— Ты не мог этого предвидеть, — настаивала Женевьева. — И неужели ты думаешь, Хейдон, что Винсент позволил бы тебе забрать ее? Он бы побежал за тобой и силой вернул Эммалайн, он обратился бы в полицию. И то и другое лишь добавило бы горестей восьмилетней девочке. Ситуация была безвыходной. Ты не имел законных прав на Эммалайн. Оставляя ее с Винсентом, ты считал, что поступаешь единственно возможным образом.

— Ты тоже не имела законных прав на Джейми, Аннабелл, Саймона и других детей, — отозвался Хейдон. — Однако ты сумела спасти их от жизни, полной горя и одиночества, потому что боролась за них.

— Я имела права на Джейми, — возразила Женевьева. — потому что он мой единокровный брат…

— Ты не могла этого доказать.

— Возможно, но все сочли это правдой.

— На остальных детей ты не имела прав.

— Это другое дело, Хейдон…

— Почему, черт возьми? — взорвался он.

— Потому что они больше никому не были нужны. — Тихий и мягкий голос Женевьевы успокаивал его бессильную ярость. — Неужели ты не понимаешь, Хейдон? Ты не мог забрать Эммалайн, потому что Винсент не хотел ее отдавать. Возможно, если бы у тебя было больше времени, ты нашел бы способ пробудить в нем сострадание к девочке и убедить его отдать ее тебе.

Хейдон отвернулся, уставясь на стену.

— Откуда ты мог знать, в каком отчаянии пребывала Эммалайн? — продолжала Женевьева. — Ты ведь даже ни разу не говорил с ней. Не сомневаюсь, Хейдон, что если бы ты мог представить себе состояние девочки, то сделал бы все, чтобы забрать ее у Винсента.

Хейдон закрыл глаза, пытаясь не слушать ее утешений. Он их не заслуживал.

— Когда я впервые увидела тебя, ты был избит почти до бесчувствия, пытаясь спасти Джека. А ведь Джек даже не был твоим другом — он был всего лишь жалким, никому не нужным воришкой. Но ты защитил его, зная, что тебя изобьют, если не убьют вовсе. Потом, когда Шарлотту приговорили к тюремному заключению, ты отправился к Томпсону и потребовал освободить ее. Ты понимал, что в тюрьме любой может узнать тебя — если не по лицу, то по голосу или по походке — и, если бы это случилось, ты попал бы на виселицу. Но угроза казни тебя не остановила. Ты рисковал жизнью ради девочки, которую знал всего две недели.

— Я очень привязался к Шарлотте.

— Знаю. — Она положила ему руку на плечо. — Ты был готов пожертвовать собой, понимая, что Шарлотта не вынесет тюрьмы. Я уверена, ты сделал бы то же самое и для Эммалайн. Будь у тебя побольше времени, ты нашел бы способ помочь ей. Ты чувствуешь свою вину за то, что бросил дочь с момента ее появления на свет, но ведь до того, как ты увидел ее на похоронах Кассандры, ты не сомневался, что девочка счастлива. Поняв, что это не так, ты сразу же попытался ей помочь. В тот день ты не смог помочь Эммалайн, но потом ты обязательно что-нибудь придумал бы. Тебе просто не хватило времени.

Хейдон молча смотрел в сторону. Есть ли в словах Женевьевы хоть крупица правды? Он не был в этом уверен. Ему казалось, что, когда он откроет перед ней мрачные бездны своей души, Женевьева отшатнется от него, но вместо этого она страстно защищала его от самого себя.

Повернувшись, Хейдон привлек к себе Женевьеву. Он больше не хотел думать ни об Эммалайн, ни о Кассандре, ни о других своих прегрешениях. Оставались дни или даже часы до того, как власти поймут, что бежавший из тюрьмы лорд Рэдмонд этим вечером находился в Глазго, и начнут охоту за ним. Время, которое он мог провести рядом с Женевьевой, стремительно истекало, и мысль об этом была невыносимой. Хейдон посмотрел ей в глаза.

— Что бы ни случилось со мной, ты должна кое-что знать.

Она молча смотрела на него.

Хейдон колебался. В течение многих лет он использовал бесчисленные сентиментальные фразы, обращаясь к женщинам, с которыми делил постель. Но ни одна из них не могла передать чувства, которые он испытывал к Женевьеве. Послезавтра они расстанутся. Возможно, его схватят или же ему придется провести жизнь, спасаясь от правосудия. Хейдон не знал, увидятся ли они когда-нибудь снова.

— Нет ничего на свете, чего я не сделал бы для тебя, будь у нас побольше времени. Понимаешь? Ничего!

Женевьева не сводила с него глаз, словно пытаясь заглянуть ему в душу.

