Литмир - Электронная Библиотека

– Да что я такого сказал, что вы все утыкаете? – вскипел выведенный из себя Шведов. – Шуток не понимаете? Думаете, глупее я паровоза, не понимаю, что к чему?!

– Раз понимаешь – не трепли чего не следует. Шуткам тоже место и время знать надо.

– Знаешь что, Коля, сказал бы я тебе пару ласковых, да боюсь, не поймешь. До того вы с Колычевым прямые и правильные – аж скулы ломит. Не люди, а уставы ходячие.

– По-твоему, значит, быть прямым и правильным предосудительно?

– Прямым, но не прямолинейным до абсурда. В тебе ведь тонкости – в телеграфном столбе кривизны больше. Ну, виноват я, знаю. Неужели теперь носиться со своей виной как с писаной торбой и кричать о ней на каждом углу? Извини, не могу. Характер, понимаешь, не тот…

– Тебя никто и не заставляет!

– Зато ты попрекаешь. Что ни слово, то укор или поучение.

– Хорош, братва! Рви стоп-краны, – гася неприязненную вспышку, вмешался Павел. – Все мы здесь виноватые – лишний раз делить нечего. Главное, чтоб в будущем в норму все пришло. А ты, Шведов, в самом деле – укороти язык. Мозги у тебя не набекрень, так пусть он их не опережает…

Договорить им не дали: от порога раздалась команда выходить во двор и строиться в колонну по четыре. Спустя несколько минут неполная сотня штрафников нестройно прошагала по торной дорожке, уводившей сквозь редкий соснячок в юго-западную часть лагеря, где были оборудованы землянки под жилье.

По пути миновали второй КПП, рядом с которым, сразу за колючим ограждением, приютился в укромном закутке нешумный, но буднично-хлопотливый базарчик Голодные глаза жадно обыскали торговые ряды, выделили расставленные на земле крынки с молоком, сложенные горкой румянистые теруны – большие лепешки, искусно выпекаемые пензяками из тертого с кожурой картофеля, мешочки с ядовитым самосадом, миски с солеными огурцами и помидорами. И каждый, вероятно, в этот момент испытал один и тот же искус, потому что все очень уж углубились в себя, остерегаясь прямо смотреть на соседа. И только Салов, проводив базарчик в последний раз завистливым, тоскующим взглядом, шумно вздохнул, не то всерьез озлясь, не то делано печалясь:

– А и гляди, начальнички-то какие нам попали фартовые. Битые мужики, ничего не забыли: ни обмотки, ни мешки. А того не подумали, что они к пустому желудку как нищему легавый. Счас бы на тот толчок да попастись от вольного.

На его замечание никто не ответил. Оно лишь придало штрафникам невысказанной, самоедской горечи и желчи.

Вскоре по обе стороны дорожки возникли за деревьями и потянулись вереницей штабеля заготовленных бревен, навесы для лошадей, различные подсобные и складские помещения. Затем показались и жилые землянки.

* * *

Штрафников провели в дальний конец лагеря и определили в одну из четырех землянок, находившихся несколько на отшибе, в самом углу. В отличие от остальных, таких же приземистых, наполовину врытых в землю, эти четыре были обнесены колючей проволокой, хотя никем не охранялись.

Внутри помещение оказалось темноватым, поскольку окошек в стенах не делали, но достаточно просторным и удобным. По обе стороны широкого прохода тянулись земляные нары с деревянными подголовниками и щедро накиданной соломой вместо тюфяков. Слева и справа от входа стояли бачки с питьевой водой и пирамиды для оружия. Две железные бочки, приспособленные под печки, посвечивали раскаленными боками.

Бывалые солдаты, торопясь «забить» лучшие места – поближе к огоньку! – не мешкая полезли на нары, стали набивать вещмешки соломой – чем не подушка? Их примеру последовали и остальные. И только дружки Мани Клопа, не переносящие света, сговорчиво подались в дальний, теряющийся в потемках угол и сразу затеяли там какую-то шумную, подозрительную возню.

Вглядевшись в тот угол повнимательней, Шведов изумленно присвистнул, толкнул в бок Кускова.

– Вот дают, ловкачи! Глянь, Андрюха, что выделывают.

