За дверью послышался голос Джейми:

— Женевьева, мы для тебя кое-что приготовили. Она улыбнулась, пытаясь угадать, какую игру затеяли дети.

— Думаю, Джек, мы с тобой слишком долго задержались здесь. Наверное, дети хотят чаю.

Джек закрыл книгу. Он испытывал странную гордость, проведя столько времени наедине с Женевьевой.

— А мы можем завтра еще раз вместе посмотреть эту книгу?

— Конечно.

— Впусти нас, Женевьева! — взмолился в коридоре хор голосов, в дверь постучали.

— Входите, — разрешила она.

Дверь распахнулась, и дети буквально втолкнули Хейдона в комнату.

— Расскажите ей! — кричали они, танцуя вокруг него.

Хейдон извлек из кармана конверт и вложил его в руку Женевьевы.

— Что это? — озадаченно спросила она.

— Два билета на дилижанс в Глазго. Мы уезжаем в пятницу на будущей неделе.

Женевьева недоуменно сдвинула брови.

— Мы едем в Глазго?

— Разумеется. Известный художник Жорж Булонне собирается в следующую субботу открыть свою первую выставку в Шотландии. Мы должны выбрать пятнадцать лучших ваших картин и завтра доставить их в галерею мистера Альфреда Литтона. Он отправит их в Глазго, и там подберут для них подходящие рамы.

— Но мы не можем себе позволить ехать в Глазго, — запротестовала Женевьева. Она с трудом понимала смысл сказанного Хейдоном. Она твердо знала только одно, и это она немедленно высказала вслух: — У нас нет на это денег.

— Есть. Мистер Литтон быстро сообразил, что появление таинственного мсье Булонне на открытии выставки будет весьма кстати. Я не мог обещать ему этого, но упомянул, что мой эксцентричный друг скорее согласится приехать в Глазго, если я буду там. Коль скоро я недавно женился и не хотел расставаться с моей очаровательной супругой, мистер Литтон любезно предложил оплатить все наши расходы.

Женевьева недоверчиво уставилась на него. Перспектива увидеть свои работы в картинной галерее казалась просто непостижимой.

— Но я не могу оставить детей…

— Конечно, можешь, девочка, — прервал Оливер. — Я за ними присмотрю.

— Не ты один, — фыркнула Юнис. — Мы с Дорин позаботимся, чтобы дети были сыты и ложились спать в восемь вечера. Можете ехать в Глазго и ни о чем не беспокоиться.

— Подумать только! — воскликнул Саймон, хватая Женевьеву за руку. — Твои картины увидит весь мир!

— Но никто не узнает, что ты — художник, — задумчиво промолвила Аннабелл. — Когда-нибудь я напишу об этом пьесу и сыграю в ней главную роль, конечно, не упоминая твоего имени.

— А я сошью для твоей пьесы красивые костюмы, — предложила Грейс. — Зрителям они так понравятся, что вскоре о них заговорят в Париже и я стану богатой и знаменитой. — Внезапно она поджала губы, неодобрительно глядя на Женевьеву. — Ведь ты не собираешься ехать в этом в Глазго? Ты выглядишь так, словно оделась на собственные похороны.

Женевьева смущенно потрогала простую черную юбку.

— В самом деле?

— Я не могу носить черное, — с серьезным видом заявила Аннабелл. — От этого моя кожа кажется желтой.

— У Женевьевы есть другие платья, — заверила Шарлотта.

— Но они такие же темные и безобразные, — возразила Аннабелл. — И к тому же поношенные.

— Должно же найтись хотя бы одно, которое прилично выглядит. — Шарлотта с надеждой посмотрела на Женевьеву. — Правда?

— Значит, у нас есть деньги, чтобы уплатить банку? — поинтересовался Джейми, не видевший ничего плохого в платье Женевьевы.

— Пока еще нет, — ответил Хейдон, — но я надеюсь, что, когда публика увидит в галерее картины Женевьевы в красивых рамах, их тут же купят.

— Вот тогда у нас будет достаточно денег, чтобы заплатить банку, и мы сможем жить здесь всегда! — восторженно пискнул Саймон.

— Во всяком случае, мы сумеем расплатиться хотя бы частично, — согласился Хейдон, стараясь умерить их пыл. — Но, если эта выставка пройдет хорошо, мы сможем устроить другие — в Эдинбурге и даже в Лондоне.

