – ответила Таффи, – но не надо столько углов, довольно и двух.

– Я поставлю даже один, – сказал Тегумай. – Для нашей игры чем проще знаки, тем лучше.

ОН НАРИСОВАЛ ВОТ ЧТО.

– Теперь мы добились толку, – сказал Тегумай и подпрыгнул на одной ноге. – Я возьму и нанижу все знаки подряд, – как рыб на жёрдочку.

– Не поставить ли между словами палочки, чтобы они не теснились и не толкались, словно карпы?

– Я сделаю между ними промежутки, – сказал Тегумай, но от волнения позабыл и НАЦАРАПАЛ ИХ БЕЗ ПРОМЕЖУТКОВ на куске свежей берёзовой коры.

– Ше-уа-лас уа-маре, – произнесла Таффи, читая по складам.

– На сегодня довольно, – сказал Тегумай. – Я вижу, что ты очень устала, Таффи. Но ты не смущайся. Мы уже завтра всё окончим, а помнить о нас люди будут ещё много-много лет после того, как срубят на дрова самые большие деревья, которые ты здесь видишь.

Они вернулись домой. Целый вечер Тегумай сидел по одну сторону очага, а Таффи по другую. Они рисовали уа, уо, ше, иши на закоптелой стене и до тех пор шушукались и пересмеивались, пока мама не сказала:

– Право, Тегумай, ты ничем не отличаешься от Таффи.

– Не сердись, мамочка, – убеждала Таффи. – У нас с папой секрет. Мы сами всё тебе расскажем, когда настанет время, только, пожалуйста, сейчас не расспрашивай, а то я не выдержу и разболтаю.

Мама не стала расспрашивать. На следующий день Тегумай ушёл ранёхонько к реке придумывать новые знаки, а Таффи, когда встала, увидела слова уа-лас (воды нет, вода кончилась), написанные мелом на стенке большого каменного чана, который стоял около входа в пещеру.

– Гм! – ворчала Таффи. – Эти картинки-звуки бывают иногда совсем некстати. Папа как будто пришёл сюда и велел мне принести воды в чан, чтобы маме было на чём готовить.

Она пошла к ручью за пещерой и, набирая воду ведром из берёзовой коры, наносила полный чан. Затем она побежала к реке и дёрнула папу за левое ухо. Это ухо принадлежало ей, и она могла его дёргать, когда была умницей.

– Ну, давай рисовать остальные звуки, – сказал папа. Они целый день провели за делом, отрываясь только, чтобы позавтракать и немного побегать. Когда они дошли до звука т, то Таффи заявила, что с этого звука начинаются их имена – её, папино и мамино – и потому надо нарисовать семейную группу, где бы они все трое держались за руки. Это легко было нарисовать раз-другой, но когда пришлось повторить то же самое шесть-семь раз, то Таффи и папа справлялись всё хуже и хуже, и, наконец, от рисунка остался один высокий, худой Тегумай, протягивающий руки жене и дочери. На картинках видно, как это постепенно делалось.

Многие другие рисунки были так замысловаты, что их трудно было выцарапывать, особенно натощак. Но по мере того как их снова и снова царапали на берёзовой коре, они становились проще и яснее, и наконец Тегумай остался совсем доволен. Они повернули шипящую змею на другую сторону, чтобы получить Г.

Очень часто у них попадалось Е, и во избежание недоразумений они совсем загнули отломанную скорлупку яйца. Звук З получился из рисунка, изображающего священного для тегумайцев зверя – бобра.

Некрасивый носовой звук Н они хотели изобразить в виде носа и рисовали носы до тех пор, пока у них остались чёрточки, которые они продолжили вверх и вниз. Пасть жадной щуки дала твёрдый звук Д.