Но она уже потеряла девять детей — весь её первый выводок, кроме этой упрямой девчонки, Флоры, и ей вовсе не хотелось терять ещё девять. Для неё школа была теперь местом смерти, и её долг — увести отсюда детей во что бы то ни стало.

— И твой долг — сопровождать нас, — заявила она мужу.

— Но, Цинта… — начал Драный Робин.

— Никаких «но», — сурово оборвала она супруга.

Вот так и получилось, что через несколько ночей Гиацинта вывела свою семью из учительской, из школы, провела через школьный двор и двинулась дальше, в поля.

За ней гуськом двигались девять мышат, а завершал шествие Робин, бросавший по сторонам испуганные взгляды. Так они и шли сквозь темноту.

По какой-то странной прихоти Гиацинта дала своему второму выводку имена цветов, начинающиеся с одной буквы, и, как только они покинули школьную территорию, она устроила перекличку:

— Лилия?

— Здесь, мама.

— Лютик? Лотос? Люпин?

— Здесь, мама, здесь, мама, здесь, мама.

— Лобелия? Левкой? Ликаста? Ландыш?

И в ответ дружный хор:

— Здесь, мама.

— Кого я ещё не назвала?

— Меня, мама, — послышался тоненький голосок.

— Ты кто?

— Лаванда, мама.

— И ещё я, Цинта. — Это обиженный Робин.

— Ах да! И ещё ты. А теперь держитесь поближе друг к другу, нос к хвосту, и ни звука.

«Иначе вас поймает сова, — подумала она. — Надеюсь, что мы скоро найдём себе убежище. И как только здесь живут полевые мыши?»

Для человека перейти через поле совсем нетрудно, но мыши скоро устали пробираться через стебли травы.

Несмотря на шёпот Гиацинты: «Тсс, мои хорошие!» и «Тихо, вы, дурачьё!» — отца, скоро вокруг раздавался уже целый хор жалобных голосов.

— Ну, далеко ещё?

— Мы уже пришли?

— Можно отдохнуть?

— Я устала.

— Мне холодно.

— Я хочу есть.

— Меня тошнит.

— У меня ноги болят, — пищали мышата, с трудом ковыляя вслед за матерью.

И наконец раздался жалобный крик самой маленькой, Лаванды:

— Мама! Стой! Я больше не могу идти.

Как раз в этот момент Гиацинта увидела в углу поля что-то большое и квадратное.

— Скорей, дети! — позвала она. — Мы уже почти пришли. — И она бросилась вперёд, к сложенным тюкам соломы. В этот момент с ветвей соседнего дерева послышался странный пугающий звук:

— У-гу! У-гу! — и потом: — Хо-хо-хо-о-о!

— Скорей! — крикнула Гиацинта. — Все бегом!

При звуке её голоса с ветки дерева сорвалась сова.

Бежавший последним Робин отчаянно подгонял обессилевших детей — Лилию, Лютика, Лотоса, Люпина, Лобелию, Левкоя, Ликасту, Ландыша и маленькую Лаванду, — и мышата из последних сил бежали к спасительному убежищу.

— Сюда! — крикнула Гиацинта, ныряя в щель между двумя тюками соломы.

Семья бросилась следом. И в этот момент сова беззвучно нырнула вниз. Её огромные, горящие жёлтым светом глаза не отрываясь следили за Робином, который замыкал вереницу мышей.

Уже оказавшись в безопасности, Гиацинта услышала пронзительный крик мужа — и вдруг всё стихло. Сердце тревожно замерло. «Его убили, — подумала она, — моего Робина убили. Не надо нам было покидать школу. Там этого никогда бы не случилось. Это я во всем виновата. Я одна. А теперь я стала вдовой».

Она собрала вокруг себя мышат.

— Дети, — горестно начала она, — ваш отец ушёл от нас.

— Куда он ушёл? — спросил Лотос.

— В мир иной.

— А где это, мама? — поинтересовалась Лобелия.

— За Невидимой Гранью. Он получил своё.

— Мам, что он получил-то? — не понял Люпин.

— Да перестаньте вы, наконец! — рассердилась Гиацинта. — Папа умер.

Наступила тишина. И только маленькая Лаванда очень тихо пискнула:

— Бедный папочка!