Внезапно она обняла и крепко поцеловала Хейдона. Лицо его стало мокрым от ее слез.

— Я приготовила вам в дорогу немного еды. — Юнис протянула Хейдону объемистый пакет, завернутый в алую материю. — Вам ведь нужно будет перекусить.

Хейдон посмотрел на сверток, который, судя по размеру, мог кормить весь дом целую неделю, понятия не имея, куда его деть.

— Спасибо, Юнис.

— Неужели вы собираетесь оставить здесь этот прекрасный вечерний костюм? — Оливер провел узловатой рукой по рукаву висящего в гардеробе костюма. — Он почти новый.

— Можете оставить его себе, Оливер. — Хейдон вынул из чемодана рубашку и жилет, пытаясь освободить место для свертка с едой. — Сомневаюсь, что буду в ближайшее время посещать званые вечера.

Оливер усмехнулся.

— А где, по-вашему, мне носить такой костюм?

— Носите дома, — предложил Хейдон. — Вы будете самым нарядным дворецким в Инверэри.

— Он мне великоват, — с сомнением произнес Оливер.

— Я могу его ушить, Олли, — заверила его Дорин. — Капелька работы иглой, и ты будешь выглядеть как принц.

— Ты думаешь? — Идея показалась ему удачной. Сняв с вешалки сюртук, он напялил его на свою тощую фигуру и удрученно посмотрел на рукава, болтающиеся ниже пальцев. — Думаю, капелькой работы тут не обойтись.

— Вы уверены, что должны уходить прямо сейчас? — спросила Юнис. — Вряд ли мисс Женевьева поняла, что вы собираетесь исчезнуть в ее отсутствие. Она расстроится из-за того, что не попрощалась с вами.

Лицо Хейдона ничего не выражало.

— Так будет лучше.

Он и Женевьева вернулись накануне поздно вечером и провели страстную ночь в ее постели. Хейдон поднялся до рассвета и перебрался в свою комнату. Утром они спустились в столовую и поведали семейству о триумфальном успехе выставки Женевьевы. Всеобщую радость омрачила весть о том, что Хейдон скоро должен уйти.

После завтрака Женевьева отправилась в банк договориться об условиях первой выплаты из суммы, вырученной от продажи картин. Она просила Хейдона сопровождать ее, но он отказался, сославшись на другие дела. Женевьева с тревогой посмотрела на него. Похоже, она подозревала, что он хочет уйти, пока ее не будет дома.

Хейдон улыбнулся и сказал, чтобы она возвращалась поскорее, как будто намереваясь снова увидеться с ней.

Ему не хотелось вводить Женевьеву в заблуждение, но мучительная сцена расставания была бы невыносимой. Хейдон уверял себя, что так будет лучше для всех. Простившись с детьми, Оливером, Юнис и Дорин, он отправится с дилижансом в Эдинбург. Хейдон уже велел Женевьеве говорить всем, что ее муж едет во Францию через Эдинбург и Лондон. Он заранее оплатил проезд до Эдинбурга, дабы предоставить доказательство, что Максуэлл Блейк действительно отправится туда.

В Эдинбурге он сбросит ставшую привычной личину Максуэлла Блейка и двинется на север в Инвернесс.

Единственная возможность зажить прежней жизнью и не проводить остаток дней в качестве беглеца — это найти человека, который подослал к нему убийц в ту роковую ночь. Тогда он сможет доказать властям, что был жертвой неудавшегося покушения. Хейдон уже составил перечень тех, у кого имелись причины желать ему смерти.

Список получился удручающе длинным.

За свою жизнь Хейдон успел переспать с великим множеством женщин, многие из которых были замужем, так что целая стая оскорбленных мужей с радостью увидели бы его в гробу. Разумеется, Винсент принадлежал к их числу, но он уже отомстил Хейдону, погубив Эммалайн. Вряд ли его злоба так ненасытна. К мужьям приходилось прибавить и леди, которые были весьма недовольны, когда их связь с Хейдоном подходила к концу. И наконец целый парад кузенов, теть, дядь и более дальних родственников, содрогнувшихся от ужаса, когда Хейдон унаследовал титул маркиза Рэдмонда. Они с полным основанием опасались, что он пустит по ветру все состояние, предаваясь безудержному пьянству и игре. Кроме того, у него полностью отсутствовал интерес к делам. Хейдон и вправду промотал значительную часть денег в хмельном угаре после смерти Эммалайн. Это, безусловно, взбесило его кузена Годфри — напыщенного осла, стремящегося унаследовать титул, что могло произойти только в случае смерти Хейдона. Конечно, сам Годфри едва ли способен на убийство, но вполне мог воспользоваться чьими-то услугами.