— Думаю, вам понадобится пышный наряд, чтобы щеголять в нем в Глазго в качестве миссис Блейк. — Юнис окинула Женевьеву критическим взглядом. — Ведь ваш муж считается другом знаменитого художника.

— У меня нет ни лучшего платья, ни денег, чтобы тратить их на такую чепуху, — сердито прервала ее Женевьева.

Но, несмотря на свою практичность, Женевьеве хотелось надеть на выставку что-нибудь элегантное. Она уж и не помнила, когда покупала себе новое платье, тем более вечерний туалет.

— Возьмите, — Хейдон сунул Юнис в руку несколько банкнот. — Отведите вместе с Дорин Женевьеву в магазин и проследите, чтобы она купила себе что-нибудь получше.

Глаза Женевьевы расширились.

— Где вы взяли эти деньги?

— Мистер Литтон дал мне аванс под продажу картин. Он сказал, что это покроет расходы мсье Булонне, если тот решит ехать в Глазго. А теперь, — с усмешкой добавил Хейдон, — выясняется, что мсье Булонне необходимо новое платье.

Золотистый свет просачивался по бокам задернутых портьер из окон первого этажа, отбрасывая слабые отблески в морозную темноту улицы. Тяжелые занавеси на позволяли разглядеть силуэты тех, кто двигался за ними, повергая в отчаяние Винсента, наблюдавшего за домом мистера и миссис Максуэлл Блейк.

Только колоссальное усилие воли помогло ему остаться на месте, когда он увидел Хейдона, выходящего из парадной двери. Винсент сразу узнал его. В течение многих лет Хейдон был постоянным гостем в его доме, прежде чем Винсент обнаружил, что этот вечно пьяный болван пользуется не только щедро предлагаемыми яствами и напитками. До тех пор он считал Хейдона всего лишь незначительным, но неизбежным приложением к любому званому обеду или приему в сельском доме. Хейдон играл роль обаятельного, праздного и беспечного младшего брата маркиза Рэдмонда. Беспечный гуляка унаследовал от знатных предков красоту лица и фигуры, но не ум и усердие, требующиеся от мужчины, который стремится завоевать подобающее место в жизни. Неумеренность во всем вкупе со смазливой внешностью и достаточным количеством денег делали его неотразимым для женщин, которые липли к нему, как мухи к варенью.

Винсента забавляло то, как представительницы слабого пола лезут из кожи вон, чтобы попасться на глаза Хейдону. Они использовали любую возможность для тайных свиданий на террасе, в розарии или в каком-нибудь темном углу, где их торопливые объятия и неискренние протесты могли остаться незамеченными. Победы Хейдона были для него таким же развлечением, как выпивка или карты. Для интереса Винсент заключал пари с другими гостями, угадывая, чью постель будет согревать их пьяный друг ближайшей ночью.

Однако Винсента отнюдь не позабавило, когда Кассандра однажды холодно сообщила ему, что Хейдон — отец его любимой пятилетней дочери.

Винсент никогда не думал о себе как о страстном мужчине, способном на бурные проявления любви и ненависти. Он всегда держался спокойно, хладнокровно и с достоинством. Кассандра порой обвиняла его, что у него внутри все замерзло. Но она была не права. Винсент был холоден с ней, потому что его избалованная жена не вызывала у него никаких чувств, кроме редкой похоти и постоянного отвращения. Однако его любовь к Эммалайн по силе превосходила любые чувства, которые ему когда-либо приходилось испытывать. Узнав, что он не отец девочки, оказавшейся плодом порочной страсти его жены и этого мерзавца Хейдона, Винсент почувствовал, как будто сердце, совсем недавно познавшее радость подлинной и чистой любви, вырвали у него из груди и раздавили ногой.

Но он не понимал, что эту любовь нельзя так просто уничтожить и что ему предстоит терпеть куда худшую боль.

Золотистые рамки вокруг оконных занавесей исчезали одна за другой, пока весь дом не погрузился во мрак. Винсент думал о Хейдоне, лежащем в теплой постели. Должно быть, и аппетитная мисс Макфейл, которая столь самоотверженно взяла на себя труд спасать и защищать его, устроилась рядом. Он пребывал в тепле и безопасности, а Эммалайн лежала в могиле. Такая несправедливость казалась невыносимой. Винсент ощущал жгучее желание ворваться в дом и вонзить нож в грудь Хейдону, наблюдая, как его глаза расширяются от изумления и ужаса и как горячая алая кровь стекает по простыням на пол.