Приподнявшись заинтересованно на локте, Павел напряг зрение и явственно различил стоявшего на коленях Гайера. Сбросив шинель и гимнастерку, уголовник торопливо стаскивал с себя нательную рубаху. Затем еще одну и еще. Таким же образом появилась на свет лишняя пара кальсон.

Павел с трудом верил собственным глазам, ведь стоял в очереди вслед за Гайером и ничего подозрительного не заметил. Неужели тот смог стащить белье на глазах у целой сотни людей?

Между тем Карзубый, сграбастав рубахи и кальсоны, засунул их за пазуху и опрометью выскочил из землянки наружу. А когда через некоторое время вернулся, прошмыгнув в угол, следом по проходу распространился дразнящий запах вареного картофеля. «На толчок сбегал!» – догадался Павел, почувствовав против воли некоторую зависть к умению блатняков извлекать выгоду из любого положения.

Усевшись в кружок, «хевра», как величали себя уголовники, предалась шумному чванливому пиршеству. В центре, подогнув ноги по-воровски, важно восседал Маня Клоп, а по правую его руку – обласканный виновник торжества Гайер. Разыгрывая спектакль, рецидивисты умышленно громко чавкали, похвалялись блатной смекалкой и ловкостью, наперебой превозносили воровские заслуги Гайера.

– Я о тебе еще от Химика слух имел. Он о тебе на пересылке толковищу вел. Ты, говорил, Гайера не знаешь – чистодел, каких мало. У любого, мол, шкарята на ходу поблочит, – покровительственно признавал Клоп.

– Это еще что! – умилялся Семерик. – Ты бы видел, Клоп, как он в камере у одного фрея «сидор» по соннику увел, прямо с подголовы!

– А я его еще и по воле знаю! – похвалился Башкан, запивая кусок аппетитного, круто посоленного ржаного хлеба водой из жестяной кружки.

Мельком оглядев штрафников, Павел был неприятно поражен тем, с какой ищущей готовностью оказаться в кругу уголовников – только помани горбушкой хлеба – наблюдали за «хеврой» Туманов и некоторые другие. Уловка Мани Клопа и его дружков не хитрая, но верная, испытанная: когда рассудок приглушен воплями брюха, легче совратить, одурачить неокрепшую, неустойчивую душу ловкими бреднями о заманчивых благах воровской жизни. Глядишь, и попадет кто, вроде Бори Рыжего, в расставленные сети.

«Твари поганые! Знают, когда и на какую мозоль надавить, специально души травят!» – все больше и больше озлобляясь против ворья, думал Павел, устраиваясь на нарах так, чтобы не слышать противного чавканья, доносившегося из чуждого угла.

Рядом ворочался и тяжело вздыхал о чем-то напряженно размышлявший Махтуров.

– Знаешь, Паш, наверно, я давеча был не прав, – наконец раздумчиво, как бы освобождаясь от мучившей его тяжести, произнес он. – Никак нельзя нас с этой поганью уравнивать. Равная у нас только возможность искупить вину.

– Пожалуй…

Мучил голод. Из воровского закутка по-прежнему слышались намеренно громкие дифирамбы в честь чистодела – ширмача Гайера. Остальные штрафники подавленно молчали.

Глава вторая

Ночью с ротной кухни пропали мясо и комбижир. На завтрак повар с повозочным привезли бачки с пустым супом.

Получив положенный черпак похлебки, Туманов поставил котелок на нары, с обиженной миной поскреб ложкой по дну.

– Не бойсь – не сломается! – деловито, будто и не иронизировал вовсе, утвердил степенный калмыковатый Костя Баев.

– Ну и харч! Что там был, что здесь – одна чертовина! Чтоб им всем повылазило!

– Неужто норма такая армейская, ребяты?

– Забыли повара съестнуху в котел бросить, что ли? Жмоты! У самого морда – только что не лопается. Кирпичи сушить можно!

– Глянь, глянь! И ухом не ведет, паразит такой! Будто его не касается!.. – поднялись отовсюду недовольные, возмущенные голоса штрафников.

– Норма как норма. И мы здесь ни при чем, – невозмутимо раздавая черпаки, парировал повар. – Если б не сперли мясо с жирами, был бы и вам добрый суп, как всем людям.

– Вот и кормили бы своей бурдой тех, кто спер. Мыто при чем?

– Вы же, сволочи, и сперли.

– Но-но! Кто это вы? Ты видел?

6
{"b":"199809","o":1}