— Неужели не заметил? Огромный, похожий на викинга мужчина, две белокурых красотки, сэр Саймон и человек, лицом похожий на коршуна.

Рен отпрянул:

— Я слышал истории, но…

— И я начинаю думать, что кое-кто из слуг на самом деле слугами не были, — продолжала Калли. — Их нисколько не испугала пылающая адская птица в центре бального зала. И, кроме того, мама всегда говорила, что из бывших солдат выходят лучшие дворецкие. Испытание огнем, как она выражается.

Рен покачал головой. Она связала все концы, а он ничего не замечал, пока не стало слишком поздно.

— И я где-то видела этого здоровенного повара, но боюсь, сейчас разум затуманен.

Рен положил на ее руку свою.

— Калли, прекрати!

Из-за своей сообразительности она может попасть в беду. Если продолжит донимать его вопросами, и кто-то подслушает…

Поэтому он рассказал ей. Все, с самого начала, когда в игорном заведении его завербовал старый однокашник, узнавший, что его родные умерли. Тренировки, задания — никаких подробностей, конечно, — ощущение, что он стал частью чего-то большого, чего-то важного.

А потом — предательство. Кто-то в клубе назвал его настоящим именем. Его жизнь и жизни многих других продали в обмен на золото. На него напали и бросили, посчитав мертвым. Его судьба необратимо изменилась.

Калли смотрела на мужа полными боли глазами. Боли за него.

— Но не могли же они все сразу тебя предать! Почему ты так их ненавидишь?

Рен коротко засмеялся: хриплый, полный отчаяния звук.

— Никакой ненависти.

Она вдруг ахнула.

— О господи, ты любишь их! И скучаешь!

Его передернуло.

— Любил когда-то. Но сейчас не могу доверять. Я скучаю по ним. И по себе, прежнему. В ту ночь на пристани я потерял все. Когда я их увидел…

Он осекся, не в силах продолжать.

— Когда видишь их, видишь молодого Рена Портера, здорового и сильного…

Закрыв глаза, он коснулся лбом ее лба.

— Нет, я не вижу себя прежнего. Там, где был я, зияет пустота. Тот Рен давно мертв.

Она долго молчала: вещь настолько необычная, что он даже отвлекся от невеселых мыслей.

— О чем ты думаешь?

Должно быть, о чем-то интересном…

— Как выглядит тот лабиринт, что за домом? Эти кусты самшита очень стары.

Опять растения. Должно быть, действие опиума.

Рен со смехом вздохнул:

— Во времена моего кузена за ними прекрасно ухаживали. Парк был как картинка. Люди приходили издалека, чтобы им полюбоваться, и мой кузен всегда с гордостью показывал им кусты и другие растения. В детстве я всегда играл здесь летом. И, едва выйдя из экипажа, решил разгадать тайну лабиринта. На это ушло несколько недель, но я все еще помню, как из него выйти, даже сейчас.

— Это классическая схема, вполне возможно, оригинал Бэтти Лэнгли, еще с восемнадцатого века, поскольку кусты действительно очень стары.

Она устремила на него рассеянный взгляд и улыбнулась.

— И твое молодое воплощение не умерло. Ты помнишь лабиринт, словно ходил по нему вчера.

— Я помню все, Калли.

Рен осторожно обнял ее.

— Сначала я думал, что мне снятся кошмары. Но потом обрывки образов приобрели значение и смысл. Я жил в темноте достаточно долго, чтобы снова представлять их, оживших, охваченных паникой, старавшихся вдохнуть поглубже, — и помнил каждый мучительный момент, когда меня убивали.

Она прижалась к нему.

— Почти, но не убили.

— Да. Почти, но не убили.

— Расскажи. Расскажи о каждом мучительном моменте. Громко и смело.

— Нет.

— Но это поможет, обязательно поможет.

Она откинула голову, чтобы взглянуть в его лицо.

— Я серьезно, Рен. Знаешь, что происходит, когда слишком часто рассказываешь анекдот? В первый раз воспоминания настолько сильны, что ты словно переживаешь полученное впечатление, но потом ты больше вспоминаешь собственные рассказы. Истинные воспоминания словно отступают. И каждый раз все дальше, пока не окажется, что ты передаешь воспоминание о воспоминании. И анекдот становится всего лишь историей.