Вдруг Гиацинте показалось, что она услышала какой-то отдалённый звук. Это был глухой крик откуда-то из туннелей между тюками соломы, по которым они пришли сюда.

— Цинта! — снова раздался крик. — Цинта! Ты где?

«Призрак Робина, — с горечью подумала Гиацинта. — Теперь он будет преследовать меня до конца жизни».

Но крики становились всё громче, и вскоре показалось знакомое лицо. С растрёпанными усами и драным ухом, но всё-таки из плоти и крови.

— Ох, Цинта, — сказал Робин. — Я едва спасся.

На самом деле сова опоздала всего на какую-то долю мгновения. Когда она упала на землю, подняв когтями вихрь рассыпанной соломы, всё, что ещё осталось на виду от Робина, был хвост. Тот самый хвост, что и так уже укоротился в какой-то драке. Так что сове оставалось лишь клюнуть огрызок хвоста исчезающей мыши.

— Робин! — воскликнула Гиацинта.

— Папочка! — радостно завопили девять мышат.

— Ох, Робин! — вздохнула Гиацинта. — А я уже подумала, что потеряла тебя. Никогда ещё мне не было так плохо.

— Мне тоже, — признался Робин.

— Я слышала твой ужасный крик и решила, что тебе пришёл конец.

— Ну, в каком-то смысле… — сказал Робин, поворачиваясь так, чтобы им было видно. От хвоста остался лишь окровавленный обрубок.

— В школе не осталось ни одной живой мыши, — сказала директор. Но она была не права.

Более того, уже на следующий день мышей стало две.

Одной, конечно, была Флора. Другая принадлежала Томми, самому озорному и непослушному мальчику третьего класса.

На Рождество люди иногда дарят друг другу совсем неподходящие подарки. Часто ими оказываются домашние любимцы. Все знают, что много щенков бывает куплено не теми людьми и не с той целью, а потом эти бедняги оказываются выброшенными на улицу.

С мелкими животными может произойти то же самое. Томми получил на Рождество ручную мышку. Несколько дней она была для него интересной новой игрушкой. Он с удовольствием кормил её и смотрел, как она бегает в маленьком беличьем колесе, укреплённом в клетке. Но скоро ему всё это наскучило. Мыши тоже было скучно, именно поэтому она и бегала в колесе. И тут Томми в голову пришла блестящая идея.

Он вспомнил, какое отвращение вызвал у директрисы мышиный помёт, оставленный на классном журнале в конце прошлого семестра. «Готов спорить, она до смерти боится мышей, — подумал он. — И другие учителя тоже, если повезёт. Возьму-ка я эту мышь в школу и посажу ей на стол. Вот визгу-то будет!»

Вот так и получилось, что в первый день весеннего семестра Томми принёс свою мышь в школу. Тайком, разумеется, потому что брать животных в школу категорически запрещалось. Он принёс её в картонной коробке и положил в ящик, где хранились его книги. Даже его друзья не знали об этом.

Всё утро он представлял себе эту сцену. Надо подождать большой перемены, и, когда они вернутся после обеда, перед самым приходом директрисы он достанет мышь из коробки и посадит ей на стол. Ну и пусть его накажут. Наплевать! Зато он увидит её лицо и услышит визг!

Однако, как известно, даже самые лучшие планы, касающиеся людей и мышей, не всегда срабатывают. Когда Томми вернулся с большой перемены и открыл коробку, она оказалась пустой. В углу у неё была прогрызена маленькая дырочка, как раз для мыши.

Весь день Томми ждал, шныряя глазами по всем углам класса. Эта мышь должна быть где-то здесь. Всё будет хорошо, если он сумеет найти и поймать её. Но мыши нигде не было.

«Может, она найдётся завтра, — сказал себе Томми. — А если и нет, так какое мне дело? Всё равно эта дурацкая мышь мне уже надоела».

Но ни на следующий день, ни через день мышь так и не показалась.

Флора понемногу входила в ритм учёбы нового, весеннего семестра. Идея с книжной полкой оказалась очень удачной — та служила ей и как дом, и как наблюдательный пункт. Выглядывая между свободно стоящими книгами, Флора-второклассница видела гораздо больше, чем Флора-первоклассница, которой приходилось смотреть из щели в стене.