— Нет.

— Но почему?

— Потому что эта история не для женских ушей. Потому что уже за полночь. Потому что ты ранена и нуждаешься в отдыхе.

— Но как насчет этих людей? Что, если они все еще в деревне?

Его руки конвульсивно сжались:

— Я смогу встать перед ними лицом к лицу, если ты будешь рядом.

Ее руки скользнули под его жилет.

— Вот увидишь, я просто приклеюсь к тебе. И как бы я хотела тебя погладить. Особенно попу…

Он тихо рассмеялся, и она ошеломленно моргнула:

— Неужели я сказала это вслух?

— Сказала. И я всегда буду хранить эти слова в душе.

Она не обиделась на его веселый тон. Ей нравилось смешить его.

— Я люблю посмеяться с тобой.

Она бы хотела смешить его вечно. Смешить, заставлять стонать, реветь в оргазме, пока она сосет его фаллос.

— Калли, ты говоришь во сне. Я бы позволил это, но твоя мать ждет, чтобы сменить меня.

— Мама всегда не прочь поговорить об оргазмах.

— Зато возражаю я. Почему бы тебе не подумать о чем-то еще?

Ей нравилось думать о Рене. Дорогом, вечно грустном, сильном Рене. Она так его любит.

Но Рен ее не любил. И совсем не верил. Считал, что она бросит его, но она этого не сделает. Никогда! И ни за что. Ее сердце разрывалось при мысли о том, что он ей не верит.

Она тихо заплакала во сне. Теплые слезы падали в ладонь Рена.

Она никогда не сможет заставить его поверить.

Кто-то нежным поцелуем коснулся ее лба:

«Я верю, Калли. До меня, конечно, не сразу доходит истина, но в конце концов я все понимаю.

И клянусь, больше никогда не допущу, чтобы ты пострадала из-за меня».

Когда-то он жил, постоянно подвергаясь опасности, умея выжить исключительно благодаря интуиции и проницательности. С той минуты, как Калли его разбудила, он снова обрел и то и другое. И сейчас между лопатками кололо, а волоски на затылке стояли дыбом.

Разбитая лестница, запертая дверь в подвал, обезумевшая лошадь.

Кто-то желал им зла.

Наутро Рен нашел Дейда на конюшне. Одетый в широкую кружевную сорочку прошлого века, тот кормил престарелых упряжных лошадей.

Дейд виновато глянул на Рена:

— Я нашел ее в одной из спален. У нас не было времени собрать вещи, когда Атти пропала. У меня больше ничего нет.

— Заткнись и слушай.

Дейд неприязненно глянул на него, но у Рена не было времени на братские любезности.

— Мне нужно, чтобы ты увез Калли. Завтра же. Я бы отправил вас сегодня, но не уверен, что она сможет двигаться. Все вы уберетесь завтра. Проваливайте отсюда.

— Послушайте, Портер, о чем вы? — непонимающе пробормотал Дейд.

Рен толкнул его в грудь обеими руками.

— Слушай меня, говорю. Кто-то несколько раз покушался на нее.

— Черт возьми! — ахнул Дейд.

— Первое покушение произошло на следующий день после ее приезда.

Рен наскоро рассказал обо всем, проклиная себя за то, что не поверил раньше, и за то, что так сильно нуждался в Калли, что не смог с ней расстаться. Даже когда поверил…

— Я не в силах и дальше подвергать ее опасности. То место, где ты провел ночь…

— Дом Уинкомов. Это в двадцати милях к юго-востоку, по дороге к Лондону.

Двадцать миль — достаточно далеко.

Рен потер лицо. Так ли это? Сумеют ли руки мстителя дотянуться до этого дома? Если он пришел из прошлого Рена, не было на земле места, где бы Портер и его жена оказались в безопасности.

Он заставил себя продолжать разговор:

— Дальше ехать все равно нельзя. Она просто не выдержит долгой дороги.

— Она вообще не должна путешествовать, — нахмурился Дейд. — Почему вы не отослали ее домой неделю назад?

Рен проигнорировал вопрос:

— Ты согласен? Увезешь ее завтра?

Дейд долго смотрел на него, прежде чем ответить:

— Да, увезу. Если она поедет. Я не раз пытался ее уговорить. Но она еще упрямее Атти. Просто характер спокойнее.